Призрак - Роберт Харрис

— Я не отказывал людям в справедливом судопроизводстве и не лишал их свободы. Возможно — я повторяю, возможно, — такое обвинение могли бы выдвинуть правительству Соединенных Штатов, но не Великобритании.

— Это верно, сэр, — согласилась Энкарнасион. — Однако статья двадцать пятая, которая посвящена индивидуальной уголовной ответственности, заявляет, что…

Ее темные глаза вновь скользнули по экрану компьютера.

— «…лицо подлежит уголовной ответственности и наказанию за преступление, подпадающее под юрисдикцию суда, если это лицо способствовало свершению такого преступления, помогало, поощряло или иным образом содействовало своими полномочиями свершению или покушению на него, включая предоставление средств для его совершения».

И снова наступила тишина, которую нарушал лишь далекий гул вертолета.

— Как–то огульно получается, — тихо сказал Лэнг.

— Да это полный абсурд, вот и все! — вмешался Кролл. — Их свод правил говорит, что, если ЦРУ привезет подозреваемого на допрос в каком–то частном самолете, владельцы самолета будут признаны виновными в содействии преступлению против человечества.

— Однако по закону… — начал Лэнг.

— Это не юридическое дело, Адам, — с заметным раздражением напомнил Кролл. — Оно политическое.

— Извините, Сид, но я с вами не согласна, — возразила Рут.

Устремив взгляд в пол, она удрученно покачала головой.

— Это и юридический вопрос. Два фактора неотделимы друг от друга. Тот пассаж, который только что процитировала юная леди, кристально ясно объясняет, почему гаагские судьи будут вынуждены инициировать расследование. Ричард Райкарт представил им документ, предположительно свидетельствующий, что Адам совершал указанные действия — то есть помогал, поощрял и содействовал.

Она вскинула голову вверх.

— Это юридическая угроза — или как вы там называете возможность обвинения? И она неизбежно ведет к политическому краху. Потому что в конце концов все сведется к публичному мнению, а мы и без того непопулярны на родине.

— Ладно, если это вас утешит, то я могу сказать, что Адаму ничего не грозит, пока он останется здесь — среди друзей.

Бронированное стекло слегка завибрировало. Вертолет еще раз приблизился к дому для воздушной съемки. Луч его прожектора наполнил комнату. Но на большой картинке, возникшей на телевизионном экране, в окне отражалось лишь море.

— Минутку, — вмешался Лэнг.

Он поднял руку к голове и сжал пальцами волосы, словно впервые оценил возникшую ситуацию.

— Вы хотите сказать, что я не смогу покидать Соединенные Штаты?

Кролл кивнул второму помощнику.

— Джош.

— Сэр, — важно произнес молодой адвокат, — позвольте мне зачитать вам начало статьи пятьдесят восьмой, которая описывает правомочия суда на арест.

Зафиксировав серьезный взгляд на Адаме Лэнге, он вальяжно продолжил:

— «В любое время после начала расследования палата предварительного производства выдает по заявлению прокурора ордер на арест того или иного лица, если, рассмотрев это заявление и доказательства или другую информацию, представленные прокурором, она удостоверилась в разумных основаниях полагать, что это лицо совершило преступление, подпадающее под юрисдикцию суда, и что арест данного лица представляется необходимым для обеспечения его явки на судебное разбирательство».

— Господи! — воскликнул Лэнг. — Что еще за «разумные основания»?

— Этого не случится, — успокоил его Кролл.

— Вы все время твердите одно и то же, — раздраженно сказала Рут. — Но может произойти самое худшее.

— Да, может произойти самое худшее, но этого не случится, — взмахнув руками, ответил Кролл. — Два данных заявления вполне совместимы друг с другом.

Он позволил себе одну из своих улыбок и повернулся к Лэнгу:

— Тем не менее до окончательного урегулирования дела я, как ваш адвокат, категорически рекомендую вам не путешествовать в страны, признающие юрисдикцию Международного суда. Если двое из трех судей решат порисоваться в правозащитной кампании, они могут выдать ордер на арест, и вас поймают.

— Насколько я знаю, — сказал Лэнг, — почти каждая страна признает Международный уголовный суд.

— Америка не признает.

— А кто еще?

— Ирак, — ответил Джош, — Китай, Индонезия, Северная Корея.

Мы ждали, что он продолжит перечень, но парень замолчал.

— И это все? — спросил Лэнг. — Значит, все остальные страны признают юрисдикцию Гааги?

— Нет, сэр. Израиль не признает. И некоторые скверные режимы в Африке.

— Кажется, что–то происходит, — сказала Амелия.

Она нацелила пульт на телевизор.

Мы напряженно наблюдали, как испанский главный обвинитель — вся из тяжелых черных локонов и ярко–красной губной помады, словно кинозвезда в серебристых бликах фотовспышек, — объявляла публике, что этим утром она санкционировала расследование по делу бывшего британского премьер–министра Адама Питера Бенета Лэнга, которому инкриминировались преступления по статьям семь и восемь Римского статута Международного уголовного суда от 1998 года. Точнее, все остальные наблюдали за ней, пока я следил за Лэнгом. «АЛ — абсолютная концентрация внимания», отметил я в блокноте, притворяясь, что записываю слова обвинителя. На самом деле меня интересовал лишь мой клиент, и я выискивал в его поведении какие–то особые моменты, которые мог бы использовать позже.

«АЛ протянул руку к Р: она не отреагировала. Он посмотрел на нее. Взгляд одинокого озадаченного человека. Убрал руку. Снова смотрит на экран. Покачал головой. Главный обвинитель сказала: «Был ли это единичный инцидент или часть систематического образа действий?» АЛ вздрогнул. Гнев. ГО: «Правосудие должно быть равным для богатых и бедных, для властных и слабых людей». Крики на экране: «А что вы можете сказать о террористах?»

Я никогда прежде не видел моих клиентов в минуты реального кризиса. И теперь, разглядывая Лэнга, я вдруг понял, что мой любимый всеохватывающий вопрос: «Какие чувства вы испытывали при этом?» — был довольно грубым инструментом, подчас непригодным для работы с людьми. В течение нескольких минут, пока обвинитель объясняла подробности юридической процедуры, на заостренном лице Лэнга проходила быстрая смена эмоций — такая же мимолетная, как тени облаков, мелькавшие весной на склоне холма: изумление, ярость, обида, пренебрежение, отчаяние, вина… Как распутать их клубок? И если Лэнг не мог описать, что чувствовал сейчас (хотя и чувствовал это), то почему я ожидал от него воспоминаний о событиях десятилетней давности? Похоже, мне придется создавать за него даже реакцию на речь обвинителя. Чтобы сделать ее правдоподобной, я буду вынужден упрощать определенные моменты. Мне нужно будет использовать свое воображение. В конечном счете, я начну обманывать читателей.

Главный обвинитель зачитала концовку своего заявления, кратко ответила на два вопроса из зала и гордо сошла с трибуны. На полпути к выходу она остановилась в грациозной, отрепетированной для видеокамер позе, вполоборота повернулась к объективам под шквалом новой снежной бури фотовспышек и, еще раз явив миру свой великолепный орлиный профиль, удалилась из зала. Экран переключился на воздушный обзор особняка в обрамлении леса, озера и океана. Планета ожидала появления Лэнга.

Амелия приглушила звук. Внизу начинался трезвон телефонов.

— Ну, что же, — прервав безмолвие, резюмировал Кролл. — В ее речи не было ни одного нюанса, которого бы мы не ожидали.

— Да, — сказала Рут. — Вы прекрасно потрудились.

Кролл сделал вид, что не заметил ее реплики.

— Адам, мы должны немедленно отправиться в Вашингтон. Мой самолет ожидает в аэропорту.

Лэнг все еще смотрел на экран.

— Когда Марта предложил мне воспользоваться его пустующим особняком, я и подумать не мог, насколько изолировано это место. Нам не следовало приезжать сюда. Теперь люди будут говорить, что мы скрываемся от правосудия.

— Я того же мнения, — согласился Кролл. — Вы больше не можете оставаться в этой дыре. По крайней мере, не сейчас. Я сделаю несколько звонков и устрою вам ленч с руководителем большинства в сенате. А вечером мы сфотографируем вас где–нибудь с государственным секретарем.

Лэнг наконец отвел свой взгляд от телевизора.

— Даже не знаю, что мне делать. Такие встречи могут создать впечатление, что я запаниковал.

— Нет, атмосфера будет другой. Я уже говорил с ними. Они передали вам наилучшие пожелания и заверили меня, что окажут нам любую помощь. Их пресс–секретари объявят, что встречи были запланированы месяц назад для обсуждения задач вашего фонда.

— Звучит немного фальшиво, вы так не считаете? — нахмурившись, спросил Лэнг. — Что мы там будем обсуждать?