Наследники Тимура - А. Валевский

Их появление было встречено недоверчивыми шутками:

— Слабосильная команда на помощь прибыла! Теперь держись, ребята!

Но это не смутило девочек.

— Эй, кто тут главный инженер? — громко и решительно крикнула Тося Пыжова. — Ну, чего скалишь зубы? — одернула она кривлявшегося перед ней Пальку. — Пусти-ка, цыпленок!

Она взяла у него из рук лопату, ловко подковырнула обломок кирпичной кладки весом в полпуда и легко бросила его на санки.

— Давай вези! С тебя хватит, а то надорвешься, малыш!

К девочкам сразу подошли Буданцев, Саша Кудрявцев, Бунчук, Силаев и Виктор. Они живо уняли насмешников, приветливо встретили девочек и тотчас снабдили их рабочим инструментом.

«Женская бригада» была «брошена» на выравнивание и утрамбовку снежного покрова.

Позже «летописец» отряда — Толя Силаев, — отмечая время вступления девочек в отряд наследников Тимура, упомянул именно эту «историческую дату», когда девочки пришли на Лёдстрой.

Вечером, навестив Аню, подруги наперебой рассказывали ей о своем знакомстве с ребятами из отряда и работе на пустыре.

— Эх! — досадливо вздохнула Аня. — А я вот тут маюсь между кроватью и диваном.

Скорей бы поправиться, девочки!.. Так надоело! Подумайте, — жаловалась она, показывая градусник, — утром все ничего — нормально, а как вечер, — ползет за тридцать семь. И что такое в самом деле, будто захолодило!

Аня похудела и побледнела. Иногда по ночам она все еще кашляла сухим, изнуряющим кашлем. Рентгеновские снимки не давали ничего утешительного. Хотя врачи и успокаивали Нину Сергеевну, но и самой больной и окружающим было ясно, что болезнь вступила в какую-то противную затяжную фазу. Аня старалась уверить мать, будто она чувствует себя все лучше и лучше. Нина Сергеевна притворно соглашалась с ней, а сама не верила. Ее беспокойство усиливалось, Она пригласила на дом профессора, крупного специалиста по легочным болезням. Он сказал, что если через три — четыре дня температура не станет нормальной, то больную необходимо будет вывезти за город и поместить в специальный санаторий.

Нина Сергеевна поехала в порт оформлять необходимые документы и тут в конторе неожиданно услышала разговор, который вели два моряка, недавно прибывшие из плавания. Не подозревая, что их слышит жена капитана Баранова, не зная ее, они довольно громко обменивались мнением по поводу последних событий. Из их слов Нина Сергеевна поняла, что «Новая Ладога», выйдя из Буэнос-Айреса, не прибыла в маршрутный порт, где ее ждали еще полторы недели назад. Нина Сергеевна попыталась расспросить моряков, но они сконфуженно замолчали, а потом стали оправдываться, говоря, что это просто так — слухи, которые не имеют под собой никакой почвы. Встревоженная Нина Сергеевна пошла к начальнику порта. Ей пришлось ожидать приема. Она нетерпеливо ходила по комнате из угла в угол. В ее воображении метался охваченный оглушающим штормом безграничный океан. Вспоминались рассказы мужа о циклонах, ураганах и смерчах, о диких и всеразрушающих ветрах, способных поднять горы морской воды, чтобы поглотить в их холодной, страшной бездне маленькое беззащитное судно. Может быть, эти ветры свирепствовали в другое время года, может быть, и путь корабля не пролегал по этим широтам, но Нине Сергеевне казалось, что потерявшая управление «Новая Ладога», как маленькая ореховая скорлупка, беспомощно вертится в пучине осатаневших океанских вод.

Боцман не сдается

Первая пробная заливка катка была испорчена Боцманом. Поздним вечером, когда на пустыре никого не было, он пришел туда с топором и порубил лед. «Пусть знает Витька Гуляев, как враждовать с Боцманом!» Но это злорадное чувство мести не принесло облегчения. День за днем на душе у Боцмана становилось все тоскливей. Мучило одиночество. Некуда было девать энергию. Нечего делать. Он злился на Котьку и Миньку, видя, как они с любопытством глазеют на ребят — строителей Лёдстроя. Ребята не раз кричали им: «Эй, болельщики-наблюдатели! Берите лопаты, а то не пустим кататься!» Боцман тащил друзей, приговаривая:

— Идем! Идем! Пусть дурни копаются на своем курином участке. Мы в цепекаушку поедем. Там шикарно! Фокстроты играют!

— Свой каток тоже хорошо! — заметил как-то Минька. Боцман на него раскричался:

— Уж не хочешь ли ты пойти к этой тимуровской компании с киркой и лопатой, балда этакая!

— А ты не ори на меня! — разозлился Минька.

— Да на кой бес эта цыплячья площадка, когда на «Динамо» и в ЦПКО есть катки! — рассерженно твердил Боцман.

— Тебе-то легко туда ездить… — огрызался Минька. — А нам уроки надо делать. Другой раз только и есть часа два свободного времени. Куда, к черту, поедешь! Тут свой каток. Не понимаешь, что ли?!

— Уроки! Сдались вам уроки! — ворчал Боцман. — Вон я не учусь, а умнее вас. Ладно… — переходил он уже на примирительный тон. — Пойдем на улицу, прошвырнемся — и в киношку. Я деньжатами разжился!

Друзья шли «прошвырнуться», но уже прежней удали и согласия не было. Отношения между Минькой и Боцманом становились натянутыми.

Однажды как-то, выходя из школы, Минька увидел спину поджидавшего их Боцмана. Шмыгнув за угол, он поманил Котьку:

— Давай сюда, пока не видит! Пойдем посмотрим, что делают на пустыре…

Котька, лениво протестуя, пробурчал насчет того, что Боцман их будет ждать, но спорить долго не стал, а только глубоко вздохнул.

— С тимуровцами-то было бы интересней… — вдруг сказал Минька. — Я вчера… — он понизил тон и оглянулся по сторонам. — Я вчера с Толькой Силаевым разговаривал. Смотри, Боцману не говори. Силаев сам ко мне подошел. Рассказывал мне, что они задумали. Может, врет, а может, и правда. Знаешь, что говорил?

— А я и знать не хочу. Трепотня!

— А может, и не трепотня?

— А чепуха там!.. И девчонки!

— Ну и что ж! С девчонками веселей. Есть кого за косы дергать! — засмеялся Минька.

— Я путешествовать хочу! А они только и путешествуют, что вокруг своего дома.

— Ага, вот! — вспомнил Минька. — У них на зимних каникулах туристский поход будет.

— До Невского и обратно? — усмехнулся Котька.

— Зачем! На лыжах по Курортному району. Через леса… Трое суток. С ружьями. Честное слово! Они ходят в тир стрелять. Тренируются. Ага!

— Черт с ними! Не пойду на пустырь!

— Брось! Интересно же!

Котька не ответил. Они так и дошли молча до дома. И впервые за долгое время дружбы расстались, даже не сговорившись о вечерней встрече.

Боцман уже заметил некоторое охлаждение к себе своих друзей и считал всему виной тимуровцев. Он понимал, что его влияние и авторитет сильно подорваны. Многие друзья охладевают к нему. А найти новых уже нельзя, — все у тимуровцев. Но Котьку он еще считал надежным другом и предложил ему «порубать» на катке лед. Но Котька отговорился тем, что ночью он выйти на двор не может. Если отец узнает, — побьет.

— Наплевать! — сказал Боцман. — Я и один справлюсь!

И вот он прокрался ночью на пустырь, как вор, и свел насмарку двухдневную работу тимуровцев.

Днем его ожидал сюрприз. Он шел по бульвару к школе, надеясь, как всегда, встретить своих друзей, но в этот раз ему навстречу попался Буданцев.

— Здравствуй, Боцман! — сказал Гриша, когда они очутились лицом к лицу.

— Здравствуй! — буркнул Боцман угрюмо и настороженно.

Они встали друг против друга. Один — мрачный и насупившийся. Другой — со спокойным, но строгим лицом, держащий за ручку тяжелый портфель.

Они стояли посередине протоптанной в снегу тропинки. Для того чтобы пройти вперед, — кто-нибудь из них должен был уступить дорогу. Но, кажется, ни тот, ни другой не собирались этого сделать. Боцман — от сознания своего физического превосходства, Буданцев — чтобы задержать Боцмана для разговора.

— Вот и встретились на узкой дорожке! — сказал Боцман.

Он смерил Гришу с головы до ног пренебрежительным взглядом и сказал посмеиваясь:

— А если сбить тебе очки, наверно, сразу ослепнешь?

— Наверно, если удастся сбить.

— Хочешь, я попробую? — повертел Боцман в карманах руками.

Буданцев не шевельнулся.

— Попробуй!

— Я знаю, что ты не из трусливых. Еще бы! Начальник.

— Слушай, Боцман, брось кривляться и дурака валять! Твоя карта бита!

— Что это значит?

— Ты же картежник, — должен знать.

— Да вот не понимаю, объясни.

— Хорошо. Сядем на скамейку.

— Ну, сядем…

Буданцев сошел с тропинки, бросил на скамейку портфель, потом снял и протер очки.

— Ну, говори же! Сколько ждать? — нетерпеливо заерзал на скамейке Боцман.

— Объяснение такое… — сказал Буданцев. — Ты остался один. Никто уже больше не любуется твоими выходками. Твои бывшие товарищи теперь с нами. Имей в виду, что новых друзей тебе в нашем доме не заполучить. Что же, ты так и собираешься дальше жить один?