Космический вальс - Николай Бондаренко

Слышны его нечленораздельные выкрики и ругательства. Вот он опустил руки, пытаясь встать, но не получилось… Воспаленное лицо заросло щетиной, глаза отрешенно блестят.

– У Зиновия Поликарповича другая беда. Ему ничего не стоит поднять руку на женщину, ни за что ни про что оскорбить соседей, обругать незнакомых людей. Он социально глух и невежествен. Может годами не работать, и совесть в нем не заговорит. А ведь от природы он добр, отзывчив и мог быть полноценным гражданином страны. Что делать – Зиновий Поликарпович был плохо воспитан. Не сумели утвердить в нем внутреннюю стойкость, волю, вот он и скис, попав в алкогольную лужу…

– Неужели люди были такими? – покачала головой Юлия.

– Попадались и похлеще. Хотите взглянуть еще?

– Нет, нет, достаточно.

Я выключил аппарат, и мы некоторое время молча смотрели в звездное пространство. Потом говорили опять. На этот раз о людях, из того же далекого прошлого, которыми гордимся сейчас.

Наш ракетоплан на полной скорости шел вперед, и стало заметно мерцающее вдали крохотное пятнышко – Веда вырисовывалась все рельефнее. Я сказал Юлии:

– Вот она, знаменитая Веда.

Юлия замерла у стекла и, не оборачиваясь, спросила:

– Скоро прилетим?

– Скоро. Наберитесь терпения, – улыбнулся я.

– Не думала, что так далеко. Я устала…

– Читайте, пойте, веселитесь. Спрашивайте и рассказывайте сами. И время пролетит!..

Из своей сумочки Юлия достала миниатюрный радиоприемник и включила. Передавали последние известия. Вдруг я почувствовал волнение, и не сразу понял, что слушаю музыку. Как будто распались стенки ракетоплана, и мы с Юлией оказались в мерцающей черноте космоса – но не как пленники его, а два свободных человека, устремленных силой разума к далекой планете.

«Космический вальс» вихрился, рассыпался звездами, отдавал неясным гулом галактик, и так было хорошо, что не хотелось отрывать взгляда от неземного лица Юлии; вдруг подумалось – не дочь ли она могущественного Космоса? Я усмехнулся смелости предположения. А ведь вполне могла быть, вполне…

Мы еще долго летели. И музыку надоело слушать, и читать. Разговоры наши потеряли живость и интерес. О себе я рассказал, наверное, все. И даже о том, как познакомился со Светланой, женой, какие у меня замечательные дети и какой прекрасный скульптор мой отец… Юлия рассказывала меньше, долго вспоминала о чем-нибудь и, так и не вспомнив, сетовала на свою память. Зато по части физики, химии, математики и других точных наук была просто феноменом.

Когда мы опускались на Веду, было немного жаль, что в общем-то приятный полет уже позади; утешала мысль – все повторится при возвращении на Землю.

Я посадил ракетоплан на специальную площадку.

Мы вышли из кабины, и Юлия зажмурилась, закрыла глаза руками. Ослепительно светило восходящее солнце. Но тени за мощным сигарообразным корпусом ракетоплана не было. Не было тени и за нами.

Я сказал об этом Юлии. Девушка задумалась – в самом деле: необъяснимое явление! Но вот оглянулась, увидела второе солнце и засмеялась.

– Вот так чудо! Рассвет и закат одновременно! Прикрывая глаза козырьком ладони, она поворачивалась то в одну, то в другую сторону и все удивлялась.

– Теперь в путь-дорогу? – спросил я.

– Теперь в путь-дорогу. А далеко?

– Нет. Голубая бухта за этими садами.

Впереди зелеными пышными облаками лежали купы садов. Мы направились к ним через луг – по густой траве, усыпанной мелкими яркими цветами. Я сорвал несколько нежных лютиков и протянул Юлии. Она как-то отчужденно посмотрела на меня, явно не понимая – для чего я делаю это. На всякий случай улыбнулась, сказала «Спасибо» и приняла хрупкие стебельки с желтыми венчиками. Покрутила в руках и бросила… Я почувствовал себя в чем-то очень виноватым и, наверное, покраснел. Юлия, однако, ничего не заметила, легко вышагивала по мягкой траве и рассуждала о свойствах земной атмосферы. В саду нас окружили крупные сочные яблоки, ветки едва выдерживали такое обилие плодов и низко гнулись.

В последний раз я был здесь, когда плоды только завязались, и не подозревал, что увижу настоящий яблочный фейерверк… Я сказал об этом Юлии. Она вежливо согласилась и продолжала выкладывать сведения о составе воздуха и свойствах входящих в него химических элементов.

Послышались голоса. Похоже, ребячьи – веселые, звонкие. И точно – через десяток шагов мы наткнулись на бригаду школьников, они снимали яблоки и ровными рядами укладывали в ящики. Руководила работой молодая светлоглазая учительница, повязанная пестрым платочком.

Увидев нас, ребята спустились со стремянок и стали спрашивать: откуда мы и куда идем? Спрашивают и не сводят глаз с Юлии.

Я сказал, что мы идем к памятнику. Ребята тут же сообщили: у памятника они были вчера и возложили венок.

– Это вы сейчас прилетели? – спросил белокурый мальчуган.

– Мы, – утвердительно кивнул я и сказал, что часто бываю в этих краях, я археолог, неподалеку ведутся археологические изыскания. Учительница попросила показать ребятам место раскопок. Пришлось объяснить, что пока ничего интересного. Как только будут находки – обязательно покажу.

– Как вас найти? – спросил я.

Оказывается, школьники разместились в Рыбачьем поселке. Прибыло сюда около ста человек – помочь садоводческому совхозу убрать урожай. Сады опустеют – и ребята вернутся домой.

Мы стали прощаться, и девочка с золотистыми косичками и обильными конопушками на щеках вручила мне и Юлии по огромному красному яблоку. А другая девочка, со вздернутым носом и лукавыми зелеными глазами, спросила у Юлии:

– А вы настоящая? Не из волшебной сказки?

Юлия не нашлась, что сказать, беспомощно развела руками. Ответил я:

– Конечно, из волшебной! Разве наша жизнь – не сказка!

Ребята долго махали нам вслед, а некоторые забрались на стремянки и кричали:

– Приходите еще-о-о!

Скоро сад кончился, и мы вышли прямо в Рыбачий поселок. За двумя рядами белых одноэтажных домов, окруженных обильной зеленью, голубела водная гладь. Тихий поселок, на просторной улице которого не оказалось ни души, миновали быстро и очутились у самой кромки воды. Она лениво плескалась, нехотя шлепалась на песок и, вспенившись, откатывалась назад. Резко обдало свежестью – я даже поежился.

– Вот памятник! – увидела Юлия неподалеку мраморную глыбу, гладко отшлифованную с одной стороны. У подножия зеленели венки и пламенели живые розы.

Мы молча постояли у памятника. Потом направились вдоль берега, так же молча, не спеша… Присели на корягу, и я рассказал, как мы с Германом однажды, после длительного полета, ездили на рыбалку. Ночь была прозрачная, звездная, с пронзительными лягушечьими трелями. Разожгли костер. Потрескивали сучья, в котелке бурлила вода, предназначенная для ухи. Но уху так и не сварили. Я поддался настроению Германа – он заявил, что чувствует такую любовь к Земле и ее живым обитателям, что даже рыбу ловить – считает преступлением. «Для чего же мы сюда приехали?» – удивился я. «Соловьев слушать. И зеленых, и настоящих, – улыбнулся он. – А рыбы пусть поживут, понаслаждаются просторной водой, голубым привольем». Так мы и лежали около костра, смотрели на полыхающее звездами небо, слушали лягушек и костер – его таинственную азбуку морзе…