Научи меня любить (СИ) - Светлая Есения

Яна, словно ей только что врезали оплеуху, очнулась от его сиплого говора и дрожащим от подкатывающей исерики голосом выкрикнула:

— Стой! Не смей! Этого не может быть, Саша!

— Ян, может. Перестань истерить. Нам, по моему, стоит все обсудить спокойно! Прими это как факт. У меня есть ребёнок. Это мой сын. Мой, Яна.

Слезы полились безудержным потоком и её затрясло. Постеснявшись своего состояния и боясь что этот… Этот предатель бросится утешать, Янка скрылась в ванной.

Как это? Как это его сын… " Прими этот факт. У меня есть ребёнок…" Значит, он совершенно здоров, имеет вот такого уже взрослого сына, а она… Она совсем "пустая". Ведь так говорят ей в спину эти старушенции возле подъезда? Господи, за что?! Яна старалась подавить свои глухие рыдания. Но они душили и лишь усиливали ту боль, что разрасталась от самого низа живота, словно ураган, безжалостно закручивая воронкой все внутри, упорно лезла вверх, к самомому сердцу. Яна закричала, истошно, надрывно, зажимая полотенце зубами, сползла по стене на пол. Не сразу она поняла, что Сашка стоит под дверью, настойчиво стучит и просит открыть.

Яна полнялась, на шатающихся ногах подошла к двери и открыла щеколду. Он ворвался в ванну, схватил ее за плечи, с силой прижав к себе, начал покрывать лицо мелкими, успокаивающими поцелуями.

— Яна, милая, любимая, не плачь, прошу тебя. Я прошу тебя, не плачь, не надо. Я все расскажу, я объясню..

— Уйди, — Яна, ослабевшими руками оттолкнула Сашку. — Уйди, прошу тебя. Я сейчас приведу себя в порядок и выйду. Отойди.

— Прошу тебя, Яна…

— Уйди!!!

Сашка в примирительном жесте поднял ладони вверх и отступил. Вышел, чуть прикрыв за собой дверь, дав любимой время принять услышанное и успокоиться. Не так он, наверное, начал. Черт, а как? Как вообще это можно сообщить, не сделав больно? Но сейчас он все ей расскажет. Объяснит. Она поймет.

Яна, закрыв дверь за мужем, рваным движением вытерла слезы, звучно высморкалась в полотенце и осмотрелась. В корзине для белья лежал спортивный костюм, который она сняла утром и решила постирать. Не задумываясь ни на секунду, она вытащила его из ящика и бысто натянула на себя. Тут же собрала волосы в тугой хвост, ополоснула лицо ледяной водой. Смотреть на себя в зеркало не хотелось. Зачем? На такую убогую… Взгляд зацепился за голубенький пакетик на стиральной машинке. Яна с остервенением схватила его, со всей силы смяла в руке и швырнула в мусорное ведро.

Вдох, выдох. Нужно, это нужно сделать. У нее остался лишь единственный вопрос. Осторожно пройдя в зал, она застала мужа и мальчика на диване. Сашка включил планшет и что-то показывал на нем ребенку.

— Саш, я ничего не варила. Может пельменей сваришь? Сам…

Сашка дернулся, поднял измученный взгяд на жену, кивнул.

— Сейчас, поставлю воду…

Яна, дождавшись, когда муж скроется на кухне, слотнула ком в горле и практически сорванным голосом спросила:

— Лешик, ты такой взрослый! Тебе, наверное, уже в этом году в школу?

— Нет, — уверенно ответил мальчик, стараясь не смотреть на Яну. — Мне в школу только через год, когда исполнится семь.

Это все, что она хотела услышать. Остальное теперь, наверное, не имеет никакого значения. Яна схватила телефон и, не дожидаясь Сашку, выскочила из квартиры. Бешеный стук сердца практически заглушал его крики, разносящиеся гулким эхом по подъезду, но она видела только ступеньки, и её единственным желанием сейчас стало вырваться из этого логова, напрочь пропитавшегося ложью и предательством.

35

От Сашки не было ни одного пропущенного. Хотя чему тут удивляться? Скорее всего Игорь позвонил ему сразу, как только Яна подъехала к Кожевниковым на такси. Да и Наташка стояла у ворот, словно только и ждала, когда появится подруга. Нервно куталась в большую шаль и кусала по привычке кончик большого пальца.

Янка ревела всю дорогу, но, подъезжая к Ивановке, решила, что не стоит пугать друзей своими слезами. Однако, увидев встревоженную ожидающую Наташку, как только вышла из машины, позорно грохнулась в обморок. Очнулась в саду от резкого запаха нашатыря, который Наталья усердно совала ей под нос. Увидев, что Янка очнулась, та пару раз понюхала отрезвляющего аромата сама и как-то криво улыбнулась.

— Что, опять довела себя до приступа?

— Наверное. Прости, — шептала зареванным хриплым голосом Янка. — Я не хотела.

— Конечно, думаю, не хотела. Поймать-то я тебя не успела, ладно ты на машину и плавненько так по ней стекла, а то убилась бы. Да и водитель, молодец, не стал отъезжать сразу. А то пришлось бы совочком тебя соскребать с дороги. Удовольствие так себе было бы. Чаю будешь? Сейчас заварю, с травками.

Янка кивнула и улыбнулась.

Да, Наташка, она вот такая — яркая, напористая, гостеприимная. В душу лезть не станет, но ты и сама ей все расскажешь.

Сидели они в саду, Яна — в огромном кресле-качалке, укутанная в теплый плед, на столе уже пыхтит электрический самовар, на блюде — пироги, выглядывают аппетитными уголками из-под белого полотенчика. Наташка носится вокруг, от клумбы к клубе, срывая мяту, мелиссу, смородиновые и земляничные листы, бутончики нераспустившегося ещё шиповника. Одета в легкий цветастый сарафан, который ее еще больше полнит. Или не полнит?

— Наташ, срок-то какой?

Подруга замерла, настороженно оглянулась на Янку, виновато улыбнулась:

— Четыре. Пятый пошёл.

— И не сказала ничего…

— Я не знала, догадывалась только, что прокараулила. Но все надеялась, что просто сбой…

— Девочка?

— Ага, — Наташка счастливо улыбнулась. — Ян, прости, что не сказала. Ты в последний раз такая была… Сегодня, конечно, не лучше. Но я потому тебя и звала в кино, посидеть, поболтать.

— Уже опоздали?

— В кино? Да ну его, я билеты уже вернула. Куда я с тобой, такой зареванной пойду. Подумают, что силком тащила. Всех клиентов в кинотеатре распугаем.

Яна ощупала лицо, действительно — мешки под глазами и нос, наверное, как картошка.

— Точно, распугаем. Испортила тебе вечер. Это ты меня прости, Наташ. Я вечно к тебе с проблемами. Даже не заметила в тебе перемен. Заразишь? — Янка, рассмеявшись, распахнула объятия.

— Да, конечно, мне не жалко, — Наташка, смущенная своим положением, кинула собранную зелень на стол и кинулась обниматься к подруге. — Дай Бог, Яночка моя!

— Ты в следующий раз не молчи!

— Чего? Яна! Следующего раза не будет! Я Кожевникова теперь без спецснаряжения за километр к себе не подпущу! Доигрались уже! Вот! — Наташка голосила, возмущалась, грозилась кулаком в сторону дома, но на её лице так и цвела счастливая улыбка. Девочка! Это же просто мечта. — Ты правда не сердишься?

— Дурочка, я очень рада за вас! Счастлива, как за себя. В крестные возьмешь?

— Конечно, как договаривались! Ты у моей куколки, я у твоей!

Янка помрачнела, но тут же себя одернула. Нечего тут своим писсемизмом людей изводить. Сама уже себя не узнавала, какая стала дерганная и не рада ничему вокруг. Не нужно этого показывать беременной Наташе.

— Договорились!

Наташка с кряхтением разогнулась, выбралась из цепких объятий Янки и, напевая какую-то детскую песенку, стала заваривать чай в большом пузатом прозрачном чайнике.

Из-за двери высунулись носы мальчишек. Ребята вошкались там, переругивались, но выходить на улицу не спешили. Послышался грозный окрик отца, и их как ветром сдуло. Дверь в дом снова закрылась. Яна вздохнула с облегчением. Не хотелось пока ей никакого общения.

— Он звонил, да?

— Звонил, конечно. Сказал никуда тебя не отпускать. Утром сам за тобой приедет. — Наташка бросила беглый взгляд на побледневшую подругу и продолжила: — Игорь попытался выведать, что случилось. Он сказал, что вы сильно поругались. Мой твоему ответил, что как только Янка захочет, то мы сами тебя и отвезем, и нечего тут под дверями ждать, когда ты выйдешь. Может ты до обеда спать будешь. Правильно?