Кризис мирового капитализма - Джордж Сорос

Таким образом, похоже, ясно, что мораль основывается на чувстве принадлежности общности, будь то семья, друзья, племя, нация или человечество. Но рыночная экономика не является обществом, особенно когда она действует в мировом масштабе; работать по найму в корпорации это не то же самое, что принадлежать к обществу, особенно если руководство корпорации отдает предпочтение мотиву получения прибыли, а не другим соображениям, и любой человек может быть уволен без колебаний. Люди в современном переходном обществе не ведут себя так, как будто ими руководят категорические императивы; похоже, «дилемма заключенных» проливает больше света на их поведение [19]. Кантовская метафизика моральных норм соответствовала эпохе, в которой разум должен был сражаться с внешним авторитетом, но сегодня она кажется нерелевантной, поскольку внешнего авторитета больше не существует. Ставится под сомнение сама необходимость разделять между тем, что такое хорошо и что такое плохо. Зачем волноваться, если действия приводят к желаемому результату? Зачем искать истину? Зачем быть честным? Зачем беспокоиться о других? Кто такие «мы», которые составляют мировое сообщество, и каковы ценности, которые должны держать нас вместе? Вот вопросы, на которые надо ответить сегодня.

Однако было бы ошибкой совсем отказаться от нравственной и политической философии эпохи Просвещения только потому, что она не смогла реализовать свои грандиозные амбиции. В духе ошибочности мы должны скорректировать крайности в нашем мышлении, а не впадать в другую крайность. Общество без общественных ценностей вообще не может выжить, а мировое сообщество нуждается в универсальных ценностях, которые поддерживали бы его единство. Просвещение предложило ряд универсальных ценностей, и память об этой эпохе все еще жива, даже если она и начала несколько притупляться. Но вместо того чтобы отказаться от этих ценностей, мы должны их модернизировать.

Ценности Просвещения можно сделать значимыми для нашего времени путем замещения разума ошибочностью и замены «обремененной личности» необремененной личностью философов Просвещения. Под «обремененными личностями» я имею в виду людей, нуждающихся в обществе, – людей, которые не могут существовать в прекрасной изоляции, но все же лишенных чувства принадлежности, которое было настолько огромной частью жизни людей во времена Просвещения, что они даже не осознавали этого. Мышление «обремененных личностей» формируется их общественным окружением, их семьей и другими связями, культурой, в которой они воспитывались. Они не занимают вневременную, лишенную перспективы позицию. Они не наделены совершенным знанием, они не лишены корысти. Они готовы бороться за выживание, они не изолированы; неважно, насколько хорошо они будут бороться, но они не выживут, поскольку они не бессмертны. Им необходимо принадлежать чему-то большему и более длительно существующему, хотя, будучи подверженными ошибкам, они могут не признавать этой своей потребности. Другими словами, это – настоящие люди, мыслящие агенты, мышление которых не свободно от ошибок, а не персонификации абстрактного разума.

Выдвигая идею «обремененной личности», я, безусловно, занимаюсь тем же абстрактным мышлением, что и философы эпохи Просвещения. Я предлагаю еще одну абстракцию, основанную на нашем опыте, но с их формулировкой. Реальность всегда сложнее, чем наше толкование. Диапазон людей, живущих на земле, может варьировать в бесконечно широких пределах: от тех, кто приблизился к идеалам Просвещения, до тех, про кого едва ли можно сказать, что они живут как личности, – при этом кривая распределения явно отклоняется в сторону последних.

Идея, которую я хочу донести, заключается в том, что мировое сообщество никогда не может удовлетворить потребность людей в адекватной принадлежности. Оно никогда не сможет стать сообществом. Оно – такое большое и пестрое, в нем присутствует так много различных культур и традиций. Те, кто хочет принадлежать общности, должны искать ее где-то еще. Мировое сообщество должно всегда оставаться чем-то абстрактным – некой универсальной идеей. Оно должно уважать потребности «обремененной личности», признать, что эти потребности не удовлетворяются, но оно не должно стремиться удовлетворить их полностью, потому что никакая форма общественной организации не может удовлетворить их раз и навсегда.

Мировое сообщество должно осознавать свою ограниченность. Это – универсальная идея, а универсальные идеи могут стать очень опасными, если они заводят слишком далеко. И именно мировое государство завело бы идею мирового сообщества слишком далеко. Все, что может дать универсальная идея, так это – послужить основанием для правил и институтов, необходимых для сосуществования множества обществ, составляющих мировое сообщество. Оно не может дать сообщество, которое удовлетворило бы потребность людей в принадлежности. Но тем не менее идея мирового сообщества должна представлять нечто большее, чем агломерацию рыночных сил и экономических операций.

Как «обремененная личность» может быть связана с открытым обществом или, выражаясь менее абстрактно, как может мир, состоящий из «обремененных личностей», способствовать созданию открытого мирового сообщества? Необходимо признание нашей ошибочности, но одного этого – явно недостаточно. Нужно дополнительное звено.

Ошибочность устанавливает сдерживающие факторы, которые необходимо учитывать при коллективном принятии решений, чтобы защитить свободу личности, но ошибочность должна также сопровождаться позитивным импульсом к сотрудничеству. Вера в открытое общество как в желаемую форму общественной организации могла бы предоставить такую возможность. В сегодняшней ситуации, когда мы уже тесным образом взаимосвязаны с мировой экономикой, эта возможность должна существовать уже в мировом масштабе. Нетрудно идентифицировать ценности, разделяемые всеми. Избежать разрушающих вооруженных конфликтов, особенно ядерной войны, защитить окружающую среду, сохранить мировую финансовую и торговую системы – мало кто откажется от этих целей. Сложность заключается в определении того, что именно должно быть сделано, и в создании механизма для осуществления того, что должно быть сделано.

Сотрудничества в мировом масштабе добиться чрезвычайно сложно. Жизнь была бы гораздо проще, если бы оказался прав Фридрих Хайек, и общий интерес мог бы рассматриваться как незапланированный побочный продукт деятельности людей, действующих в собственных интересах. То же применимо и к коммунистическому рецепту: от каждого по способностям, каждому по потребностям. К сожалению, ни одно из этих правил не действует. Жизнь – куда как сложнее. Конечно, существуют общие интересы, включая сохранение свободных рынков, которые не обслуживаются свободными рынками. В случае конфликта общие интересы должны стать выше личных, корыстных интересов. Но в отсутствие независимого критерия невозможно знать, что является общими интересами. Стремиться к удовлетворению общих интересов необходимо с большой осторожностью – методом проб и ошибок. Претендовать на знание общих интересов также ошибочно, как и отрицать их существование.

Демократия среди участников и рыночная экономика являются важнейшими элементами открытого общества, как и механизм регулирования рынков, особенно финансовых, наряду с определенными мерами, направленными на защиту мира, закона и сохранение правопорядка в мировом масштабе. Нельзя точно определить формы этих мероприятий исходя из первых принципов. Перестройка реальности сверху донизу нарушила бы принципы открытого общества. В этом ошибочность и отличается от рациональности. Ошибочность означает, что никто не владеет монополией на истину. Фактически принципы открытого общества великолепно изложены в Декларации независимости. Все, что мы должны сделать, так это заменить в первом предложении слова «эти истины, как считается, не требуют доказательств» на слова «мы согласились принять эти принципы как истины, не требующие доказательств». Это означает, что мы не следуем велению разума, но делаем сознательный выбор. На самом деле истины Декларации независимости не являются истинами, не требующими доказательств, это – рефлексивные истины в том смысле, в котором все положения – рефлексивны.

Существуют другие причины, почему я верю, что ошибочность и «обремененная личность» составляют лучшую основу для создания открытого мирового сообщества. Чистый разум и моральный кодекс, основанный на ценности личности, являются изобретениями западной культуры; они почти не имеют резонанса в других культурах. Например, конфуцианская этика основана на семье и отношениях, которые не очень стыкуются с универсальными концепциями, принятыми на Западе. Ошибочность допускает огромное культурное разнообразие. Западная интеллектуальная традиция не должна навязываться без разбора всему миру во имя универсальных ценностей. Западная форма представительной демократии может являться отнюдь не единственной формой правления, совместимой с открытым обществом.