Горячее лето 42-го (СИ) - Поселягин Владимир Геннадьевич

Так я и двигался весь день. Танк стрелял часто, по красным точкам, проходил татарские сёла, не жалел, работало всё вооружение, по зелёным и оранжевым не стрелял, гасил только красных, и следовал дальше. Мне повезло, у Джанкоя я обнаружил на поле немецкий связной самолёт, но не «Шторьх», а «Мессершмит-108». Модель «Тайфун». Тот скоростнее чем «Шторьх», дальность в два раза выше, крыло ниже и четырёхместная. Машина хороша, но я на таких не летал, придётся учиться по ходу дела. В самолёт как раз споро грузились двое, видимо эвакуировались важные чины. В последние пятнадцать минут я не стрелял, сразу как увидел самолёт наведением одной из арт, цели искал. Вот и молчали пушки, чтобы не пугать пилота, и гнал на максимально скорости. Целей конечно хватало, те же татары, немцы, редкие румыны, они мелкими группами и в одиночку шли или ехали. Татары дважды мне засады устраивали, в первой было сотню человек при танке, «Т-26» и двух орудий. Ну и уничтожил всех, во второй раз три сотни, хорошо вооружены советским оружием. Шесть пушек и два миномёта. У меня арты первыми шли, чтобы огонь на них вызывать, не жалко. Да и мин я опасался, уже подрывался и больше не желал такого. Так татары из группы в три сотни такой фугас как раз и заложил, что от арты мало что осталось. Этих тоже всех положил, специально на двадцать минут задержался, чтобы никто не ушёл.

Хочу отметить что стали наши самолёты часто летать, мою группу быстро обнаружили, кружились сверху, наблюдали. Крыльями качали, внимание привлекали, но на связь я не выходил. Правда, чуть позже вышел, вынудили. Так вот, я выкатил из-за холма, немцев на поле было шестеро, трое в самолете, и трое у легковой машины, провожающие видимо. Вот проживающие и засекли меня. А я остановил танк и прицелившись, выстрелил. Из зенитного пулемёта. Один патрон, пуля которого прошла через кабину самолёта, я опасался повредить мотор и приборы управления, потом по тем троим что у машины были, они разбегаться стали, но от пули не убежишь. Расстояние километр до цели, плёвое. Дверца кабины «Тайфуна» открылась, и оттуда выпал пассажир, скатившись по крылу и замерев на траве. Больше тот не шевелился, и в самолете шевеления я не заметил, быстрым ходом сближаясь с самолётом. Окраины городка пусты были. Подогнав танк к самолёту, мотор у того гудел, винт вращался, я поставил его так, чтобы тот корпусом закрывал меня и самолёт со стороны города. Арты встали метрах в ста и открыли огонь по дальней цели, а цели были, оставлять их не хотелось. Видишь противника — уничтожь, и я работал по такому принципу. Подранков не было, я придержал открытую дверцу самолёта и заглянув внутрь, поморщился от увиденного. М-да, фарш. Хорошо не тошнит, уже насмотрелся, и не такое видел.

Вздохнув, я купил канистру воды, и тряпки, да просто простыню, после этого осторожно вытащил тело разорванного пополам пассажира, полковника германской армии, и лётчика, тот умер от травматической ампутации плеча с рукой, видимо в пол-оборота сидел и ему тоже досталось. Полковника пополам разорвало, а второго пассажира что наружу выпал и умер, по боку, но ему хватило. Хороший выстрел, удачный. Вот так вытащив тела, заглушил мотор, тут всё понятно с управлением было, перекрыв бензопровод, с стал отмывать кабину. Та широкой была, по сравнению со «Шторьхом», где пилот один сидел, тут два кресла спереди, и два сзади. Одна простыня, покрасневшая от крови, была выкинута, вторая, вот третьей отмыл и насухо всё протёр. Конечно найти следы крови можно, но в щелях, но до такого маразма я не дошёл. Самолёт для меня одноразовый, перебраться ближе к Одессе, а там сам освоюсь. И вот, когда я закончил, кстати, «Опель» с открытым верхом я уже продал, и послышалось гудение в небе. Я его не сразу расслышал, оглушён был работой арт, но по крайней мере на пять километров вокруг крупных немецких или румынских частей не было. Если немецкие я просто разгонял, то румынские добивал до победного конца, никто не должен вернутся на родину, все тут, гады, полягут. Сейчас арты работали по железной дороге. Расстреляли поезд, что шёл на полуостров, как раз к Джанкою подходил. Сейчас он полыхал. А вот что он вёз я так и не понял. Маркировок на вагонах не было. Так вот, послышалось жужжание мотора и показался связной советский самолёт «У-2». Сверху его сопровождали три «ЛаГГа» примерно на километровой высоте. Хм, думаю их навёл тот «Як», что недавно тут крутился. Вот этот связной самолёт, сделав два круга, лётчик явно высматривал удобное место для посадки, и совершил её. Истребители так и вились наверху. Бегать к самолёту я не стал, тот подкатил и встал метрах в ста, его борт покинули двое, сам лётчик и некто в командирской форме. Когда те подошли я уже рассмотрел знаки различия, командир полковник, а летун старший сержант. Общаться не хотелось от слова вообще, жаль не успел улететь, знал бы, в полёте домыл самолёт.

Вот так помыв руки в ведре, а я ведро купил, а то неудобно с канистрой, и отряхивая их, с интересом наблюдал за подходившими гостями.

— Полковник Говорунов, представитель штаба Пятьдесят Первой армии, — козырнув, сообщил полковник. — Вы, старший лейтенант Шестаков.

Это не было вопросом, полковник — это точно знал, что и озвучил, да и комбез мой был поверх нательного белья, знаков различия не имелось, так что я лишь кивнул, подтверждая. Мы обменялись удостоверениями, изучая их, после чего вернули корочки друг другу.

— Так и есть. Чему обязан вашему появлению, товарищ полковник?

— Ваше внезапное появление нам сильно помогло, хотелось бы знать ваши планы.

— О как? О своих планах я пока сам не знаю. Я планировал на стыке Юго-Западного и Южных фронтов работать, но мне поступил приказ срочно прибыть в Крым и не допустить прорыва обороны, и ликвидации вашей войсковой группировки. Ну и помочь расширить плацдарм. Атаку немцы планировали провести сегодня, четвёртого июня, все силы для этого у них были. Пришлось работать по их артиллерии и тылам. Как мне кажется у меня это хорошо получилось. Одних артиллерийских батарей больше ста шестидесяти уничтожил, вместе с расчётами.

Тут в очередной раз грохнули залпом арты и то что те стояли в ста метрах не сильно помогло, всё равно оглушили, я-то привык, а гости вздрогнули. Хотя вроде арты уже четыре залпа ещё при них дали. Сам лётчик, представился, и отошёл в сторону, чтобы не мешать нам общаться, и с интересом изучал «Т-10», что стоял в пятнадцати метрах от нас боком, повернув башню и держа под прицелом окраины города. Вид у него для этих годов действительно слишком… непривычный и пугающий. А арты в последние две минуты работали по перекрёстку дороги, где возникла пробка, вот и разносили её. Я же, мельком подкорректировав наведение, пока очередная перезарядка шла, на крупную тыловую колонну, боевых частей я уже не видел, и услышал от полковника:

— Ваша помощь неоценима, это понимают многие. Кстати, как мы смогли убедится, немцы Крым покидать пока не собираются, отойти отошли, но сейчас занимают оборону на линии Евпатория — Феодосия. Опорными пунктами обороны у дорог, перекрывая все возможные пути обхода. Местные жители из татар активно им помогают.

— Это всё конечно интересно, но мне это зачем знать?

— Вы, товарищ Шестаков не собираетесь продолжать воевать с армией Манштейна?

— Свою работу я закончил. Приказ звучал так, помочь в обороне советским войскам, при возможности расширить и увеличить удерживаемый плацдарм. Я выполнил этот приказ?

— В полной мере, — кивнул тот. — Однако командование поставило мне задачу приказать вам продолжать так активно и результативно действовать, однако поступившие из Москвы указания, противоречат этому приказу. Мне приказали быть с вами вежливым и корректным.

— Ах вон оно в чём дело? — с пониманием я откинул голову, как будто кивнул назад, кивнул сам себе, своим мыслям. — А я ещё удивляюсь чего это вы такой вежливый, а то пока зубы не выбьешь и не заставишь их собирать, никакого нормального разговора, только давление званием и чином. По-другому старшие командиры просто не умеют общаться и не хотят.