Волчья ягода - Анна Данилова

Николай Севостьянов предложил им сесть и придвинул к Малько пепельницу:

– Кури. Разрешаю.

Затем обратил взгляд своих маленьких серых и внимательных глаз на сидящего в расслабленной позе Ромиха.

– Это Илья Ромих, муж Берты Ромих, той самой, «Фольксваген» которой мы нашли и пригнали на нашу стоянку. Помнишь, я тебе рассказывал? – сказал Малько.

– Вообще-то я хотел видеть тебя одного… – начал было Севостьянов, но, увидев, как Ромих решительно поднимается со своего места, чтобы уйти, примирительно-извиняющимся тоном пробормотал: – Но раз уж вы приехали вдвоем, то пусть остается… Тут такое дело. Было три трупа…

Ромих побелел.

– В августе два и один в сентябре… И все – молодые девицы, красивые, блондинки… Уйма времени ушла на опознание, потому что лица были обезображены до неузнаваемости… Мы составляли их описания и все же нашли родных… Девушки не были знакомы друг с другом и принадлежали к разным слоям общества… И теперь вот четвертая – как раз та самая Людмила Савченко, которую опознал ее приятель с Малой Бронной, некий Михаил Лебедев. По его словам выходит, что она была проституткой, но жили они вместе… Думаю, она просто использовала его, точнее, его квартиру; во всяком случае, в том, что Лебедев не сутенер, я просто уверен… Я расспрашивал его о ее прошлой жизни, и он рассказал мне о человеке, который приходил к ним домой и искал Людмилу… Думаю, что, если он поможет нам составить фоторобот этого человека, мы сможем выйти на след…

– Я не понимаю, зачем вы при мне рассказываете о какой-то простутитке…

На Ромиха было больно смотреть.

– …Вы хотите сказать, что смерть этих девушек каким-то образом может быть связана с исчезновением моей жены?

– Я не исключаю этого.

– Но у вас же нет никаких доказательств, ничего, кроме единственной общей детали, на которой вы строите свои предположения! – вскричал Илья и даже вскочил со стула. – И деталь эта – цвет волос моей жены! Да вы вообще соображаете, что говорите?! Что может быть общего…

И он выбежал из кабинета, сильно хлопнув дверью. Малько, извинившись за Ромиха перед остолбеневшим Севостьяновым, кинулся за ним следом.

Утром у Берты начался жар, и она стала бредить. Она все время звала Илью, и Миша принял решение. По телефонному справочнику он нашел номер телефона Ромиха и позвонил.

– Илья Ромих? – спросил он, услышав совсем близкий и громкий мужской голос. Главное было – не ошибиться и чтобы этот Ромих оказался действительно мужем Берты, а не однофамильцем, потому что отчества Миша не знал, а Ромихов могло быть и несколько.

– Да, я слушаю.

– У вас есть жена?

– Кто вы?

– Вы хотите узнать о своей жене?

– Она у вас?

Миша почувствовал, как на другом конце провода человек часто задышал, и у него самого сердце захолонуло, как в тот момент, когда он, подойдя к двери, вдруг УВИДЕЛ воскресшую из мертвых Милу. А ведь он действительно увидел ее, как может увидеть только человек, страшно желающий этого.

– Послушайте, ради Бога, только не молчите… Если она у вас, то назовите сумму… Умоляю вас, оставьте ее живой, я заплачу любые деньги, я сделаю все так, как вы скажете… Я заберу свое заявление из милиции…

– Ромих, Берта у меня. Но перед тем, как вы увидитесь с ней, мне просто необходимо поговорить с вами и кое-что объяснить…

Миша вдруг почувствовал себя другим человеком. Ведь никогда прежде он не посмел бы звонить кому бы то ни было и разговаривать подобным тоном. Произошло нечто, поднявшее его на более высокую ступеньку самоощущения, но причину этой метаморфозы, чисто психологическую, он еще не мог понять и осмыслить. Каких-то пару дней назад он и подумать не мог о том, что жизнь подарит ему встречу с такой необыкновенной и сильной женщиной, как Берта. Самодостаточность Милы, которая покорила его в самом начале их знакомства, тоже, безусловно, какое-то время привлекала его и в конечном счете сформировала его отношение к ней как к существу более развитому и умному, нежели он сам. Но это ее качество не шло ни в какое сравнение с цельностью натуры Берты, являющей собой полную противоположность Миле. И дело заключалось даже не в том, что Мила была проституткой, а Берта – допропорядочной замужней женщиной. Было в Миле что-то отталкивающее, пугающее своим цинизмом и пессимизмом, и для Миши встреча с нею явилась лишь продолжением его собственной теории о бессмысленности жизни вообще; в то время как появление рядом с ним Берты, оказавшейся не по своей вине низринутой на самое дно человеческого общества и тем не менее сумевшей сохранить чистоту души и ясность мысли, открыло перед ним совершенно иной мир неизвестных ему чувств. Таких, к примеру, как желание сделать кого-то (а не себя самого) счастливым, или стремление быть ЛЮБИМЫМ такой женщиной, как Берта.

Миша не мог понять, как женщина, оказавшаяся в такой ужасающей ситуации и знавшая, что ее любят и ждут, нашла в себе силы отказаться от встречи с мужем, мотивируя это только тем, что она стала недостойной его.

Он думал об этом постоянно, и, с какой бы стороны он ни подходил к этому, сердце подсказывало ему, что без Ромиха Берта, даже если она и поправится физически, все равно не выживет и завянет, как цветок без воды.

Вот и сейчас, держа в одной руке трубку телефона, а другой нежно поглаживая одеяло, под которым металась в бреду Берта, Миша в очередной раз убедил себя в том, что он поступает правильно…

– Алло! Вы слышите меня? Почему вы замолчали?

Миша перевел дух и снова посмотрел на Берту. Глаза ее были закрыты, она явно была в беспамятстве… Сбитые набок, влажные от пота волосы закрывали почти всю подушку; на щеках темный жаркий румянец, рот полуоткрыт и исторгает какие-то обрывки фраз…

– Я не молчу, я думаю… Только обещайте, что придете один. Я не боюсь милиции, потому что я ни в чем не виноват, но мне не хотелось бы говорить (здесь он сделал паузу, чтобы подчеркнуть значимость того, что собирался сказать) О НЕЙ с кем-то, кроме вас…

– Скажите, она жива?

– Да, конечно, она жива… Но в остальном… Вы извините, я не могу сейчас говорить по телефону. Вы – человек богатый, мне Берта рассказывала, что вы ювелир… Словом, я не дурак и смотрю фильмы… Скажите, нас сейчас не прослушивают?

– Я не знаю, может, и прослушивают… – Ромих и сам растерялся и не знал, как себя правильно вести и что говорить. – Но это не имеет никакого значения. Я сделаю все так, как вы захотите, только, умоляю, скажите мне, где она…

– Подъезжайте прямо сейчас к Пушкинской площади. Я буду стоять у памятника Пушкину, а в руках у меня будет… – Миша взял со стола желтый большой блокнот Милы, куда она записывала номера телефонов своих клиентов, – …желтый блокнот… И учтите, если меня заберут в милицию, я им все равно ничего не скажу, а вот вашей жене будет совсем худо…

– Хорошо. Я еду.

– Ты сам виноват… зачем было рассказывать при нем о Людмиле Савченко? Ты же видел, в каком состоянии он находился… Он ведь просто помешан на своей жене. И отвалит любые деньги, лишь бы мы ее нашли. Но я говорю это не к тому… Мне его чисто по-человечески жаль…

– Сережа, ты видел его? – кипятился Севостьянов, яростно жестикулируя прямо перед носом Малько. – Видел. Он же старше ее, сам говоришь… Я вообще не понимаю, к чему весь этот переполох! Она ушла от него, понимаешь? УШЛА! Тысячи женщин уходят от своих мужей. Даже от богатых. У меня полно подобных примеров. Вот и она ушла. Плюнула на «Фольксваген», пересела в другую машину и живет себе сейчас где-нибудь в гостинице со своим любовником в то время, как ее муженек сходит с ума… Я не верю, чтобы такая женщина, как Берта Ромих, я имею в виду, такая роскошная баба, смогла вляпаться в то же дерьмо, в каком оказалась эта несчастная Савченко…

– Ты же противоречишь сам себе!..

– Не перебивай! Они жили в параллельных мирах – Савченко и Ромих – и В ПРИНЦИПЕ не могли встретиться… А то, что у них обеих светлые волосы, действительно, ни о чем не говорит… Я и сам не знаю, чего это я понес про нее в его присутствии… Скорее всего просто не подумал о том, что его может задеть даже упоминание об этой шлюхе…

– Я знаю Илью – он врать не будет. А поэтому я тоже, как и он, не верю в то, что Берта могла от него уйти, не предупредив. Она бы оставила письмо или позвонила бы… Понимаешь, в таких семьях не принято вести себя так, как ты пытаешься себе это представить… И если бы она собралась его бросить, то, уж поверь, поговорила бы с ним начистоту…

– Не идеализируй. Ты не можешь знать Ромиха, как самого себя. Люди – это такие скоты…

– Похоже, у тебя сегодня плохое настроение. Кто тебе его так испортил?

– А что, заметно?

Малько посмотрел на Севостьянова: смуглое худое лицо с огромными темными и уставшими глазами, коротко подстриженные волосы, смешные торчащие уши…

– Коля, что у тебя случилось?

– А то, что у меня крыша поехала… – Николай поднял голову и несколько мгновений, не отрываясь, смотрел Сергею в глаза, словно решая про себя, рассказать ему или нет о том, что произошло. – Понимаешь, с самого утра все было хорошо, настроение нормальное, бодрый был, мог быка завалить… А потом заехал домой – жены нет, хотя она должна была покормить меня обедом… Я же звонил, предупреждал…