Сила меча - Дмитрий Тедеев

Особой необходимости в этом не было, сегодня я был, как ни странно, очень хорошо готов к контрольной. Но мне нужно было чем-то отвлечь Сашку: у входа на школьный двор стояло человек десять тайсоновских “шестёрок”. Во главе со своим вожаком. Нам предстояло пройти мимо них.

Сашка заметил их чуть позже меня и сразу внутренне напрягся, я это мгновенно почувствовал. Но он держался молодцом, со стороны совершенно незаметно было, что волнуется, что вообще обратил на них хоть какое-то внимание. Со стороны казалось, что он полностью поглощён беседой со мной, внимательно слушает, кивает, иногда вставляет замечания.

Так мы и прошли мимо опешившего от такого пренебрежения Тайсона. Почти прошли.

– Эй! – раздался сзади повелительный окрик.

Не оборачиваться. На “Эй!” пусть “Эй” и оборачивается. Сашка – молодец, тоже и бровью не повёл. Вовсе не “мямля” мой друг, такого не очень то “на эй” возьмёшь.

– Стой! Дебил! А ну, стой!

Так. И этот, значит, кличку мою позорную знает. Только вот зря он её произнёс. Какому-нибудь малышу вроде Славки я бы это простил – а что ещё с малышом делать? Но то, что её произнёс Тайсон, дело меняло полностью. Хорошо. “Дебил”, значит. Хорошо! Ну а пока – не оборачиваться, на “Дебила” только настоящий дебил может откликнуться.

– Макс! А ну, стой!

Ну что ж. На “Макса” можно и остановиться. Хотя опять таки, “а ну!” – это он зря. Опрометчиво это он.

– Макс, ну и как оно? Хреново быть тупым?

Так, значит. Всё-таки решил попытаться до боя сломать. Как Олег и предупреждал. Вот только пока попытки эти вызывали во мне вовсе не страх и желание сломаться, а ощущение нарастания злобы. Холодной беспощадной злобы, не туманящей разум, а наоборот, делающей мысли и чувства особенно ясными. Злобы, которой и так уже было вполне достаточно для Тайсона. Куда же ему ещё больше-то?

– Тупым? – удивился я, – Тебе лучше знать. Или ты не спрашиваешь, а просто на судьбу жалуешься?

Так с Тайсоном никто и никогда не разговаривал. Даже те, кто решался на безнадёжную драку с ним. Разговор с Тайсоном в таком тоне означал уже не просто неизбежную драку, он означал уже нечто большее. Я это вполне понимал и сознательно заходил на иай учи. Заходил в лобовую атаку. Не чувствуя при этом никакого страха. Только холодное бешенство. И азарт. Ну, давай. Посмотрим, кто есть ху. И ху есть кто. Ну?!

Иай учи не получилось. Тайсон не выдержал лобовой. В самом начале. Он вроде бы вскинулся, резко шагнул мне навстречу, но, уколовшись о мой обрадованный взгляд, так же резко остановился.

Отвернул. Сломался. Всё. Дальше уже неинтересно. Сломавшийся в лобовой атаке – уже не противник. Я даже разочарование почувствовал. Так серьёзно готовился, взвинчивал себя, про Олега уже не говорю. И всё зря?

– После шестого за мастерскими, – небрежным тоном, пытаясь сохранить видимость того, что ничего не случилось, распорядился Тайсон.

Ну что ж, после шестого, так после шестого. Думаешь, что за шесть уроков твоя сломленная решимость восстановится? Или моя куда-нибудь пропадёт? Вот уж дудки.

– Если тебе слабо прямо сейчас, давай после шестого, – нахально рассматривая Тайсона и его изумлённых “шестёрок”, сделал я ещё одну попытку вызвать его на лобовое столкновение.

Разумеется, ничего не вышло. Сломленная воля так быстро не срастается. Тайсон медленно отвернулся и молча пошёл от меня. Молча. Зная, что “шестёрки” будут очень недовольны таким малодушием. Но другого выхода у него не было. Если бы он попытался мне сейчас что-то ответить, у него наверняка дрогнул бы голос, я почему-то тоже это знал. А сказать что-то дрогнувшим голосом – это для него было бы ещё хуже, чем промолчать на оскорбительный вызов. Не бывает вожаков с дрожащим голосом.

Я думал, что после этого меня оставят в покое до окончания шестого урока, что больше попыток “сломать” меня не будет. Но я ошибся.

После контрольной по химии, которую я написал на удивление легко и быстро, была большая перемена. Вот на ней меня и попытались ещё раз проверить на прочность. А если прочность окажется сомнительной – то и сломать. Попытку эту сделал уже не сам Тайсон, а его ближайшая “шестёрка” и вроде бы даже “заместитель”, длинный нескладный десятиклассник по кличке Питон.

Он перехватил меня, когда я выходил из туалета. Перехватил, надо признать, очень умело и совершенно неожиданно. Я всё время держал “на контроле” в мозгу Тайсона, и он никак не смог бы подобраться ко мне незамеченным. А вот “шестёрок” его я недооценил. И “лоханулся”. Питон захватил меня врасплох, прижал к дверному косяку, под ребро больно кольнуло что-то острое.

– Ну что, петушок? – его лицо оказалось совсем близко от меня, дыхание было горячим и смрадным, меня передёрнуло от отвращения. – Довыделывался? Сейчас я прирежу тебя. А это больно – когда прирезают. Ты на кого шерсть поднимаешь?! Ты у Тайсона сосать будешь! Ты у меня сейчас сосать будешь! На колени! Быстро, кишки выпущу!

Зря он сказал “на колени!” До этого момента всё шло у него, как он и задумывал. Я стоял, не смея пошевелиться. Потому что знал, что нож – это очень серьёзно. Потому что на всю жизнь запомнил, как на моих глазах чуть не погиб от ножа Олег. Вряд ли Питон собирается меня и вправду резать. Но проверять, так ли это, никакого желания не было. Я просто стоял, замерев от страха. А он, усиливая свой напор, ломал меня. Может, у него и получилось бы. Но он перестарался, перегнул палку. Не надо было ему говорить мне “на колени!” Потому что когда-то я видел, как на самом деле становился на колени несчастный пацан…

Я сделал вид, что сломался и собираюсь действительно опуститься перед Питоном на колени, но что мне мешает остриё, которое Питон упёр, почти воткнул мне в бок. Питон немного ослабил нажим, и тогда я, коротко повернув бёдра (при этом острие опять глубже врезалось в моё тело, но это уже не имело значения), просто сшиб Питона на пол яростной “затрещиной”, ударом ладонью по уху. С радостным удовлетворением почувствовал, как удар тяжко отдался в плече, что получился он очень нешуточным, гораздо сильнее той оплеухи, которой я вчера наградил Хирурга. Затем я безжалостно ударил каблуком по сжатому правому кулаку Питона, втаптывая его кисть в пол.

Под каблуком что-то противно хрустнуло, тело лежащего Питона безвольно дернулось, но я, не обращая внимание, ещё раз пнул его руку. Из неё выпали ножницы, маленькие маникюрные ножницы. Острый кончик этих ножниц выступал из кулака Питона не больше, чем на сантиметр, он вовсе не собирался меня резать, просто брал на испуг. И это у него чуть было не получилось: когда он воткнул этот кончик мне под ребро, я был почти уверен, что это нож, что я на волосок от гибели.

Оставив “отключенного” Питона лежать на заплёванном полу, я прошёл сквозь мгновенно собравшуюся возле туалетной двери толпу любопытных (пацаны шарахнулись от меня в стороны как от чумного) и спокойно отправился в свой класс. Видно, за последние сутки на меня навалилось столько острых переживаний, что новым уже просто не было места. Происшествие с Питоном оставило меня равнодушным. Приступ парализующего страха уничтожила вспышка ослепляющей ненависти и тут же исчезла без следа. Теперь я не чувствовал ни жалости, ни страха, ни злобы. Было только лёгкое удивление от того, как же всё-таки сильно я изменился со вчерашнего дня.

Опять в наш класс повалили “экскурсии”, многим опять захотелось срочно взглянуть на меня. Как будто раньше ни разу не видели. Пацаны осторожно, с какой-то опаской заглядывали в класс, но близко почему-то не подходили, никто ничего мне не говорил и по плечу не хлопал. А минут через десять, перед самым звонком прибежал Сашка и рассказал, что Питона уже увезли на “скорой” в больницу. Но что бояться нечего, “шестёрки” Тайсона почему-то “отмазали” меня от неминуемого объяснения в кабинете директрисы и прочих неприятностей. Они выдвинули совершенно нелепую версию происшедшего, что, дескать, Питон сам упал, поскользнулся, когда торопился в туалет, и при падении так ударился головой, что потерял сознание. При всей абсурдности этого объяснения директриса сделала вид, что поверила в него. Видно, она подумала, что Питон стал жертвой разборки самого Тайсона, а с Тайсоном связываться она не хотела.

На уроке алгебры Сашка шепотом продолжал рассказывать о том, как приезжала “скорая”, как приводили Питона в чувство, как его рвало. Наконец наша “классная” не выдержала.

– Пирогов! Сотников! Сколько можно болтать?! Вы же меня совсем не слушаете! А материал новый и очень непростой. Максим, немедленно пересядь к Вове Сорокину!

Светлана Васильевна пыталась казаться строгой и рассерженной. Получалось это у неё, честно говоря, неважно. Поддерживать дисциплину в классе ей было очень тяжело. Она была справедливой, незлопамятной, великолепно умела объяснять свою любимую математику, мы её крепко уважали и только поэтому держали себя в каких-то рамках, старались не обижать её своим очень уж буйным поведением. Но особым послушанием не отличались, и мне вовсе не обязательно было на самом деле пересаживаться к Сорокину, толстому и неопрятному парню, сидеть с которым не хотел никто. Достаточно было сказать “больше не буду”. Сама Светлана Васильевна на большее явно и не рассчитывала. Поэтому она наверняка удивилась (хотя и сумела скрыть это удивление), когда я без разговоров встал, взял свои вещи и пересел. Сашка, в отличие от нашей классной, даже и не пытался скрыть своё изумление моим нелепейшим поступком, он так вытаращился на меня, что мне стало даже его жалко. Ладно, на следующей перемене объясню, в чём тут дело…