Алый Завет (СИ) - Злобин Михаил

Так и ползли мы по степи, проводя ночи в медитации, а дни в тряске сонного дурмана. Пока, наконец, не добрались до городишки под названием Хундуд. В переводе с шахирского это значило «граница» или, если подойти к переводу более творчески, то «последний рубеж». И такое громкое имя ему дали совсем не просто так. Это населенный пункт в самом деле был последним обитаемым местом перед великой пустыней, которую нам предстояло пересечь. Дальше только километры мертвых песков, палящий зной, смертоносная жара и ни единой капли воды на сотни миль вокруг.

В Хундуде нам предстояло продать своих коренастых кобылок, которые стойко пронесли нас через засушливую степь, и пересесть на лохматых горбатых отродий. Можно было бы назвать этих зверей верблюдами, но у меня как-то не поворачивался язык. Я-то думал, что у меня с лошадьми не задались отношения, потому что за прошедшие седмицы скачки по степи я так и не сумел привыкнуть к седлу. Однако я понял, что по сравнению с этими шайтанами пустыни, это были еще цветочки. У меня с ними с первых секунд установилась стойкая антипатия, причем, полностью взаимная.

Первый же верблюд, которого я увидал в караван-сарае, попытался укусить меня за голову. А когда ему это не удалось, от всей своей мерзкой душонки плюнул в меня. Я избежал знакомства с его густой пенистой слюной только благодаря своей Искре. Лохматая скотина очень удивилась, когда его собственный плевок прилетел ему обратно в морду, и начала бесноваться, дергая привязь. Рядом с нами тут же нарисовался чумазый злобный абориген, который начал грязно сквернословить, на родном наречии.

— Исш’антала, проклятый гяур! Порождение нечистой девы! Ты почто мою несчастную животину обижаешь?! Ты должен мне заплатить десять акче за причиненный ущерб, либо я сейчас же кликну джундов визиря, и тебе отрубят руки на площади!

— Закрой свой поганый рот, червяк! — Рявкнул Кавим, вставая между мной и разъяренным бедуином. — Вытащи свои слепые глаза из задницы и посмотри еще раз, на кого ты повышаешь голос! Перед тобой стоит воин, и единственная плата, которую ты можешь от меня получить, это полоска стали в брюхо!

Грозный тон, дорогостоящий украшенный нагрудник под светлым плащом и шахирская речь подействовали на грубияна отрезвляюще. Он тут же пугливо съежился, будто ждал оплеухи, и извиняюще залепетал:

— Прости-прости, господин! Я не знал, что этот белокожий твой раб! Он просто позволил себе…

— Ах ты, выродок… — прошипел Магистр, оскорбившись за меня и хватаясь за рукоять сабли, — сейчас я тебе покажу…

Мне пришлось вмешаться и настойчиво потрепать Кавима за локоть, пока он не наломал дров. Тихо попросив его не кипятиться, я напомнил ему, что мы пришли сюда не в поисках врагов, а в поисках попутчиков, которые провели бы нас в Зинат. И, к счастью, южанин еще не спятил окончательно, а потому послушался и медленно убрал ладонь с истертого эфеса. Однако аборигену от этого не стало легче, потому что рядом с нами тут же встал могучий Астал, скрестив руки на груди. И при виде такого великана с кривым шрамом через половину физиономии, чумазый погонщик совсем уж посерел лицом.

— Нам нужно продать лошадей, — с нотками нескрываемого превосходства проговорил беглый аристократ. — Ты знаешь кого-нибудь в этой дыре, кто может с этим помочь?

— Знаю, почтенный господин, конечно же знаю! — Залепетал грубиян. — Изволь последовать за мной, я отведу тебя и твоих… э-э-э… друзей!

Трусливо пятясь и заискивающе кланяясь, наш новый провожатый поспешил куда-то по направлению к одному из многочисленных альковов, прямиком через заполненный народом двор. Там обнаружилась дверь, которую абориген сразу же отворил и услужливо придержал для нашей троицы.

Внутри нас встретила приятная прохлада и полумрак кабинета какого-то чиновника. По крайней мере, глядя на россыпи свитков и амбарных книг на полках, складывалось именно такое впечатление.

— Почтенный хадрат, — официально обратился погонщик к тучному бородатому старику в тюрбане, сидящему за широким столом, — молю о прощении за то, что тревожу твое уединение! Но я…

Абориген подскочил к мужчине и что-то торопливо зашептал ему на ухо, трусливо косясь в нашу сторону. Бородач внимательно выслушал провожатого, а затем смерил нас всех долгим изучающим взглядом. Причем, особенно долго он задержался на Кавиме, отчего у меня в душе тут же напрягся вечно подозрительный грешник.

— Мне понятны ваши заботы, почтенные странники, — басовито кивнул нам чиновник. — Возрадуйтесь, ведь великий Нальмунаши привел вас в нужное место. В моем караван-сарае вы не только сможете выгодно продать своих скакунов, но и приобрести прекрасных верблюдов, которые пронесут вас сквозь песчаные дюны быстрее ветра! Куда, говорите, вы направляетесь?

— Мы идем в Зинат, — ответил за всех Кавим. — И чем скорее мы туда доберемся, тем лучше.

— Понимаю… — бородач склонил голову набок и прикрыл глаза. — Но раньше завтрашнего утра вы все равно не сможете выйти. Караваны отправляются исключительно ранним утром, а идти через великую пустыню всего втроем, это верное самоубийство. Вам некуда спешить, уважаемые путники, поэтому не откажите мне в чести разделить со мной трапезу. И не волнуйтесь, мой слуга пока присмотрит за вашими лошадьми.

Короткий повелительный жест кистью, и приведший нас сюда шахирец сорвался прочь с такой скоростью, что аж колыхнулись пергаменты на столе. Мы все трое благодарно кивнули старику, но от явления такого внезапного гостеприимства у меня как-то неприятно запульсировала Искра. Нет, ну серьезно, у здешнего хозяина совсем нет дел, кроме как решать пустяковые проблемы троих безымянных странников? Да еще с учетом того, что двое из них чужеземцы, которых в глубине султаната совсем не жаловали.

Украдкой дав Асталу с Кавимом знак быть наготове, мы последовали в небольшую смежную комнату, застеленную от стены и до стены толстым ковром. Устроившись на подушках таким образом, чтобы видеть вход, мы вежливо принялись отвечать на вопросы словоохотливого старика, который заваливал нас ими с поразительной скоростью.

Мне стало очевидно, что чиновник просто для чего-то тянет время, пытаясь нас задержать. И тревожный набат зазвучал в разуме, требуя действовать. Почему-то родилась уверенность, что эта настораживающая общительность вызвана не с желанием прибрать наших лошадей. Она связана с чем-то иным…

— Прошу простить нас, почтенный хадрат! — Я рывком поднялся с подушек, неучтиво перебивая старика на середине фразы, и отвесил ему формальный поклон. — Но мы не можем злоупотреблять вашим временем. У нас еще много дел в городе, спасибо, что уделили нам толику своего величайшего внимания.

— Ох, совсем я старый стал! — Наигранно всплеснул руками чиновник. — Даже не пришло в мою седую голову, что у вас могут быть и другие заботы. Конечно же ты можешь идти, юный муаллим! Я не смею тебя держать.

Мои спутники, не проявляя внешне ни капли беспокойства, поднялись на ноги вслед за мной, но вежливое покашливание старика их остановило.

— Вообще-то я отпустил только мальчишку, — произнес он неуловимо изменившимся тоном. — Хотя, силач, тоже может идти вслед за ним. Но ты, почтенный господин, останешься тут.

Толстый палец бородача указал на Кавима.

— Думаешь, я не узнал тебя, беглый Эль Муджах? Прошло больше десяти лет с тех пор, как твои портреты висели в каждом городе султаната. Но я бы не занимал своего места, если б не держал в памяти лицо всякого проходимца, которого видел хотя бы раз в жизни. Своих людей я муштрую так же, поэтому заявляться в благословенный султанат было твоей большой ошибкой, убийца.

Ответом чиновнику стал шелест извлекаемых из ножен сабель, но отчего-то он совсем не выглядел испуганным. И объяснение его спокойствия вскоре загрохотало тяжелым топотом в соседней комнате. Подкованные солдатские сапоги гремели по дощатому полу так, словно это стадо слонов спешило к водопою. И тут уж даже дураку бы стало ясно, что тот грязный погонщик побежал вовсе не присматривать за нашими лошадьми, а за подмогой.