Год в «Звездолете» - Андрей Божко

Через час, надев пояс медицинского контроля, иду спать. Мне снится, будто огромная черная кошка прыгает на грудь. Я пытаюсь связать ее, но она вырывается и вновь бросается на меня. Пытаюсь душить ее, но она выскальзывает…

Просыпаюсь в холодном поту. Жарко! Очень жарко! Хочется пить! Высокая влажность не облегчает, а усугубляет страдания. В поисках «сквозняка» во время ночных вахт дежурный обычно ставит кресло в проем двери между отсеками: сейчас там, кажется, сидит Борис…

Идут вторые сутки аварийного режима. Сейчас достигнут «пик»: температура 30 градусов, содержание углекислоты в атмосфере 3 процента, кислорода – 16 процентов. У нас красные и потные лица. Температура тела повышенная. Настроение плохое. Разговаривать не хочется. Голова все время тяжелая, как во время простуды.

Как хорошо было раньше! Даже не верится, что это было в этом же помещении, здесь же. Так резко изменилось восприятие окружающего от воздействия неблагоприятных факторов. Аварийный рацион значительно вкуснее, чем сублимированная пища, но не приносит удовольствия. Завтракаем теперь в дьа раза быстрее, так как не тратим время на подогрев пищи и на мытье посуды.

А как себя чувствуют наши растения?

Оказывается, совсем неплохо, даже несмотря на снижение интенсивности света. Дело в том, что уменьшение кислорода в атмосфере термокамеры при повышенном содержании углекислоты привело к усилению процесса фотосинтеза. Видимо, тормозящее воздействие кислорода на фотосинтез значительно уменьшилось. Правда, высокая температура и снижение освещенности вызвали уменьшение содержания нужного нам витамина С.

Аварийные условия привели к снижению у нас артериального давления. Кажется, я уже стал привыкать к мучительной жаре, но перед сном обычно чувствую сильную усталость. Вахта – с двух до пяти утра – оказалась самой неприятной: она разбивает сон. Читать ночью не хочется, а спать нельзя. Ходить по оранжерейному отсеку тоже нельзя – это мешает ребятам спать…

Исследования сердечно-сосудистой системы, дыхания, энцефалограммы, основного обмена, санитарно-бактериологические, иммуннологические и другие непрерывно сменяют друг друга. А в жилом отсеке как в парной. Да, деньки буквально горячие. Постоянно хочется пить. Начинаем понимать, сколь справедливы слова французского писателя А. Сент-Экзюпери о воде. «Нельзя сказать, что ты необходима для жизни: ты сама жизнь. Ты наполняешь нас радостью, которую не объяснить нашими чувствами. С тобой возвращаются к нам силы, с которыми мы уже простились. По твоей милости в нас вновь начинают бурлить высохшие родники нашего сердца».

Да, вода – это жизнь. Без нее человек погибнет через несколько дней. Она, входя в состав всех органов и тканей, составляет около 68 процентов веса тела. Потеря хотя бы 10 процентов уже опасна для жизни. Ученые считают, что человеческому организму необходимо получать 2–2,5 литра питьевой воды в сутки. Нам же на умывание, ежедневное влажное обтирание тела, ежедневную влажную уборку помещения, один раз в 10 дней душ, генеральную уборку помещения с дезинфекцией требуется не меньше 10 литров воды в сутки на троих.

Если исходить из этого, нетрудно подсчитать, сколько ее нам необходимо на год. И надо еще учесть, что растения также требуют немалого ее количества. Так, например, чтобы вырастить 1 килограмм зерна, надо около одной тонны воды. Вот почему проблема воды становится одной из важнейших в космическом полете. Ее нельзя ничем заменить. Пищу можно получить синтетическим путем. Физиологическую же потребность живого организма в воде можно удовлетворить только водой, и ничем иным. Что же делать? Неужели на борт космического корабля брать такой запас воды?

Житель современного города расходует в среднем 350 литров воды в сутки. Но космонавтам придется уподобиться древним римлянам, которые тратили на себя ежесуточно всего лишь несколько литров.

Известно, что организм человека выделяет воды больше, чем потребляет в чистом виде и с пищей. Излишек около 300 миллиграммов в сутки образуется в результате окисления пищи в организме. Вот его-то ученые и предлагают использовать многократно для удовлетворения потребности человека.

Расчеты показали, что в полетах, длящихся свыше месяца, целесообразно пользоваться водой не из запасов, взятых с Земли, а восстановленной из продуктов жизнедеятельности человека, так как регенерационная установка весит в несколько раз меньше общего запаса необходимой воды.

В нашем гермообъекте эта выводимая из организма вода, попадая в систему регенерации, освобождается от вредных примесей и запахов и превращается в химически чистую, а затем обогащается солями и микроэлементами.

Таким путем в сутки восстанавливается около 5 литров воды, а из конденсата атмосферной влаги – около 3 литров. Интересно, что все, кого угощали регенерированной водой, пили ее с удовольствием, если не знали, из чего она приготовлена. Регенерации подвергается и санитарно-бытовая вода. Таким образом, контур по воде целиком замыкается так же, как по газовой среде: кислороду и углекислоте…

Сегодня днем, на четвертые сутки «аварии», опять «пик». Вода из контейнеров словно испаряется. Я без конца смачиваю голову – кажется, легче. Герман тоже надел шелковую рубашку, а Борис брюки. По примеру Германа вешаю увлажненное полотенце на шею, но особого облегчения не чувствую. Влажность такая, что все кругом сырое. Трудно дышать. Но ведь нам еще предстоит функциональная проба на велоэрго– метре со ступенчатой нагрузкой! Герман, видимо, неважно себя чувствует. Часто пьет воду. Когда выпил всю питьевую воду, принялся за дистиллированную, предназначенную для умывания.

При очередном контроле медицинских параметров стало ясно, почему хочется пить: перегрев, температура у всех подскочила до 37,5 градуса.

Я хожу как больной, чувствую слабость, стал раздражительным, плохо сплю. Нос все время заложен. Снизились и силовые показатели: становая сила стала 105 килограммов вместо 130–140, кисть правая – 40 килограммов, вместо 50, левая – 30, а раньше была 40. Бывает одышка, в особенности при физических нагрузках.

Сегодня, во время ночной вахты, врач с Командного пункта попросил меня проверить, что с Борисом, – совсем не идет запись его физиологических показаний. Я немедленно подошел к нему. Он спал тревожным сном, часто переворачивался, размахивал руками, отчего пояс медицинского контроля расстегнулся и чувствительные датчики отошли от тела. Когда я поправлял ему пояс, он проснулся, посмотрел на меня, ничего не понимая, и опять забылся. Утром рассказывал: «Снилось мне, будто я в пустыне: песок, песок, песок – и ни капли воды! Нестерпимо хочется пить! Я разгребаю руками сухой раскаленный песок. Потом проваливаюсь куда-то, падаю, хочу встать – и не могу. Грудь засыпана песком. Трудно дышать…»

Отношения в эти тяжелые дни между нами дружеские. Сейчас не до «мелочей», и, видимо, поэтому мы стали более внимательны и предупредительны друг к другу.

Герман постоянно озабочен тем, чтобы вовремя провести те или иные медицинские исследования, и расстраивается из-за их плотного графика. Ему хочется получить как можно больше данных, и мы с Борисом стараемся выполнять его просьбы. Я прекрасно понимаю Германа: у меня тоже постоянная исследовательская работа по микробиологии в оранжерее. Конечно же, мне с растениями, с этими бессловесными объектами, проще «строить отношения», чем Герману со мной и Борисом.

Настроение у нас заметно хуже, чем обычно. Совокупность неблагоприятных факторов: отсутствие дневного отдыха, недостаток информации и, в общем-то, скудный паек, а также повышенная температура тела создают какое-то тоскливое состояние. Физическая слабость, постоянная тяжесть в голове парализуют волю. Все желания сводятся к воде и поискам прохлады. Читать не хочется. Герман смачивает кусок марли и прикладывает его к голове, кладет на грудь…

Через несколько минут начнутся психологические исследования. По селектору раздается знакомый голос психолога.

«Проводим парную словесную пробу. Еще раз напоминаю – отвечайте как можно быстрее, стараясь опередить друг друга «лес». – «Трава», – первым нашелся Борис. «Деревья», – вторит ему Герман.

Я пока свободен, прислушиваюсь к интонации психолога, про себя подыскивая подходящие слова. Я бы сказал «ромашка», а можно было бы сказать более обобщенно – «цветы». Но если бы я во время пробы задумывался и выбирал слова, то меня опередили бы. Теперь моя очередь. Собираюсь отвечать не раздумывая.

Психолог: «Опасность».

Борис: «Тревога».

Я хотел сказать это же слово, но Борис его «перехватил». Теперь мне нужно очень быстро подобрать другое: «Паника». Лучше более нейтральное: «Неожиданность». Произношу его вслух, но уже с опозданием.

Психолог: «Теперь проводим очередное исследование – слова на память. Запомните слова: простые – сталь, чашка, море, луна, лампа, лес, крюк, лицо, газета, стекло». Он называет десять слов. Раньше запоминание простых слов достигало 80 процентов, а теперь только 30. Во время аварийной ситуации умственная работоспособность снизилась. Опыт по запоминанию сложных слов также показал, что в таких условиях память срабатывает хуже.