Попасться на крючок (ЛП) - Бейли Тесса

Друзьями.

Это слово дошло до неё.

И потом: “Это то, что я делаю.” Хвастовство… но не хвастовство. Потому что в его тоне была какая-то грань, которой не место в подобном сценарии. Весь день у неё под кожей была сыпь от его поведения в то утро, и теперь она понимала, что происходит. Почему — оставалось загадкой, но, по крайней мере, у неё была отправная точка. — Фокс, нет.

Его руки мгновенно замерли, поднялись и легли на дверь. — Нет?

Было до боли очевидно, что он никогда раньше не слышал этого слова. Не от женщины. Ханна не могла винить ни одну из них. Было что-то в том, как он говорил так откровенно, касался с целью возбудить, двигался так плавно, что запреты и неуверенность казались неуместными. Они были всего лишь двумя людьми, почёсывающими зуд, и в этом не было ничего плохого, верно? Он был ходячим приглашением дать волю чувствам.

Но она не поддалась на это.

У Ханны не было плана игры. Она не могла сформулировать его, когда её мозг и влагалище находились в полном противоречии. Поэтому она говорила честно, не сомневаясь в себе.

— Хорошо… — Она облизала губы, прошептав в темноту. — Хорошо. Ты сделал меня такой. Ты заставил меня… сделать это. Разговоры о выпуске пара и… и отсутствии рубашки. Это то, что ты хочешь услышать?

— Да, — прорычал он рядом с её ухом. — Позволь мне закончить с тобой.

— Нет.

Его руки сжались в кулаки на двери, беззлобный смех растрепал волосы у её виска. — О чём ты беспокоишься, Ханна? Что между нами будет что-то странное? Этого не произойдёт. Знаешь, что странно? То, что я не трахнул тебя. Для меня это так же легко, как дышать.

— Нет, это не так.

Как только она это сказала, убеждение стало твёрдым, как бетон.

Это была та грань, которую она услышала в его голосе. Именно поэтому он казался почти исполнителем этим утром. Играл. Переигрывал.

Последовала пауза. — Что?

— Это нелегко для тебя. Правда? — Она повернулась между Фоксом и дверью, вглядываясь в его настороженное выражение, тяжёлый предмет перевернулся в её желудке. — Секс — это то, чем ты занимаешься? Возможно. Но это не всё, чем ты занимаешься. Прекрати пытаться впихнуть мне этот мусор. Ты сделал это сегодня утром и делаешь сейчас.

Его ровный ряд белых зубов сверкнул в темноте, когда он разразился смехом. — Господи, Ханна. Ну вот, начинается психологическая чушь.

— Называй это как хочешь.

В один момент его манера поведения стала непринуждённо соблазнительной. Он опустил свой рот вниз, оставив его в миллиметре от её рта. — Знаешь, — прошептал он, прикоснувшись губами к её губам. — Я мог бы уговорить тебя на это.

— Можешь попробовать.

Ладно, ей действительно не стоило этого говорить.

Его последующая ухмылка предвещала катастрофу.

— Брось это масло, мокрая девчонка, — сказал он. — Мы оба знаем, что тебе это не нужно.

Боже, это было такое самоуверенное и раздражающе правдивое заявление. Эта фраза должна была раздражать её. А не подталкивать её обратно к вершине потребности, туда, где она была до того, как увидела потенциальных демонов внутри этого мужчины.

Её дыхание участилось, тепло лизало её гудящие нервные окончания. Она уже призналась Фоксу, что именно он возбудил её. Но здесь ей нужно было поставить галочку напротив собственного желания. Он не мог сделать это для неё.

Однако нельзя было отрицать, что она хотела поделиться с ним чем-то. Она обвинила его в том, что он использует секс как оружие, назвала его блефом то, что близость даётся ему так легко. Его стена ненадолго рухнула, напугав его, и теперь Ханна хотела быть уязвимой перед ним. Отдать Фоксу частичку себя взамен.

Возможно, извинения. Или приглашение посмотреть, как она беззащитна, как он несколько минут назад.

Разоблачение ради разоблачения.

Ханна уронила масло.

А он задорно хихикнул.

Звук быстро оборвался, когда она скользнула пальцами по трусикам, медленно раздвигая средним пальцем влажные складочки. Врождённая сексуальность Фокса позволяла Ханне поддерживать зрительный контакт, делая что-то настолько интимное. Что-то настолько несвойственное. Трогать себя в присутствии мужчины, быть звездой шоу. Она выходила за рамки своей зоны комфорта, пытаясь впустить его.

Подушечка пальца провела по её клитору, чуть не подкосив её колени.

Она издала звук, наполовину стон, наполовину прерывистый вздох.

— Ханна, — шипел он сквозь стиснутые зубы, а его руки, упершиеся в дверь высоко над её головой, напрягали толстые мышцы рабочего. О Господи. Этот мужчина, стоящий так близко, источающий массу мужественности, пахнущий потом и массажным маслом, должен был закончить всё очень быстро. — Позволь мне заняться этим.

Всё, что она могла сделать, это покачать головой, ощущение стягивания уже начало возникать глубоко в её сердцевине, в каком-то недостижимом месте, которое она, должно быть, только сейчас нащупывает. Она бы вспомнила, что чувствовала такое раньше. Такой неуправляемой и в то же время сосредоточенной. Довести себя до кульминации на глазах у этого мужчины было высшим наслаждением, и всё же происходило гораздо больше. Между ними происходило общение, которое было гораздо важнее физического облегчения.

Фокс, явно не желая сбивать её с курса, провёл носом по склону её шеи, напевая ей на ухо. — Я пытался сохранить невинность, но, может быть, ты ждёшь от меня лучшего предложения? — Его дыхание заполнило её ухо. — Ты хочешь, чтобы я разложил тебя на кровати и провёл языком по этой киске, Ханна? Скажи слово, и я сделаю всё остальное. Всё, что тебе нужно сделать, это запустить пальцы в мои волосы и держаться.

С этими словами Ханна потеряла способность дышать, её пальцы быстрее двигались по чувствительной жемчужине плоти. Она набухала вместе с давлением внутри неё, а жар тела Фокса, его запах, то, как он наблюдал за ней с сальным намерением, его собственное дыхание становилось поверхностным, делало каждый дюйм её тела более чувствительным. Её волосяные луковицы, казалось, тянулись к нему, получая в ответ электрический заряд, и она задрожала, бедра плотно сжались вокруг её руки. — Тебя достаточно, когда ты не трогаешь меня, — прошептала она, даже не уверенная, что произнесла это вслух, пока выражение лица Фокса не превратилось из похотливого в ошеломлённое, а его грудь не начала вздыматься. — Тебя одного достаточно.

Она наблюдала за его лицом, видела, как замешательство сменяется голодом и снова возвращается. — Ханна, — произнёс он неровно, опуская руки и проводя ими вверх и вниз по её бёдрам, запустив пальцы в трусики. — Хорошо, я сдаюсь. — Рычание, с которым он впился ей в шею, потрясло Ханну до самых пят. — Ты хочешь трахаться, детка? Запрыгивай сюда и давай сделаем это.

Он словно не мог представить себе женщину, которой нужно только его присутствие.

Как будто то, что она отказала ему, означало лишь то, что она хочет другого действия.

Другой услуги от него.

Ханна не думала, что есть хоть одна вещь под солнцем, способная превратить её из горячей в холодную в тот момент, но этот взгляд на его внешность сделал это. Уязвимость, пробивающаяся сквозь него, несмотря на все усилия Фокса, была подобна вентилятору, обдувающему её потную кожу и делающему её липкой. Что-то похожее на возмущение всколыхнуло стенки её груди. Что-то здесь было не так. Что-то было внутри Фокса, чего не должно было быть, и она хотела назвать это имя.

Пытаясь замедлить дыхание, Ханна вынула пальцы из трусов, позволяя им упасть на бок. — Фокс…

Он отступил назад, словно его ударили током, ноздри раздувались.

Открыл рот, чтобы что-то сказать, и снова закрыл его.

Они смотрели друг на друга долгие секунды. Затем он взялся за ручку двери, мягко, но решительно отодвинул её с дороги, чтобы выйти, не останавливаясь, пока не покинет квартиру.

Ханна уставилась в пустоту, в её голове звучал вступительный рифф песни «Dazed and Confused» группы Zeppelin. Что, черт возьми, только что произошло?