Под знаменем Воробья - Виктор Исьемини

А мы все так же каждый вечер исправно являлись в большой зал, занимали свой столик посреди «площадки новичков» и ждали… Со временем я немного разобрался в том, как выглядит сам пресловутый найм. Потенциальные клиенты, сидя на своем самом высоком балконе, высматривали солдат и командиров, соответствующих их запросам. Кое-кто из них появлялся и в зале — в углу, отведенном для гостей. Я бы сказал, для туристов — ведь «Очень старый солдат» являлся еще и экзотической достопримечательностью. Время от времени в двери зала входил какой-нибудь капитан и вызывал солдат своего отряда — это означало, что его посетил заказчик на «балконе капитанов» и дело сладилось. Иногда, если клиент был небольшой сошкой, он сам являлся в большой зал и вел переговоры с наемниками, не входящими в отряды. Иногда кто-то из сержантов или просто авторитетных ветеранов объявлял, что формирует свой отряд — как правило для какой-то непродолжительной службы. Если же заказчик являлся важной персоной — от его имени в зале вели переговоры подставные лица либо кто-то из подручных Энгера.

Нас все это не касалось — мы были новичками. Пока еще не настало лето и наемники в зале торчали в избыточном количестве — все предпочитали испытанных бойцов, раз уж есть выбор. Все это мне объяснил Энгер и советовал набраться терпения — вот, мол, через месячишко… А я слушал его увещевания и тем временем все время ощупывал полупустой кошелек. Как все было просто в «диких» землях! Кончились деньги — так валяй, ограбь кого-нибудь… А здесь все иначе — зарабатывать допустимо только дозволенными и традиционными способами. Можно было, к примеру, выяснить, какие забавы у здешних чародеев и принять в них участие — тем более, что при них каждый вечер действовал своеобразный тотализатор, но мне не хотелось раньше времени мелькать в углу чародеев. Там меня могли слишком легко разоблачить, а этого не хотелось…

Наконец однажды (шла уже вторая неделя нашего пребывания в Ренпристе) и нам улыбнулась удача. Мастер Энгер прислал за мной слугу — просил подойти для беседы. Нам необычайно повезло, кстати, что управляющий проникся такой исключительной симпатией к Ннаонне. Его улыбки, мелкие знаки внимания, постоянные одолжения всей нашей компании в целом — все это нельзя было интерпретировать иначе, как проявление симпатии к нашей «юной деве». Не ухаживание в банальном смысле, ни в коем случае. Просто этот пожилой человек… ну не знаю… Лично мне кажется, что Ннаонна ему кого-то напоминала, или, скажем, будила какие-то давно позабытые воспоминания, давно оставленные мечты. Наемники (так же, как и моряки) — внешне суровые и нарочито грубые люди, но в душе — неисправимые романтики. Скажу более — в определенной ситуации они все как один становятся слащаво-сентиментальными. Так получается лишь потому, что эти необразованные, грубые люди не могут по-другому дать выход своим душевным порывам. Они (я опять-таки имею в виду как наемников, так и моряков) имеют куда больше свободного времени и у них куда более широкий кругозор, чем, к примеру, у крестьян, погруженных в свою тупую монотонную работу и не поднимающих глаз выше крошечного клочка земли. При этом если так называемые «благородные» люди имеют доступ к некой культуре (пусть это даже всего лишь «Гвениадор и Денарелла» или парадоксальные проповеди столичных священников), то моряки и наемники лишены даже таких крох. Вырванные из круговерти простого грубого быта, поднявшись над ним, они не могут выразить свои вновь пробуждающиеся мечты и стремления иначе, чем смесью сентиментальности, слезливости и робости, прячущейся под маской показной свирепости и равнодушия… Здесь все играют в «крутых парней», скрывая нежные томления и возвышенные мечты. Вот так и наш управляющий — его отношение к Ннаонне очень даже хорошо укладывалось в эту схему…

Итак мастер Энгер вызвал меня для беседы и объявил:

— Вот что, мастер Воробей. Тут намечается кое-какая работенка. И я готов вам поспособствовать в найме, но… Сам не могу решить, стоит ли вам за нее браться…

И слава богу, к тому же платят,Пускай немного — на пиво хватит…

— Браться за работу нам стоит, очевидно, — промямлил я, удивленный таким вступлением, — а в чем собственно сложность ситуации? Что не так?

— Не так, — строго посмотрел на меня управляющий, — просто-напросто все. Предстоит принять участие в распре между монастырем блаженного Лунпа, что в Дриге — и Гевским епископом. У епископа, понятное дело, свои вассалы и латники, а вот настоятель прислал сюда своего монашка — тот торчит на балконе, нянчит единственный стакан пива весь вечер и высматривает тех из парней, кто одет беднее. Потом пристает ко мне и канючит — просит подсказать, как бы нанять кого подешевле. Это длится третий вечер и поп мне уже надоел. Вам, новичку, я объясню, что мне не нравится здесь, поподробнее.

— Извольте…

— Во-первых, встревать в поповскую распрю — гиблое дело. А кто не верит мне — пусть спросит Мертвеца, тот расскажет, что у попов самые поганые способы расправы с пленными… Да-да, вы не собираетесь попадать в плен! Мертвец тоже не собирался… Вообще, с попами иметь дело скверно. Во-вторых, приняв сторону дригского монастыря, вы рискуете вызвать недовольство кого-то из наших, гевских, сеньоров. Это может плохо отразиться на вашей дальнейшей карьере… хотя и не обязательно. Соседи епископа могут даже обрадоваться, ежели ему кто-то прищемит нос… Не такие уж у нас и патриоты, чтобы крепко сочувствовать епископу. Но все же… В-третьих, монастырь заведомо слабее епископа, а тому может и помочь кто-то из придворных, а то и сам старик Гюголан — речь-то идет о территориальных претензиях, а то, что оттяпает у Дрига гевская епархия — то, считай, оттяпала Гева. Его величество может рассудить именно так. Стало быть, придется служить слабой стороне. Ну и в-четвертых — это то, что поп собирается мало платить, а значит — позаботится о том, чтобы его наемников в конце концов перебили. Тогда ведь платить не надо вовсе, верно? Ежели взвесить все это — так и задаешь себе вопрос, а стоит ли брать эту службу?..

— Спасибо за предупреждение, мастер Энгер, но я, пожалуй, соглашусь служить монастырю. В карманах гуляет ветер — и значит раздумывать нечего.

Управляющий уставился мне в глаза (вернее, в тень под капюшоном), помолчал с минуту и заявил:

— Ежели дело только в этом — то я могу открыть вам кредит. Или одолжить некоторую сумму — как пожелаете.

— Еще раз спасибо. Но мы не можем воспользоваться вашим великодушным предложением.