Мандаринка на Новый Год (СИ) - Волкова Дарья

Она, словно завороженная, кивнула.

— Ты хочешь меня?

Еще один медленный, завороженный кивок, не отрывая взгляда от его глаз.

— Покажи — как?…

Они по прежнему смотрят в глаза друг другу, и он не видит. Но чувствует — как коснулось его бедра ее колено, отведенное в сторону.

— Да, вот так… — выдохнул ей в губы. — Ты же знаешь, что я сейчас буду делать?

У нее уже нет сил даже кивнуть — она просто опускается ресницы в знак согласия.

— Ты хочешь этого?

Еще одно движение черных длинных ресниц.

— И я хочу.

А потом он стянул с нее это серое трикотажное платье, щелкнул застежкой бюстгальтера. И она осталась совсем голой. Обнаженная, с закрытыми глазами и разведенными бедрами. С ума сойти. Такая откровенная в своем желании. Только для него — такая.

В одно движение стащил толстовку.

— Малыш, приподнимись.

Она послушно приподнимает бедра. Ник прикрывает толстовкой диван под ней. Последняя здравая мысль — если они испачкают светлый бежевый диван, Дэн его живьем съест. А потом он опускается на колени перед ней. Прощай, разум. Встретимся позже.

— Положи мне ноги на плечи.

Она упоительно послушна. А он подсовывает ладони ей под ягодицы, обхватывает идеальные полукружия, словно берет в руки чашу. И испивает из нее.

Во второй раз не так. В первый раз для него было потрясение, откровение. В этот раз — чистейшее наслаждение. Упивается влажной нежностью кожи, запахом… его вообще никак нельзя описать — только наслаждаться. Какой же он был дурак, что раньше не… Нет, не так. Где она была раньше, чтобы он мог познать это с ней? Потому что только с ней можно вот так. Оказывается, когда ты делаешь хорошо другому человеку — то и сам нереально кайфуешь. Постепенно что-то начинает туго закручиваться изнутри — на собственные движения губ и языка, на ее ответную дрожь и звук царапающих обивку дивана ногтей.

Категорически не хватает пальцев, но положение рук он менять не рискует — потому что… Потому что чувствует, что она скоро… Прихватывает губами то, что сейчас более всего похоже на карамельку — твердую, гладкую, сладкую. И делает то, что с карамельками делать и положено. Ритмично, внутрь своего рта, поглаживая языком. Недолго.

Ее бедра неожиданно сильно сжимают ему шею, пятки твердо упираются куда-то в район лопаток, она выгибается навстречу, хотя и так они там плотно друг к другу. «Карамелька» пульсирует ему в губы. И тут его внезапно и остро накрывает собственное наслаждение.

Сил поначалу не было не то, чтобы встать — даже голову повернуть. Он так и стоял на коленях, еще вздрагивая, уткнувшись лицом между ее бедер. Ого, как бывает, оказывается…

— Ник…

Он, наконец-то, собрался с силами и поднял голову. Мелкие, осторожные, почти воздушные поцелуи… Люба попыталась свести ноги, но положение у нее для этого было совершенно невыгодное.

— Ник, иди сюда…

— Мне и тут хорошо, — продолжая легкие касания губами. — Тут такая красота…

— Ник!..

— Моя ссссобссственоссссть, — целуя слева от влажной полоски темных волос. — Моя прелесссть, — то же самое справа.

Люба вздрогнула — то ли от смеха, то ли от поцелуя.

— Ссссамойлов! Иди ссссюда! Я тебя потсссселую…

— Ну, ради этого только…

Вставать было непросто — сил, казалось, не осталось ни в руках, ни в ногах. Плюхнулся на диван рядом, потянул Любу за руку.

— Это ты иди сюда.

Она привычно устроилась на его коленях верхом, прижалась щекой к влажной груди. Он провел рукой вдоль ее спины. Идеальная. Совершенная. Его.

— Ну как, не стесняешься больше?

— Да поздняк уже метаться, — хмыкнула Люба.

— Вот и умница, — коснулся губами виска. — Так и надо.

— Ник, а ты… ты не будешь… не хочешь… еще раз?

— Неа.

— А… почему?

— А я уже. Во второй раз.

Люба отстраняется. Огромные распахнутые изумленные глаза. Офигенное сочетание с ее наготой и расположением верхом на него коленях. Руки сами собой сползают вниз по ее спине.

— Как?!

— А вот так. Знаешь, когда мне исполнилось четырнадцать, отец подарил мне книгу. Издательства «Просвещение», — Ник ухмыльнулся. — Называлась она — «Популярная сексология».

— Многообещающее начало, — хихикнула Люба, устраиваясь удобнее на его коленях. — Продолжай.

— Сказал, что, вместо того, чтобы слушать байки пацанов постарше, лучше получить информацию из проверенного источника. Ну, я и засел за книжку.

— Книжка-то хоть с картинками была?

— Вот картинки как раз мне в ней не понравились. Никаких фотографий, черно-белые рисунки с кучей цифр и сносок — как что называется. А еще в разрезе… бррр…

— А чего ты про нее вспомнил?

— Да я там про такую штуку вычитал… И долго думал, что такого не бывает. Сейчас вот убедился, что автор не соврал.

— Ты о чем?

— Это называется оргазм без эякуляции.

— Эя… что?! Коля, я тебя укушу!

— Кусай, — он наклонил голову набок. — Вот сюда.

— Нет, я серьезно. Ты нормально выражаться можешь?! Без этих заумных слов?

— Хочешь сказать, что не знаешь, что оно означает?

— Нет. А должна?

— Кошмар! Половая безграмотность населения достигла ужасающих размеров. Эй! Нежнее кусай. И лизни теперь. Да, вот так. Так, о чем это я?

— Просветитель, блин, — Люба устроила голову у него на плече. — Что такое эта твоя «эя»-штука?

— Она не лично моя. Она достояние всего мужского населения планеты Земля. Эякуляция — это семяизвержение.

— Ясно, — тон у нее чуть смущенный. — А сразу нельзя было так сказать?

— Откуда же я знал, что ты такая темная?

Люба хотела было еще поспорить, но вспомнила о начале разговора.

— То есть, ты?… У тебя был… оргазм? Когда ты меня…

— Угу. Одновременно с тобой, практически. Из-за тебя, я бы сказал. Ну, только что не в тебя.

— Не стесняешься? — она подняла голову с его плеча и заглянула ему в глаза.