Мароны. - Майн Рид

«Ну, - подумал он, - если люди тут негостеприимны, этого нельзя сказать о здешних деревьях. Вот два дерева, первые, к которым я обратился, и они дали мне все самое необходимое для существования: еду, питье и убежище. Да еще в придачу отличную постель, какую найдешь далеко не во всякой гостинице. Что еще нужно человеку? К чему стены и крыша под таким небом? Право, спать в лесу - одно наслаждение. И, честное слово, если бы не страх перед одиночеством, - ведь человек не может обходиться без общества себе подобных, - я готов был бы провести всю жизнь в этих дивных лесах, без труда и забот. Здесь, несомненно, водится дичь, и мне говорили, что на Ямайке она не охраняется законом. Я могу охотиться сколько душе угодно... Но что я вижу? Неужели лань? Нет, это свинья. Ну да, конечно, свинья. Но почему у нее такой странный вид - острые уши, рыжая щетина, длинные ноги, клыки? Да ведь это, кажется, дикий кабан!»

Это действительно был дикий кабан ямайских лесов, прямой потомок кабана Канарских островов, завезенного сюда испанцами.

Молодой человек, никогда не видевший кабана в его естественной, природной обстановке, некоторое время еще сомневался, но уже в следующую минуту сомнения его рассеялись. Короткие торчащие уши, длинные ноги, морда и туловище, заросшие косматой щетиной, рыжей, как мех лисицы, быстрые, резкие движения, свирепые глазки - да, это был настоящий дикий кабан, а не домашнее животное. Когда он захрюкал - отрывисто, громко, свирепо, - это очень мало напоминало поросячье хрюкание на скотном дворе.

Дикий кабан! И так близко! Как пожалел Герберт, что оставил ружье внизу на земле, а сам в эту минуту сидит высоко на дереве! Но спуститься за ружьем, не спугнув зверя, было трудно: легкий шум, треснувший сучок - и кабан немедленно скроется в лесу. Герберт решил пока оставаться наверху и молча наблюдать за зверем, с которым его так неожиданно свел случай.

Глава XXIV

ОХОТНИК ЗА КАБАНАМИ

 Кабан стоял под сейбой, принюхиваясь к лежавшей на земле «горной капусте» остаткам завтрака Герберта. Дернув поросшим щетиной хвостом и отрывисто, удовлетворенно хрюкнув, зверь принялся уничтожать разбросанные листья, перетирая их могучими зубами. И вдруг, в мгнонение ока, мирная картина изменилась. Кабан подпрыгнул и, подняв кверху морду, издал особый, пронзительный визг, в котором одновременно звучали тревога и угроза. Щетина на его спине встала дыбом.

Герберт посмотрел вокруг, стараясь понять, что вспугнуло зверя, и ничего не заметил. Но кабан, очевидно, что-то увидел или услышал; он уже готов был обратиться в бегство, но в то же мгновение прогремел ружейный выстрел, просвистела пуля, кабан с диким визгом перевернулся в воздухе и упал на спину. Из раны на передней ноге брызнула кровь. Однако зверь тут же снова вскочил. Ярость удержала его от бегства. Он отступил немного ближе к стволу дерева, встав как раз между толстыми корнями там, где молодой англичанин провел ночь. Тут, защищенный с боков и с тыла, грозно хрюкая, он поджидал врага.

Тот не замедлил появиться. Из лесной чащи выскочил человек, вооруженный длинным прямым ножом. Несколькими прыжками он пересек поляну и схватился с раненым зверем.

Несмотря на полученную рану, кабан был опасным противником. Требовалась исключительная ловкость, чтобы уклоняться от его страшных клыков. Враги попеременно бросались друг на друга. Охотник старался пронзить зверя длинным ножом, а кабан, раскрыв пасть, яростно кидался на противника, пытаясь проткнуть его острыми клыками.

Простреленная нога мешала зверю, но он продолжал отчаянно защищаться и нападать. Высокие корни служили ему защитой. Враги стояли прямо друг против друга. Выставленный вперед нож охотника не раз скользил по твердому черепу зверя, не причиняя ему никакого вреда, и не раз с лязгом стукался о его клыки. Битва длилась уже несколько минут. Герберт следил за ней с живейшим интересом, ничем не выдавая своего присутствия. Все произошло так неожиданно, зрелище было столь волнующим, что он забыл обо всем на свете. Но вот борьба человека и зверя подошла к концу. Охотник, обладавший, по-видимому, необычайной силой и ловкостью, пустил в ход прием, позволивший ему прикончить кабана. Прием этот таил в себе определенную опасность и для человека, но тот был так быстр и проворен, что Герберт, сам охотник, почувствовал изумление и восхищение.

Кидаясь на противника, кабан неосторожно вышел из-под прикрытия высоких корней - вернее, охотник умышленно выманил его оттуда - и таким образом потерял выгодную позицию. Не успел еще зверь разгадать намерений врага, как охотник ринулся вперед, напряг все силы, подпрыгнул высоко в воздух и буквально перелетел через кабана, очутившись теперь позади него. Одно мгновение положение охотника казалось критическим, но он рассчитал точно: не успело рассвирепевшее животное повернуться и наброситься на него, как он взмахнул длинным ножом и всадил его по рукоятку между ребрами зверя. Взревев от боли, кабан свалился замертво. Из бока у него хлынула кровь, залив устроенную накануне Гербертом постель.

До сих пор Герберт сидел неподвижно. Теперь он решил спуститься, поздравить охотника с удачей и выразить свое восхищение его ловкостью. Но тут у него мелькнула мысль, заставившая его несколько помедлить. Уж очень необычна была внешность охотника, особенно на взгляд англичанина, незнакомого с типами и костюмами Вест-Индии. Помимо весьма живописной одежды, в лице и движениях незнакомца было действительно что-то из ряда вон выходящее.

В целом он, безусловно, производил приятное впечатление. Он не был белым, но не походил и на негра; его нельзя было принять даже за мулата. Кожа у него была почти светлой, на щеках сквозил румянец. Может быть, именно румянец и красивый разрез блестящих глаз придавали лицу особую привлекательность. Охотник был молод. Герберт решил, что они ровесники. Сходство было и в росте и в сложении, но цвет волос, цвет кожи, самые черты лица - все было иное. Лицо у молодого англичанина было овальным - у незнакомца почти круглым. Но оно не казалось ни безвольным, ни бесхарактерным благодаря твердо очерченному, решительному подбородку. Наоборот, это лицо дышало энергией и решимостью. Судя по цвету кожи, в жилах молодого охотника текла смешанная европейская и африканская кровь. О том же свидетельствовали слегка вьющиеся иссиня-черные волосы. Густую копну их прикрывал головной убор, который Герберт Воган скорее ожидал бы