Жажда справедливости. Избранный - Алексей Кунцевич

—Ваш талончик.

—Извиняюсь,— сказала на это женщина,— какой талончик?

—Мы— контролеры,— серьезно заявил второй и показал красную книжечку. То же сделал и первый.

Тут женщина улыбнулась, открыв взорам молодых людей два ряда ровных белейших зубов с неимоверно острыми выделяющимися клыками.

Парни ошалело смотрели ей в рот. А высокий проглотил ком, почему-то застрявший в горле, и хрипло сказал:

—Платить надо за проезд.— Здесь он прокашлялся.— Или придется вас оштрафовать.

На это Вельда (а это была именно она) ничего не ответила. Запустив руку с длинными ногтями в карман шубы, она  выгребла горсть пробитых талонов.

Тот, что был поменьше, хихикнул по-дурацки, а низкий вылупил глаза.

Вельда улыбнулась и произнесла:

—Вот только я не помню, какой из них вам нужен. Разберитесь сами, пожалуйста.

И, всучив высокому талоны, пошла прочь.

Минут через двадцать на площадку недалеко от здания вокзала остановился огромный украшенный флагом и гербом Татарстана порядком запоздавший из-за гололеда автобус. Дверь открылась, и проход тут же облепило множество мужчин. То были таксисты, добывавшие себе на пропитание, развозя приезжающих по городу.

Неподалеку наблюдала за всей этой суматохой Вельда; таксисты предлагали отвезти за очень сходную, как они выражались, цену: всего в двадцать тысяч. А многие, желавшие ехать, больше, чем на пятнадцать не соглашались. Наконец некоторые находили компромиссное решение и садились в машины.

Вдруг Вельда заметила того, кто ей был нужен и радостно замахала рукой. Выходивший из автобуса мужчина около двух метров ростом в темных очках и в черном кожаном плаще тоже заметил ее и в знак приветствия поднял левую руку в черной перчатке. Он подошел к женщине и галантно приложился к поданной ему руке со словами:

—Как я рад, сударыня, вновь видеть вас. Голос его был низким, но красивым.

—Я польщена,— ответила Вельда,— но замечу, милый барон, вы не очень-то торопились.

—Дела, моя госпожа, не дают мне даже отдохнуть. Все так наскучило. А ведь еще целую тысячу лет этот погрязший в грехах мирок будет нуждаться в моих услугах.

Он втянул носом морозный воздух и заметил:

—Какая влажность! У меня здесь может начаться чахотка.

—Что ж,— сказала Вельда,— господину здесь нравится.— Вы, дорогой Гебриел, подтвердили мнение мое и Козлова об этом городе.

—Ничего, придется делить всё это с нашим господином.— Барон задрал голову кверху и взглянул на подернутое легкой дымкой облаков небо.— Господин граф нашел-таки наследника?

—Ваши сведения верны, барон,— сказала на это Вельда.— Столько лет мы ждали его появления! Но господин убил Освальда и сейчас очень подавлен.

—Да уж, неудачно получилось. Война, она и есть война. Только не возьму в толк, как Освальда мог переманить Осиел.

—Ничего не поделаешь, братья ваши встали друг против друга, возомнив себя богами.

Гебриел вздохнул.

—Небеса полыхают, и огонь тот вот-вот достигнет этой земли. Ну-с, госпожа Шварц, мы что-то заговорились, пора бы встретиться с Леонардом.— Барон оглянулся и, заметив одного таксиста, уже сомневавшегося в прибыльности своего бизнеса, подозвал его: —Эй, любезный, огромная просьба: отвезите нас.

—Идемте,— радостно отреагировал тот,— двадцать тысяч, если не возражаете.

—Больше дам, отвези только,— сказала Вельда. И барон с фон Шварц направились вслед за таксистом к машине.

Часа в четыре вечера в квартире № 49 за столом находились двое: граф и барон. Граф курил толстую сигару и потягивал из большого бокала вино, а барон тем временем листал толстенную книгу в черном переплете. Барон был одет в очень дорогой серый костюм-тройку, на правой руке его безымянный палец украшала печатка из золота, на этой печатке была выгравирована готическая буква «S». Лицо его по современным меркам можно было бы назвать красивым. Прекрасно уложенные в модельную прическу густые черные волосы придавали ему сходство с одним персонажем весьма знаменитого телесериала[1]. В его пользу так же говорила аристократическая манера держаться и неподражаемая галантность. Только вот этот господин никогда не расставался со своими черными очками, не смотря на то, что в комнате было очень темно; мрак только немного расступался перед неярким светом свеч, коих было здесь множество. Наконец Леонард поднял свои глаза на Гебриела и молвил:

—Брат мой, я не сомневаюсь в благоразумии своего выбора. Напротив,— уверен, что лучшего и не могло быть.

—Хотелось бы верить, что вы правы.— Барон захлопнул книгу и положил ее перед собою на стол.— Однако, спешу заметить— он пренебрег здравым смыслом и все же поддался влиянию собственных чувств, что может привести к весьма печальным последствиям. Это не просто разборка, здесь замешаны интересы отнюдь не людские. Их страсти в сравнении с Вечностью мелки и глупы.

—Я очень надеюсь, что цель нашего пребывания здесь нисколько не пострадает. Чувствую, результат удовлетворит нас. Я уверен, что справедливость должна восторжествовать. В свою очередь спешу упрекнуть вас, что вы трижды подвергались искушению отмщения, и, если мне не изменяет память, трижды же прибегали к мести.

—Вы правы, как и всегда.— Гебриел теребил корешок книги.

—Что ж,— сказал граф и отпил из своего бокала, потом затянулся и выпустил дым в потолок, а сигара из его рук исчезла,— не знаю, Гебриел. Но не беспокойтесь, долго здесь я вас не задержу. Выполните одно маленькое поручение и можете продолжить заниматься своими делами.

Гебриел отпил из своего бокала водки и откинулся на спинку стула, закрыв глаза.

Около пяти часов вечера, когда небо уже начинало синеть, и появилась полная луна, когда на улицах прибавилось народу, когда, наконец, торговля на всяких «рынках» стала более оживленной, из подземки станции метро «Победа» вышел молодой человек в формованной шапке, куртке на синтепоне и зимних кожаных ботинках на солдатский манер. Это был уже нам знакомый Серебряков Виталий. Он медленно поднимался по ступенькам перехода, засунув руки в перчатках в большие карманы куртки. Чувствовал он себя прескверно. Не очень-то была симпатична перспектива оказаться нос к носу с Морозовым. Но жажда мести почти заглушала все остальные чувства. Еще недавно он попросил бы одного знакомого, которому в свое время оказал услугу, разобраться с Морозовым, и тот бы сделал это, даже не справляясь о причинах. Теперь же Виталий был уверен в своих силах и твердой поступью шел вверх по улице, не думая ни о чем другом, только о той, которую, как думал, он любит. Многие, да, наверное, и ты, дорогой читатель, ужаснулись бы, если б заглянули в душу его в это мгновение,— столько злости готово было выплеснуться наружу, сметая все на пути.