Революция Гайдара - Петр Авен

А. Ш.: Такой разговор мог быть, но я думаю, что Явлинский его мог грубо послать с этими заморочками на республиканском уровне…

П. А.: Если он и был, то был абсолютно формальным, больше для очистки совести.

А. Ш.: Для очистки совести — раз, и, во-вторых, Бурбулису надо было как-то объяснить Ельцину, почему неизвестная Ельцину команда занимается всем этим. А тут хорошее обоснование: потому что Явлинский чихать хотел на нас как на Российскую Федерацию, он выстраивает свою систему с прицелом на союзное правительство. Это было еще и потому хорошим обоснованием, что было чистой правдой…

Вообще, после августовского путча многие известные люди вернулись к Горбачеву. Например, в середине ноября 1991 года Шеварднадзе вернулся на пост министра внешних сношений. К нему первым замом по внешнеэкономическим вопросам в ранге министра пошел Владиславлев63. Это, кстати, нам потом позволило эту форму использовать: Петр Олегович на первых порах возглавил в объединенном Министерстве иностранных дел комитет по внешнеэкономическим вопросам.

А. К.: Как ты думаешь, может вера Явлинского в незыблемость союзных институтов быть связана с тем, что он все-таки не россиянин? Родился на Украине и т. д. Может, поэтому он не мог представить себя лидером сидящего в Москве правительства?

А. Ш.: У меня тоже было ощущение, что он потому видит себя лидером союзного правительства, что у него сложная оказалась история жизни. Родился во Львове, учился там в школе, карьеру экономиста и политика делал в Москве.

А. К.: Я о существовании Явлинского узнал из телевизора, когда его на российском съезде народных депутатов в 1990 году назначили вице-премьером к Силаеву по экономике и по реформе. Но я сидел в Ленинграде. А вот вы сидели и работали в Москве. Вот в тех кругах молодых ученых — экономистов, социологов и т. д., в которых мы все крутились во второй половине 80-х, — существовал Явлинский как ученый?

А. Ш.: На самом деле Гриша, когда работал в НИИ труда, где я с ним и познакомился, написал достаточно революционный доклад.

П. А.: Какой это был год?

А. Ш.: 1982-й. С демонстрацией того, что постановлениями «об очередных мерах по совершенствованию…» не обойтись. И привел достаточно серьезные для того времени суждения, что нужна коренная перестройка системы управления экономикой. Гриша даже считал, что именно тогда его принудительно лечить начали, причем нашли диагноз не ментальный, как это было принято, а такой чисто физиологический, что у него с легкими не все в порядке, что надо интенсивную терапию делать или даже операцию…

А. К.: Это врачи ему сказали?

А. Ш.: У нас врачи по такого рода случаям, как говорится, работали в тесной связке с Лубянкой. Не стоило больших трудов поставить «правильный» диагноз, особенно когда никакого диагноза не было… Когда Абалкин стал главным реформатором союзного правительства, он пригласил Явлинского на должность начальника отдела комиссии по экономическим реформам. Начальниками отделов тогда были Ясин, Меликьян64… Замом комиссии был Щербаков65. Я тоже с Абалкиным долго беседовал, он приглашал меня на работу.

А. К.: А тебя Абалкин кем звал?

А. Ш.: Начальником отдела, таким же, как Явлинский, Ясин и Меликьян. Это был 1989 год, по-моему. Я его спросил: «Какие полномочия, Леонид Иванович, какой у вас заказ?» И он мне ответил, что если мы напишем хорошую программу, то будем убеждать своих коллег по правительству в необходимости ее реализации. Тогда, глядишь, они и начнут делать то, что надо. Мне эта схема показалась не очень убедительной: фактически от политического руководства нет заказа на конкретную реформу, а есть обособленный вице-премьер, который пишет программу с толковыми экспертами, и все это — в никуда. Вот тогда Гриша и стал заметно расти… Комиссия Абалкина играла ключевую роль в написании программы. Гриша был ярким, блестящим разработчиком, в том числе «500 дней». Ясин был в восторге от него…

П. А.: Да, Ясин его обожал.

А. Ш.: Первый раз мы с Явлинским разошлись, когда он стал вице-премьером российского правительства, а я отказался присоединиться к его команде в качестве министра труда… По моему мнению, Гриша не политик, потому что политика — это всегда борьба за власть. А Гриша активным борцом за власть не был. У него в голове была некая идеальная конструкция, которая, как ему казалось, должна сработать: он хотел продвигать свои идеи, не учитывая практическую реальность, не учитывая грубую правду о технологии прихода к власти. Именно поэтому он всегда эту власть проигрывал.

А. К.: Не поэтому. Мне кажется, что в действительности он власти не хотел.

А. Ш.: Ничего подобного. Власти он хотел. Но он хотел ее получить, показав: вот смотрите, ребята, какая красивая программа! Неужели вы не дадите мне власть? И позже, когда он вступил в борьбу за власть, даже и тогда, когда его могли выдвинуть единым кандидатом от оппозиции, он отказывался блокироваться с другими политическими силами и людьми, пусть даже и лично ему приятными, потому что нарушалась «чистота» его конструкции. Когда были выборы президента в 1996 году, я с ним подробно обсуждал электоральные схемы. Я говорил: «Гриша, ты в состоянии быть третьим по количеству голосов. Для этого надо объединяться с другими. Надо, чтобы тебя поддержали все либеральные и демократические силы. Твоя задача — стать № 3, на большее претендовать ты не можешь. Если вторым приходит Зюганов, ты получишь процентов 15, которые реально есть в этом сегменте электората. С таким результатом у тебя появляется право претендовать на премьерство. Но для этого тебе во втором туре нужно призвать своих избирателей проголосовать за Ельцина». Он отказался. Он считал, что любые компромиссы такого рода снижают его возможности по реализации собственной программы.

Воспоминания о кандидатах

А. Ш.: Ну ладно, мы отвлеклись. Вернемся к командам. Была еще команда Жени Сабурова, в которой были из известных людей Матеров66 и Лопухин. Сабуров в один день вместе со мной пришел в правительство Силаева. Я был министром труда назначен в августе 1991 года, а он с позиции заместителя министра образования стал министром экономики. Они сели писать программу для правительства Силаева. Но поскольку Силаев был назначен на союзный комитет оперативного управления народным хозяйством (затем МЭК), у них заказчик стал как бы «рассасываться»… У них адресат вроде как был, а вроде как и нет. Где-то в сентябре Ельцин, обидевшись на Силаева (может, за то, что тот сидит на двух стульях и непонятно, на каком большая часть его тела помещается), отправил его на постоянную работу в этот комитет и назначил Лобова исполняющим обязанности председателя правительства.

Это «сказка» была работать в том правительстве. И у Силаева, как крепкого хозяйственника из «красных директоров», и у Лобова, когда заседания правительства вообще были посвящены темам типа «заготовка веточного корма» и другим похожим оперативным вопросам…

А. К.: Корова все равно не будет есть хвою, и лошадь не будет. Сдохнет, а не будет. Хоть сто лет заседай. А где, кстати, сейчас Лобов? Один из отцов-зачинателей первой чеченской войны? Он же, насколько я помню, в 1994-м был секретарем Совета безопасности РФ?

А. Ш.: У него какая-то международная организация, которая сидела на Петровке, в здании напротив «Мариотт Авроры». Сейчас там сидит Генпрокуратура…

П. А.: Ему все равно, он пенсионер.

А. Ш.: Но тогда, осенью 1991-го, он сильно рассчитывал на пост премьера, поскольку исполнял обязанности, а второй кандидат был Скоков. Вообще, задача Бурбулиса состояла не только в том, чтобы найти команду ребят, которые хорошую программу напишут, но нужна была команда ребят, которые перебьют Скокова и Лобова в их претензиях на руководство правительством. Ему под программу нужны были люди, которые могут войти в правительство. Формально к этой, гайдаровской, программе из действующих членов кабинета отношение имел только я. Как говорится, не только по должности, но и по реальной принадлежности. Единственный, кто был министром. Я заходил на 15-ю дачу в Архангельском с утра и вечером после работы…

А. Ш.: Бурбулис меня на работу нанимал министром труда вместе с Силаевым. Я с ним познакомился после выборов президента 12 июня 1991 года. Буквально в течение недели после выборов я уже сидел у него в кабинете, и он меня водил к Силаеву. Тогда Силаев меня спросил: «Ты что, не член Социал-демократической партии и министром труда стать хочешь?» Я говорю: «Да я не очень хочу, это они хотят».

Формально я действительно был единственным членом правительства в гайдаровской команде. И первый раз мысль о том, что я могу возглавить экономический блок правительства, мне заронил Полторанин, который заходил на 15-ю дачу. Он интересовался, что там делается. Спрашивал меня: «Что за народ там?» У него рядом дача была. Говорил: «Ну что, Гайдар-то на пост министра финансов потянет?» Я ему: «Он и выше потянет…»