Я вернусь через тысячу лет. Книга 2 - Исай Давыдов

— Хотите пленников для обучения?

— Жажду! — Тушин рассмеялся. — Готов прислать вертолёт и двух-трёх ребят тебе в помощь. Чтоб привезли двух усыплённых агрессоров. Больше, увы, вертолёт не поднимет… Мы их тут вылечим, выучим, женим в ближних племенах и вернём в пещеры. Научим топить печи в деревянных домах. У нас в Нефти два десятка домов пустуют. Первые наши дома… Их можно перевезти на твой материк и хоть завтра начать вывод племени. Но там же север! В домах топить надо! Не умеючи, они эти дома сожгут!

— Отличный план!

— А мне тут в Совете говорят, что взять двух спящих пленников — это насилие над личностью.

— Мне кажется, один из членов нашего Совета обладает поразительным уменьем ставить всё с ног на голову.

— Почему тебе так кажется?

— Потому что пленников возьмут в чужих пещерах, а не в своих. Потому что их возьмут с охоты на людей, а не с охоты на зверей. Тут будет всего лишь насилие над насильниками. Да ещё ради их же блага!.. Научатся уважать чужие личности, тогда уважим и их собственные.

— Да вот полагают, что их надо бы пожалеть. Невежественны, глупы, несчастны…

— Ох, Михаил! Послушай, пожалуйста, четыре строчки!

— Слушаю.

— Конечно, я должен глупца пожалеть.

Но свищет в руке его страшная плеть!

Жалеть же того, кто меня хлещет плетью?

Для этого надо совсем ошалеть!

— Кто сочинил такую прелесть?

— Расул Гамзатов. Великий поэт из крошечного аварского народа. Россия, Дагестан, двадцатый век.

— Сегодня же поищу в библиотеке! — пообещал Тушин. — Поэзию прошлых веков, увы, я представляю себе смутно. Видно, не знатоки поэзии комплектовали библиотеку нашего «Урала». А потом навёрстывать было некогда. — Тушин вздохнул, и снова сбежались и разбежались поперечные морщины на его лбу. — И от этого жизнь моя стала более тусклой, — грустно добавил он. — Никогда не всплывают в памяти подходящие стихотворные строчки. Будто я в чём-то дефектный… Так кого же послать тебе в помощь?

— Бруно и Джима Смита. Если согласятся…

— А в резерве? Мало ли что…

— Нат О'Лири. Тоже надёжный парень.

— Я слышал, Али Бахрам — твой друг.

— Друг. Но он горяч. Тут нужны очень спокойные люди… Если пойдёт вертолёт, Михаил, то хорошо бы снабдить его сиреной погромче, и двумя-тремя прожекторами.

— Опять же звук и свет?

— И экономия! Ракеты-то у нас пока — земные. Запас не пополняется…

— Ты ещё, оказывается, и хозяйственник? — Тушин хмыкнул. — Теперь я за твой материк спокоен.

— Раз уж о хозяйстве… Есть ещё одна проблема…

— Острая?

— Горячая! Самовар! Соскучился по чаю.

— Был у нас самовар на «Урале». На этой же планете пользовали. Кстати, и Марат его запросил. Уже делают. Тебе — тоже?

— Хорошо бы! Он и аборигенам пригодится. Будет первый у них котёл, фундамент технического просвещения!

— Обеспечим фундамент! — Тушин улыбнулся. — Остальное — по дипломатическим каналам? Так я понимаю?

Он отключился, и тут же на экране появилась Розита.

— Мне велено посмотреть, — сообщила она, — бреешься ты или нет?

— Тут все мужики небриты. Зачем выделяться?

— Когда назначим телемост?

— Давай на послезавтра! Завтра я, по твоему совету, слетал бы к ту-пу. За пещерами-то присматривают?

— Каждые полтора часа. Да, тебя приглашают на Совет.

— По какому поводу?

— По всем твоим племенам. Ориентировочно — после второго Аустерлица.

— Далеко ещё!

— Если бы ты только знал, как я тебя жду!

— Если бы ты знала, как я!..

24. «Нежная» из племени ту-пу

Вертолёт поднялся легко, вертикаль удалось выдержать без отклонений, ни одна веточка не попала под винт, чего я очень боялся, И через минуту я уже пошёл над рекой на запад. Управление машиной оказалось не сложнее, чем в «Малахите».

Вода действительно спадала, обнажая блестящую глинистую пойму. Кое-где на ней оставались поваленные грозами деревья с переломленными сучьями, с быстро увядающей листвой. За один из таких стволов зацепился аккуратненький квадратный плотик. Может, у племени ту-пу угнало его половодье? Но, может, и выше по реке живут племена, умеющие вязать плоты? Пока о них — никакой информации!

Впрочем, течение могло пригнать этот плотик и по притоку, уходящему в зону айкупов. Устье его обозначилось сейчас более определённо, чем в день моей «рекогносцировки». Видимо, южнее преобладали глинистые почвы, и вода оттуда шла жёлтая. А по основному течению, от селения ту-пу — тёмная, более холодная и чистая. Два этих потока уходили далеко на восток, к устью, рядышком, почти не смешиваясь. С высоты вертолёта две струи в одном речном русле были видны очень хорошо. При этом чистая и холодная вода как бы отжималась к берегу купов.

Чуть западнее впадения притока мелькнул на северном берегу крохотный круглый, как блюдце, заливчик, на котором высовывался из-под прибрежных кустов край ещё одного плотика. Я сделал над заливчиком круг и разглядел две отчётливые нити привязи, которые тянулись к плотику от основания кустов. Этот плотик уже никак не мог быть угнан течением из селения ту-пу. Кто-то держал его здесь про запас — для преодоления реки.

Причём пользовался им нечасто. Иначе хватило бы и одной привязи.

Хотелось увидеть на реке ещё и лодку-долблёнку, о которых столько читал в исторических книгах. Но ни одной не увидел. Неужто не только купы, но и ту-пу до лодок не доросли? Как не доросли до колеса и домашних животных. Не было собак у купов. Не слыхал я собачьего лая и в селении ту-пу. А ведь наверняка даже самые непородистые псы подняли бы тревогу при неожиданных ночных визитах урумту.

Всем этим, похоже, придётся заниматься мне.

По пути заметил я на маленькой полянке движущийся клубок покрытых коричневой шерстью животных. Тень вертолёта испугала их, клубок рассыпался, и лопоухие зверьки метнулись к вывернутым из земли корням упавшего дерева. За ними метнулся туда же из кустарника зверь покрупнее. То ли волк, то ли медведь, то ли помесь того и другого. Видимо, мать охраняла игру детёнышей. По быстроте движений звери были ближе к волкам. По величине — ближе к медведям. В общем, мохнатый зверь, «вук» на языке урумту.

Как-то он там, в своих пещерах, мой бывший пленник? Опять, небось, собирается в поход? Или напротив, отговаривает сородичей от похода? Честно говоря, хотелось бы сегодня спокойно с ним побеседовать. Возможно, разговор теперь прошёл бы совсем на других тонах. Поостыли оба!

Над селением ту-пу я сделал два круга, и тень вертолёта дважды прошлась по многим площадкам и входам в пещеры. Несмотря на то, что мотор работал бесшумно, машину заметили. Десятки людей высыпали на площадки перед пещерами и на тропинки между площадками. А когда я стал снижать вертолёт к вершине холма на левом, южном берегу, где совсем недавно стоял в ЭМЗе, люди разбежались, попрятались в пещерах. Ни одного не осталось на виду. Хотя и понимал я, что за машиной всё равно следят. Но уже из укрытий.

На противоположной вершине холма приемлемой площадки для вертолёта не нашлось. Мешали крупные камни, кустарник и пеньки. Зато просматривалась на северном берегу подходящая свободная площадка внизу, у самой воды. В эту площадку вдавался крошечный заливчик, и в нём болтались на привязи два квадратных плотика. Точно такие же, какой заприметил я по пути в пойме реки. Должно быть, отсюда и унесло.

Для ночной защиты селения площадка, на которую посадил я машину, была очень удобна. Северный берег отсюда легко осветить прожекторами, и все нападающие будут как на ладони. Не полетели бы только в них стрелы! Смогут ли удержаться от этого бедные ту-пу, увидев грабителей у своего порога?

Может, не освещать их долго? Только шугануть светом?

И куда всё-таки сажать Тора? От подножия холма он будет взирать на соседа снизу и вызывать его как проситель. С вершины — как повелитель.

Но не просителем ведь придёт он сюда. Скорее — спасителем.

… Главные задачи поездки решены. Можно возвращаться.

Я поставил ногу на педаль включения, положил руки на штурвал, чтобы сразу потянуть на себя и подняться строго вертикально. Именно этот подъём отработать нужно «до белизны». Но что-то вдруг задержало, остановило меня. Какое-то шевеление в кустах у самого обрыва к реке. Никакого ветра не было, но там почему-то резко дёрнулись ветки. Я подождал секунду — и они дёрнулись вновь, что-то треснуло. Даже сквозь оргстекло кабины было слышно. А потом раздался вопль — чисто человеческий вопль ужаса.

Я выскочил из кабины, бросился к кустам над обрывом. Как пуля в меня вонзился ещё один отчаянный вопль.

За куст держались снизу, из-под обрыва, две тонкие смуглые руки. Куст трещал и выдирался из узкой щели в известняке, слегка присыпанной серой почвой. Кто-то подсматривал тут за мною и должен был сейчас ухнуть вниз…