Супруг-незнакомец - Линн Харрис

Ей захотелось закрыть уши руками и не слушать его больше. Захотелось притвориться, что она никогда его не слышала. Как она могла такое сделать?

– Что ты предлагаешь? – спросила она. Страх овладел ею.

Он сел на диван и задумался.

– Возвращайся в Штаты, Изабелла. Возвращайся и забудь обо всем, что было.

Слезы катились по ее щекам, хотя она и пыталась удержать их.

– Я не могу. И не буду этого делать. Я никогда больше не оставлю своего ребенка.

Он вздохнул и поднялся.

– Возможно, у тебя нет выбора. Теперь Адан все знает. Наверняка он не захочет давать тебе второй шанс.

Она прождала Адана несколько часов. Солнце закатилось, а его все не было. Он должен был прийти, она все еще была в его апартаментах вместе с Рафиком. Она сидела на диване, а Рафик играл на полу. По телевизору шла программа про ремонт.

Герои программы выглядели счастливыми, приводя в порядок свое скромное жилище. Это были молодожены, ожидающие появления ребенка.

Изабелла приложила пальцы к животу. Была ли она когда-нибудь так счастлива? Строила ли она вместе с мужем планы? Или она делала лишь то, что ей велели, и не задавала вопросов? Похоже, она знала ответ.

Может быть, именно поэтому она все забыла? Может, она была так несчастна, что не могла это выдержать?

Изабелла со злостью швырнула пульт на диван. Она была настолько раздражена, что ей хотелось сломать что-нибудь. Она бы швырнула диванную подушку, но это бы испугало Рафика. Ей не хотелось пугать своего драгоценного малыша. Как она могла желать ему вреда?

Даже думать об этом было невыносимо. Она же не знает, есть ли в этом хоть капля правды. Ведь она пыталась навредить себе, а не ему. Конечно, она не помнит, но она чувствовала каждой клеточкой, что причинить вред своему ребенку никогда не смогла бы.

Миновал еще час, она уложила Рафика спать, а потом вернулась в гостиную. Она не могла уйти к себе, потому что Рафик остался бы один. И она не могла лечь спать на кровати Адана, потому что не была уверена, захочет ли он теперь делить с ней постель.

В конце концов, она заснула на диване, свернувшись калачиком и зажав пульт в руке. Когда она проснулась, комнату освещал только работающий телевизор. Она потянулась, зевая…

И вскрикнула, увидев, что она не одна.

Адан сидел напротив и смотрел на нее. Он чего-то ждал. Чего? Что она превратится в сумасшедшую на его глазах?

– Ты поговорил с моим отцом, как я понимаю, – сказала она. – Какой смысл откладывать неизбежное?

– Поговорил.

– И теперь ты знаешь.

– Как ты себя чувствуешь, Изабелла?

Вопрос ее разозлил. Он словно сомневался в ее душевном здоровье и пытался обращаться с ней осторожно.

– Очень хочется обернуть голову фольгой, чтобы инопланетяне не могли меня засечь, а так – нормально, – парировала она.

Ни тени улыбки на его лице.

– То, что он рассказал, помогло тебе что-то вспомнить?

Она скрестила руки.

– Нет. Я ушла в пустыню и чуть не умерла. Меня подобрали. Я очнулась с дырой в памяти на том месте, где должны были быть ты и Рафик. И все, сказке конец.

Она вдруг потеряла свой задор и села, подтянув ноги и обхватив колени.

– Это очень страшно – не помнить, что с тобой произошло, особенно когда говорят, что ты сказала или сделала, а ты ничего этого не помнишь. Словно это кино, которое тебе пересказывают.

Он повернул голову к двери, ведущей в комнату Рафика:

– Как он сегодня вел себя?

Конечно, он не захотел об этом разговаривать и сменил тему. Можно ли было его винить?

– Немножко капризничал, но в целом – прекрасно. Он спрашивал о Калиле. Я сказала, что она заболела и ей пришлось уехать, чтобы поправиться.

– Ты думаешь, стоило это говорить?

– Да, – твердо сказала она. – Он не может понять всего, но лгать ему не нужно. Когда мне было пять лет, умерла моя собака. Родители не смогли сказать мне правду. – Она сделала паузу и покачала головой. – Господи, конечно, они не могли. – У нее вырвался горький смех. – Они сказали, что пес убежал. Я несколько лет надеялась, что он вернется, гадая, что я сделала не так, почему он покинул меня. Когда годы спустя я узнала правду, мне было намного тяжелее.

Он смотрел на нее с симпатией. Она почти ненавидела его за это. За то, что он теперь видел в ней хрупкое создание, хотя недавно обращался как с равной. Она не обманывала себя: она его полюбила. Когда это произошло, ей казалось, что он тоже к ней неравнодушен. Но как он может испытывать чувства к такому разбитому созданию, как она? Он всегда будет бояться, что ее снова что-нибудь сломает.

– Что ж, пожалуй, ты правильно сделала, что сказала ему.

– Что же дальше, Адан? – спросила она. Ей не хотелось ходить вокруг да около.

Он встал.

– Уже очень поздно. Наверное, нам лучше лечь спать.

Ей было досадно. Да, она очень устала, но надеялась, что он скажет ей больше. Но он ничего не собирался говорить, по крайней мере сейчас.

– Я велел, чтобы тебя разместили поближе, – сказал он. – Твоя комната теперь напротив Рафика.

Ее комната. Теперь он даже спать вместе с ней не хочет.

– Прекрасно, – сказала она. А что еще она могла сказать?

Он подошел к двери и открыл ее перед ней.

– Постарайся выспаться, Изабелла. Мы поговорим утром.

Она помедлила в дверях. Ей так хотелось дотронуться до него, обнять его и чтобы он крепко обнял ее в ответ. Ей хотелось утешения, близости.

Но он хотел быть от нее подальше. От своей сумасшедшей жены. Ей было очень больно.

Она обхватила себя руками, чтобы не дать себе дотронуться до него.

– Спокойной ночи, Адан. – Она ушла к себе и закрыла дверь.

Адан лежал в постели и думал об Изабелле. Она выглядела такой уставшей, измученной, и он понял, что не может ее расспрашивать. Он думал было лечь с ней вместе и просто обнять. Но он не доверял себе, не знал, удержится ли он. Им обоим нужно было многое обдумать.

Он был зол на Хасана Маро. После того как Адан поговорил с ним, он получил доступ ко всем медицинским записям Изабеллы. Тот же врач, который разговаривал с ней по прибытии в Джафар, внимательно изучил их и немедленно перезвонил Адану, подтверждая свои предположения.

У Изабеллы была послеродовая депрессия, как он и думал, и она чуть не умерла в пустыне. После этого ее мозг заблокировал определенные воспоминания в качестве защитного механизма.

Адан заворочался в постели и ударил кулаком подушку. Его тело ныло, но сердце ныло еще сильнее. Он возвращался к первым дням их брака, пытаясь вспомнить, что произошло между ними. Не так уж много, приходилось это признать. Он забрал ее девственность, сделал беременной и предоставил самой себе, занимаясь бизнесом и поджидая, когда появится ребенок. Они не были близки. В основном она наводила на него скуку. Она делала все, что должна была делать в качестве его жены. Но она не держала его в тонусе, не заставляла с нетерпением возвращаться домой в конце дня. Она даже не пела для него, а пение настолько было частью ее, что она постоянно пела или мурлыкала что-то. Как он раньше этого не понимал?