Путешественники XIX века - Жюль Верн

Путешественник переправился через многочисленные притоки Джолибы, в том числе через Сарано, а затем сделал остановку в Сигале, где жил вождь уасулу, по имени Барамиза. Он был так же грязен, как его подданные, и, как они, курил и нюхал табак. Этот вождь считался обладателем большого количества золота и рабов; от подданных он часто получал в дар скот; у него было много жен, и каждая из них жила в отдельной хижине, так что получалось маленькое селение, окруженное отлично обработанными полями.

Покинув область Уасулу, Кайе вступил в пределы Фулу, где жители, так же как и в Уасулу, говорят на языке мандинго; они идолопоклонники, вернее, не признают никакой религии и также грязны, как обитатели Уасулу. В Самбатикиле путешественник посетил дом альмами.

«Мы вошли, – говорит Кайе, – в помещение, служившее ему спальней, а его лошади – конюшней. Постель властелина помещалась в глубине; это были подмостки, возвышавшиеся Дюймов на шесть, с расстеленной поверх бычьей шкурой и с грязным пологом для защиты от москитов. В жилище вождя не было никакой мебели. На колышках, вбитых в стену, висели Два седла. Большая соломенная шляпа, барабан, которым пользуются в военное время, копья, лук, колчан со стрелами – вот и все украшения. Был еще светильник, сделанный из небольшого железного листка, укрепленного на железном же пруте, воткнутом в землю. В светильнике горело растительное масло, недостаточно густое, чтобы из него можно было лить свечи».

Альмами тут же сообщил путешественнику, что вскоре представится случай добраться до Тиме, города, откуда отправлялся караван в Дженне. Кайе поэтому тронулся в путь, прошел по области, населенной племенем бамбара, и вскоре прибыл в красивый городок Тиме, где жили мандинго – магометане. С востока над ним возвышалась цепь гор высотой примерно в триста пятьдесят сажен.

Кайе добрался до этого селения в конце июля. Он ничуть не сомневался, что ему придется застрять там надолго, так как на ноге у него была рана, сильно воспалившаяся от ходьбы по мокрой траве. Поэтому он решил не присоединяться к каравану, шедшему в Дженне, и остаться в Тиме до полного выздоровления. В его состоянии было очень опасно путешествовать по области, населенной язычниками-бамбара, которые его, наверное, ограбили бы.

«У этих бамбара, – говорит путешественник, – мало рабов, сами они ходят почти голые и всегда вооружены луком и стрелами. Ими правит множество независимых маленьких вождей, часто воюющих между собой. В общем, это грубые и дикие существа, если сравнивать их с народами, исповедующими веру пророка». Кайе, рана которого все не заживала, задержался в Тиме до 10 ноября. Все же он уже намечал день, когда будет в состоянии выехать в Дженне.

«Но по мучительным болям в челюсти, – рассказывает путешественник, – я понял, что заболел цингой. Это тяжелая болезнь, и я испытал все ее ужасы. Нёбо у меня кровоточило, постоянно выпадали кусочки кости. Зубы, очевидно, вовсе не держались в своих лунках, и я жестоко страдал. Я опасался даже, как бы страшные боли в черепе не повлияли на мозг. Более двух недель я ни на мгновение не мог забыться сном».

В довершение беды у Кайе открылась рана на ноге. Как и цинга, его рана поддалась только энергичным мерам, которые применяла одна старая негритянка, умевшая лечить болезнь, столь распространенную в этих краях.

Наконец 9 января 1828 года Кайе покинул Тиме и добрался до Кимбы, деревушки, где собирался караван, направляющийся в Дженне. Около этой деревни высится горная цепь, неправильно именуемая «Конг», так как это слово у всех мандинго означает просто гору.

Названия деревень, лежавших на пути, и обычные дорожные происшествия не представляют особого интереса. Караван двигался по стране бамбара, которых мандинго считают завзятыми ворами, хотя они склонны к воровству ничуть не больше тех, кто их в этом обвиняет.

У всех женщин бамбара нижняя губа проткнута тоненькой палочкой. Эта странная мода похожа на ту, что Кук наблюдал на западном берегу Северной Америки. Вот до чего одинаковы все люди, на какой бы широте они ни жили! Бамбара говорят на языке мандинго, но у них есть и особое наречие, называемое «киссур». Впрочем, о нем путешественник не мог собрать исчерпывающих и точных данных.

Дженне когда-то назывался «страной золота». На самом деле в его окрестностях золото не встречается, но купцы из Буре и мандинго из области Конг часто привозят его туда.

Дженне окружен глинобитной стеной длиною в две с половиной мили и высотою в десять футов. Дома построены из кирпича, высушенного на солнце, и по величине не уступают крестьянским домам в Европе. Все они покрыты плоской кровлей и не имеют окон по фасаду. Это шумный и оживленный город, куда ежедневно приходит какой-нибудь купеческий караван. Поэтому здесь часто видишь иноземцев. Число жителей доходит до восьми – десяти тысяч. Они очень трудолюбивы и сообразительны, опытны во всех ремеслах и заставляют своих рабов производить товары на продажу.

Однако крупную торговлю держат в своих руках мавры. Дня не проходит, чтобы они не отправляли по реке больших лодок с рисом, просом, хлопком, тканями, медом, растительным маслом и другими местными продуктами.

Несмотря на оживленную торговлю, процветание Дженне уже подорвано. Повелитель страны Сегу, по имени Ахмаду, в припадке чрезвычайного фанатизма затеял как раз в это время ожесточенную войну с бамбара, жившими в Сегу, которых он хотел привести под священное знамя пророка. Эта война нанесла большой ущерб торговле Дженне, прервав сообщение с Яминой, Сансандингом, Бамако, Буре и со всей огромной страной. Этот город в то время, когда его посетил Кайе, уже перестал быть средоточием торговли, и главными складочными пунктами стали Ямина, Сансандинг и Бамако.

Женщины в Дженне не были бы женщинами, если бы не проявляли кокетства. Щеголихи продевают в нос металлическое кольцо или разные стекляшки, а кто победнее – лоскуток розового шелка.

Во время долгого пребывания Кайе в Дженне мавры, которым он рассказал басню о своем происхождении и о том, как его увезли солдаты египетской армии Наполеона, не оставляли его своими заботами и попечениями.

23 марта путешественник, снабженный рекомендательными письмами к знатным жителям Тимбукту, отплыл по Нигеру в большой лодке; погрузиться в нее ему разрешил шериф,[64] получивший за это в подарок зонтик.

Кайе проехал мимо живописного поселения Кера, мимо Тагетии и Изаки, около которой с Нигером соединяется большой рукав, образующий огромный изгиб. 2 апреля перед ним показалось большое озеро Дебо.

«Берега озера, – говорит Кайе, – видны во всех направлениях, кроме западного, где озеро разливается словно внутреннее море. Следуя северным берегом, идущим примерно на 3-С-3, через пятнадцать миль оставляешь слева длинную низменную косу, далеко тянущуюся к югу; она почти перегораживает озеро и образует нечто вроде пролива. За этой преградой озеро продолжается к западу до самого горизонта. Коса делит таким образом Дебо на две части – верхнее и нижнее озеро. То, по которому проходят лодки и где имеются три острова, очень велико; оно несколько вытянуто на восток и окружено множеством обширных болот».

Перед путешественником прошли одно за другим рыбацкие селения, где туареги берут дань со всех проходящих по реке лодок, и, наконец, Кабра, стоящая высоко на берегу, над широко разлившейся Джолибой и служащая портом для Тимбукту.

Кайе 20 апреля пристал к берегу и пустился по дороге к Тимбукту, куда и прибыл на закате.

«Я очутился наконец в столице Судана, – восклицает наш путешественник, – так долго бывшей целью моих стремлений! Когда я вошел в загадочный город, предмет стремлений стольких европейских исследователей, меня охватило чувство невыразимого удовлетворения. Я никогда еще не испытывал таких ощущений, никогда так не радовался. Однако мне приходилось сдерживаться и скрывать свои переживания. Немного успокоившись, я понял, что открывшееся передо мной зрелище не соответствовало моим ожиданиям. Я совсем иначе представлял себе этот великолепный и богатый город. На первый взгляд Тимбукту – просто скопление плохо построенных глинобитных домов. В какую сторону ни взглянешь, только и видишь, что огромную равнину, покрытую сыпучими песками, желтовато- белую и совершенно бесплодную. Небо на горизонте светло- красное, в природе разлита печаль, царит тишина: не слышно птичьего пения. Но все-таки есть что-то внушительное в этом городе, возникшем среди песков, и невольно восхищаешься трудом тех, кто его основал. Когда-то река, по-видимому, проходила около самого Тимбукту. Теперь же она отстоит от него на восемь миль к югу».

Тимбукту оказался вовсе не так велик и не так населен, как предполагал Кайе. В городе никакого оживления. Не входят в него один за другим караваны, как это было в Дженне, нет и такого наплыва чужеземцев, а рынок, который из-за чрезвычайной жары начинается с трех часов утра, кажется почти безлюдным.