Тамплиеры. Рыцари-храмовники - Рид Пирс Пол

Таких молодых людей с чувствительной и взыскательной натурой или просто отвергавших насилие и кровопролитие могли подвигнуть на религиозную стезю их набожные и любящие матери; похоже, именно так случилось с Бернардом и его матерью Алетой де Монбар. Пребывание монаха в каком-нибудь аббатстве с необременительным режимом, типа Клюни, могло вывести на высокие церковные или государственные посты управления, как, например, Одона Ланжерийского, ставшего римским папой. Перед таким человеком также была открыта дорога в науку, он мог стать ученым-теологом наподобие Стефана Хардинга, который тщательно пересмотрел текст латинской Библии и с помощью еврейских раввинов изучал древнееврейские тексты Ветхого Завета.

Решение Бернарда выбрать более узкий и крутой путь в небесное царство — то есть Клервоский монастырь — показывает несомненную чистоту и искренность его помыслов. Одновременно это говорит и о его высоком самосознании: по признанию Бернарда, его духовное рвение и мятущаяся натура могли принять только суровые условия общины цистерцианцев. Одним из свидетельств непримиримого и требовательного характера молодого монаха является его спор с преподобным Петром Достопочтенным, аббатом Клюни. В своем письме к нему Бернард с насмешкой и презрением говорит о приятной, легкой и необременительной жизни обитателей Клюни, противопоставляя ей строгий и жесткий режим клервоской общины. Увлекшись собственной риторикой, Бернард договаривается до того, что обвиняет клюнийских монахов и их настоятеля в нравственном вырождении. Со свойственными ему горячностью и бескомпромиссностью он даже внешнюю красоту Клюни воспринимает как признак упадка и коррупции. В ответ на это дерзкое послание Петр, соблюдая необходимую вежливость, высказывается более сдержанно, придерживаясь консервативных позиций.

Еще одна сторона монастырской жизни, которая не только удивляет, но и оскорбляет современные нравственные нормы, касается той высокой цены, в которую обходилось в Средние века подлинное целомудрие. Трудно удержаться, чтобы не пожалеть молодых женщин-аристократок Бургундии и Шампани, которые лишились потенциальных супругов, уединившихся за стенами цистерцианских монастырей. Христос завещал своим ученикам «стать евнухами» во имя Царства Небесного; и апостол Павел писал на заре христианства, что женитьба — дело хорошее, но все-таки лучше оставаться девственником. Как мы уже знаем, преподобный Августин тоже считал, что полносердечное служение Христу несовместимо с женитьбой; и одной из главных задач римского патриархата того периода являлось беспрекословное соблюдение целибата всеми католическими священниками.

Сопряженные с этим требованием явления, которые в наше время принято называть невротическими, определяются целым рядом факторов. Во-первых, смысл отшельнической жизни состоит в отказе от атавистических инстинктов, которые препятствуют духовному общению с Всевышним. Энергия и частота, с которой индивидуум занимается сексом, а также степень поглощенности этим занятием определяют высоту преграды на пути его души к спасению, а самого человека — к святости. Августин из Гиппона выдвинул еще одно объяснение, которое позднее все-таки было отвергнуто. Он считал, что причиной первородного греха Адама и Евы было их желание преодолеть половые различия, что вылилось в акт соития. Чувство брезгливости к органам размножения, в частности, проявляется у иудеев, которые женщину в период менструаций считают нечистой; такую же гадливость демонстрирует в своей «Исповеди» святой Августин, вспоминая о непроизвольном семяизвержении во время сна.

Но значило ли все это, что занятие сексом — даже в законном браке — следует признать однозначно греховным?

К XI веку в среде церковных схоластиков сложилось два противоположных подхода к этому вопросу. С одной стороны, ортодоксальные моралисты считали, что соитие двух людей противоположного пола можно оправдать, если оно происходит с целью продолжения рода; время получения плотского наслаждения ими признавалось сугубо греховным. Самым ярым поборником этих идей был Петр Дамиани, один из главных идеологов Григорианских реформ. Монах, долгое время служивший в Ватикане, он затем стал кардиналом и епископом Остии. Практически всю жизнь он вкушал скудную пищу — черствый хлеб и воду, носил железные вериги и часто подвергал себя жестоким бичеваниям. Петр рассматривал женитьбу как «сомнительное прикрытие для греха, а посему приветствовал любые средства, могущие оградить тех, кому действительно дорог святой образ Спасителя, от подобных унизительных занятий».

В то время римские понтифики все больше склонялись к мнению, что брак, совершенный в христианской церкви и с согласия обеих сторон, является делом богоугодным. Выходец из Англии, папа Адриан IV в середине XII века постановил, что право на церковный брак распространяется даже на рабов. По мнению Кристофера Брука, «несмотря на то что на Западе еще долго не могли поверить этому, его указ в конце концов восторжествовал».

Поскольку секс вне брачных уз признавался заведомым грехом и даже в законной семье оставался препятствием к духовному совершенству, то рекомендовалось всячески избегать этого искушения. Являлось аксиомой, что монахам следует избегать женщин, чьи колдовские чары погубили души многих праведников. С точки зрения Р. Садерна, «нигде, кроме цистерцианцев, религия не была столь сильно пропитана радикальным мужским духом — как по общему настроению, так и по уровню дисциплины; нигде столь рьяно не избегали любых контактов с женщинами и не воздвигали более крепких запретительных барьеров». Не меньшее искушение вызывали у самих женщин и девушек молодые мужчины, поэтому — не только для спасения их грешных душ, но также для сохранения девственниц среди монахинь — Бернард основал сестринские монашеские общины. В одном из монастырей, расположенном неподалеку от Молезма, настоятельницей стала его родная сестра Гумбелина.

По собственной ли воле эта молодая женщина постриглась в монахини? Со слов Бернарда Клервоского, приведенных в посвященной ему книге «Vita prima» («Первая жизнь»), Гумбелина вышла замуж и вела обычную светскую жизнь, потом по призыву брата решила покаяться и, с согласия мужа, ушла в монастырь. Тем же путем пошел и старший брат Бернарда — Ги, который был женат и имел двух дочерей. Его Бернард также убедил отречься от семьи и присоединиться к клервоскому братству. Вполне очевидно — перед нами явный духовный лидер национального масштаба. В чем же суть харизмы преподобного Бернарда? Его биограф в «Vita prima» описывает Бернарда как человека приятной наружности, с тонкими чертами лица, стройного, среднего телосложения, с нежной и слегка розоватой кожей, светлыми волосами и рыжеватой бородкой. Однако влияние Бернарда Клервоского на окружающих определялось прежде всего его глубоким внутренним миром и невероятной убежденностью. «Его лицо светилось неземным благородством… а физический облик словно растворялся во внутренней чистоте и невероятной благожелательности». Бессмысленно пытаться себе представить, как бы он смотрелся в наше время с экрана телевизора; все, что нам следует знать о Бернарде Клервоском, сыгравшем огромную роль в судьбе тамплиеров, прекрасно сформулировал Дон Давид Нолес — наш современник, историограф ордена бенедиктинцев:

«…Это представитель того узкого класса выдающихся людей, чьи таланты и сфера их приложения замечательным образом совпали. Его личный магнетизм и духовная сила — как вождя, как писателя, как проповедника и как святого — проявились чрезвычайно ярко и были просто неотразимы. В Клерво со всех концов Европы стекались люди, которые затем разносили его идеи по всему континенту… В течение сорока лет Сито-Клерво служил духовным европейским центром; через общину святого Бернарда прошли будущий папа римский, архиепископ Йоркский, а также целый ряд кардиналов и епископов».

В 1127 году король Балдуин II отправил Гуго де Пейна и Гильома Бурского с дипломатической миссией в Западную Европу. Они получили задание уговорить Фулько Анжуйского жениться на Мелисенде, дочери Балдуина, стать законным наследником иерусалимского трона и возглавить запланированный вооруженный поход на Дамаск. Помимо того, Гуго собирался, с разрешения папы, набрать кандидатов на вступление в свой орден рыцарей Храма. Трудно сказать, какова именно была в тот момент численность ордена храмовников — летописцы говорят о девяти рыцарях-тамплиерах. Однако тот факт, что именно магистр был выбран королем Балдуином дня столь ответственной миссии — а тот прихватил свиту из нескольких вооруженных рыцарей, — позволяет предположить: по стандартам заморских латинских территорий, орден к тому времени уже был достаточно силен.