Хейтеры - Джесси Эндрюс

И вот через десять минут от одной компании отделился чувак, подошел и встал прямо напротив нас.

Сначала он просто стоял, раскачиваясь на пятках и глядя на нас в упор. Его приятели смотрели и хихикали.

Коротышка выглядел реально накачанным. Мышцы бугрились даже между шеей и плечами. Пожалуй, это были самые крупные его мышцы. Еще он имел выбритые виски, а на руках у него красовались расплывшиеся татухи, изображавшие непонятно что.

– Эй, ты, – прокричал он, обращаясь к Кори. – Играй песню или нет! Но только не играй это дерьмо!

Даже не взглянув на него, Кори продолжил лупить по барабанам.

Что-то будет, подумал я.

– Никто не хочет слушать это дерьмо! – заорал чувак.

– Задай ему, Радд, – крикнул один из его дружков.

Кори тем временем доиграл свое соло, но так и не взглянул на Радда. Или на нас. Отыскав случайную точку в пространстве, он уставился в нее, задумчиво нахмурив брови.

– Ты не у себя в подвале, чувак, – проговорил Радд, – не в своей комнате, где можно валять дурака сколько угодно. Сюда люди приходят не для того, чтобы слушать эту фигню. Так что кончай.

Вообще-то Радд произнес все это довольно спокойным голосом. Но сам факт, что он представлял собой один большой бицепс, делал его спокойствие более устрашающим, чем ярость.

Черт, подумал я.

Кори по-прежнему пялился в никуда и тут вдруг начал еще одно соло. Оно длилось примерно десять секунд. Затем он затих и стал внимательно разглядывать свой малый барабан, как будто на нем была инструкция, что делать дальше.

Радд смотрел на него, и уголки его губ опускались.

А потом он медленно и спокойно произнес:

– Мне что, придется надрать тебе задницу?

Ох, блин, подумал я.

Эш спокойно наблюдала за происходящим и, кажется, даже тихонько улыбалась.

Кори пять раз подряд ударил в тарелку, а потом приглушил ее. Пшт, пшт, пшт, пшт, пшт.

Глаза у Радда округлились.

– Второй раз просить не буду, – сказал он.

Кори отбил низкую дробь на большом барабане.

– Ну ладно, – бросил Радд, и в этот момент я решил вступиться и сказал:

– Эй, чувак, погоди.

Я пытался говорить спокойно, но только произнес эти слова, как Радд повернулся и положил мне на грудь свою ладонь. Я тут же заткнулся, и мы переглянулись. Одно веко у Радда было розовое, воспаленное и как будто резиновое. Не знаю, что могло бы случиться дальше, но тут Куки окликнул нас из-за стойки.

– Эй, музыканты! – крикнул он. – «Кемпиг»! Идите сюда, сделайте перерыв, я вам водички налью. А тебя, Радд, ждет холодное пиво. Идите все сюда.

Радд еще пару секунд сверлил меня взглядом, а потом откашлялся или рыгнул – короче, его организм выдал какую-то сложную реакцию на алкоголь. «Хрмр» – и как будто что-то сдохло у него во рту. После чего он пожал плечами, убрал руку и направился к барной стойке.

Я тут же выдернул бас из розетки, убрался подальше от Кори и сел на противоположном конце стойки. Через пару минут подошли Эш и виновник торжества.

Куки поставил перед нами три стакана с водой, потом принес три порции виски и подмигнул. Эш глотнула из своего стакана. Я взял свой, но не смог заставить себя выпить. По правде говоря, мне не хотелось ничего брать в руки, ведь они по-прежнему дрожали. А вот Кори опрокинул свой виски, как будто таблетку водичкой запивал.

Куки улыбнулся и принес ему еще одну порцию. Тот и эту опрокинул. И мы просто остались сидеть.

Интересно, понимал ли я тогда, что причиной разлада между нами после того, как Эш с Кори замутили, – стали мои собственные слова? Когда Кори признался, что у них с Эш что-то было, я сделал вид, что расстроен, потому что теперь равновесие в группе разладится, и если они расстанутся, то возненавидят друг друга. На самом деле невысказанной, но очевидной причиной моего недовольства была обычная ревность. Но потом все разладилось, в точности как я предсказал. Значит, я был прав, сказав то, во что даже не верил?

Не знаю, что на это ответить. Потому что уже забыл, что хотел спросить. Теперь придется перечитать все написанное, чтобы вспомнить. Это и читать тяжело, а когда я это писал, у меня вообще голова шла кругом. Так что сам виноват.

Короче, сидим мы за стойкой и молчим. Никто не знает, что сказать двум другим.

Но говорить ничего и не пришлось, потому что вскоре подошел Куки и решил поболтать.

Только тогда я обратил внимание, что он очень высокий и тоже довольно накачанный. В нем было, наверное, под метр девяносто, и руки просто огромные. Одной такой рукой можно зажать человеку голову и оторвать его от земли.

– Ну, ребят, – с улыбкой проговорил он, – колитесь. Вы откуда?

– Из Пенсильвании, – ответил я.

– А мне, между прочим, понравилось, как вы играли, – сказал он. – Все трое.

В наших взглядах, наверное, отразилось крайнее недоверие.

– Да нет, серьезно, – успокоил нас он. – Это я не просто так, чтобы вам сделать приятно. Вышли туда, не побоялись, и это было очень круто. Вы, ребят, реально крутые. Но для этой аудитории ваша музыка, пожалуй, слишком экспериментальная.

Почему-то никто из нас не стал объяснять, что вообще-то барабанные соло обычно не входят в нашу программу.

– Так значит, вы просто ищете, где бы поиграть? – спросил Куки.

– Ддддддддддд, – произнес Кори.

Мы взглянули на него. Но он не договорил. Вместо этого опустил голову, уставился на свои руки и начал играть флэм на барной стойке, используя вместо палочек большие пальцы. Флэм – это когда ты попеременно ударяешь то тихо, то громко, причем второй удар следует сразу за первым.

– Да, – подхватила Эш.

Кори продолжал играть.

– Тогда можно задать вопрос? – спросил Куки, подлив нам воды. – Хотите сыграть в настоящем блюзовом баре?

На его губах снова заиграла таинственная улыбка – как будто знает секрет или ему кажется, что знает.

– Ага, – ответила Эш.

– А как же, конечно, хотите, – кивнул Куки. – Тогда слушайте. Вот что вам надо сделать. Короче. Езжайте в Кларксдейл и выступите в баре «Перекресток». Серьезно. Такой группе, как ваша, там самое место, говорю. «Перекресток бар и гриль» – легендарный блюзовый бар. В таких местах вам и надо выступать, ребят.

– Ты так считаешь? – спросила Эш.

– О да, – ответил Куки своим странным мелодичным высоким голосом. – Туда приходят все знаменитости, когда хотят сыграть для простого народа. Не для большой толпы или толстосумов, а для обычных ребят, которым нравится настоящая музыка. Вот захотел ты так сыграть – приходишь в «Перекресток» и играешь. И нигде об этом не написано – ни в газетах, ни в Интернете. По радио тоже не объявляют, потому что кому надо, тот сам узнает. Все знаменитости там выступали: Бобби Беллфлауэр, Сонни Уоллис-младший, Крикет Петуэй. Кого хочешь назови.

– А с какой стати тогда нам разрешат там играть? – спросил Кори.

Куки улыбнулся и сказал:

– Что ж. Если вам, ребят, интересно, я мог бы это устроить.

– Что, правда? – спросила Эш.

– Там меня хорошо знают, – объяснил Куки, – и моего старика тоже. Всю нашу семью. Могу договориться, чтобы вы выступили там завтра вечером, если хотите. А вам это нужно, ребят.

Мы обдумывали его слова.

– Так хотите или нет? – спросил он.

Кори ответил первым:

– Хотим.

Куки улыбнулся и скрылся в подсобке.

Больше Кори ничего не сказал. Но он кивнул, нахмурился, протянул руку и похлопал меня по спине. Сделал это неохотно, но, видимо, решив, что так будет правильно.

И вот что интересно. Мы только что отыграли еще один кошмарный концерт, а наш барабанщик дал понять, что в любой момент может превратиться в балбеса с тягой к саморазрушению. Ничто не указывало на то, что следующее шоу будет чем-то отличаться. Но в тот момент меня почему-то грела мысль: «Вот это да. Да это же наш шанс».

Куки вернулся и сказал, что устроил нам часовое выступление завтра в десять вечера. А после концерта мы могли бы переночевать дома у его папаши.

«Это наш шанс, – вертелось у меня в голове. – Вот он, концерт, который все исправит». Все, что нам нужно – настоящая сцена и настоящие зрители. Нам бы попробовать себя в нормальном концертном клубе. Проблема была не в том, что мы плохо играли, а в том, что приходилось играть в совершенно невозможных условиях.

Куки рассказывал о доме своего отца в долине. Там было много комнат, так что мы могли не волноваться.

Я его больше не боялся. Не боялся, что он схватит меня громадной ручищей за лицо и оторвет от земли. Теперь мне хотелось дать ему «пять» миллион раз. Ведь он станет нашим проводником в землю обетованную. Этот неуклюжий здоровяк – наш ангел Господень.

Мне даже показалось, что Бог вдруг обратил на нас внимание и говорит что-то вроде:

РЕБЯТ, ВЫ ПРОСТИТЕ ЗА ТО, ЧТО БЫЛО РАНЬШЕ.

ВОТ УЭС. ПЕРЕД ТОБОЙ ОСОБЕННО НАДО ИЗВИНИТЬСЯ. ЗА ЭТУ ЗАМУТУ С ЭШ И КОРИ. Я ПРОСТО УСНУЛ ЗА РУЛЕМ, КОГДА ЭТО СЛУЧИЛОСЬ. НО ОТНЫНЕ, РЕБЯТ, ВЫ У МЕНЯ НА ПРИМЕТЕ. И ЗАВТРА СОСТОИТСЯ ВЫСТУПЛЕНИЕ ВАШЕЙ МЕЧТЫ.