Русская любовь Дюма - Елена Арсеньева

Досматривать, на чьей стороне будет победа в этом сражении, Наденька не стала: вылетела вон и ринулась домой, ничего не видя от глубочайшего душевного потрясения.

Какой кошмар! Какой кошмар! Неужели ей, Надежде Нарышкиной, дочери члена Государственного Совета барона Ивана Кнорринга, жене губернского секретаря Александра Нарышкина, одной из красивейших и бонтоннейших дам Первопрестольной, ей, истинной светской львице, выпало пережить такую вульгарную сцену и даже участвовать в ней!

Драться с соперницей! Драться из-за мужчины! Словно какие-нибудь прачки или… или животные!

Вот именно, животные или даже насекомые! Наденька вдруг вспомнила, как ее фрау учительница естественной истории (она получила хорошее домашнее образование) рассказывала, что среди животных очень часты crimes de passion, преступления по страсти. Самки-воительницы муравьев породы formika rubifarbis часто приходят в такую ярость, что набрасываются и кусают других самок, личинок и муравьих-рабынь, которые стараются их успокоить и крепко держат до тех пор, пока припадок гнева не минует. Эта Луиза была на шаг от того, чтобы совершить это самое crime de passion, жертвой которого пала бы она, Надежда Нарышкина!

Наденька не помнила, как очутилась дома, как, минуя бальную залу, взбежала в детскую. Здесь мирно горел ночник, нянька дремала на топчане, трехлетняя Оленька спала в своей кроватке.

Наденька мгновение постояла, пытаясь отдышаться, нервно потирая ледяные от волнения руки, потом вышла. Ужасно хотелось броситься к себе в будуар, отсидеться там, хорошенько поплакать, ведь ничто не приносит такого облегчения смятенной душе, как обильно пролитые слезы… Но нельзя, нельзя, нужно идти к гостям!

Входя в залу, Наденька бросила мимолетный взгляд в зеркало. Щеки горели, словно нахлестанные, как будто не она отвесила пощечину Луизе Деманш, а, наоборот, соперница достигла цели. Но все же Наденька была хороша, чертовски хороша! Как бы ни ярилась эта вульгарная французская дура, яблоко раздора по имени «Александр Сухово-Кобылин» достанется не ей, а прекрасной тигрице (вот именно – тигрице, а не кошке!) Наденьке Нарышкиной!

И она вошла в залу, как никогда уверенная в себе, своей красоте и неотразимости. И если бы в эту минуту некто всеведущий шепнул ей в ухо, что она никогда больше не увидит своего любовника, более того – не захочет его видеть, будет избегать встреч с ним истовее, чем черт избегает ладана, и причиной этого станет не что иное, как одно crime de passion, Надежда была бы страшно изумлена и, конечно, не поверила бы этому прорицателю.

А зря…

Он уходит! И уносит перстень!

Эта мысль словно ударила Лидию, да так чувствительно-больно, что она забыла про все на свете, слетела со стула и ринулась вдогонку за незнакомцем. Двери игорной залы, которые всегда казались такими тяжелыми, она распахнула вмиг, словно они были сделаны из бумаги.

Вылетела на площадку и, захватив юбки одной рукой как можно выше, а другой придерживаясь за перила узкой винтовой лестницы, торопливо заработала ногами, спускаясь. Успела увидеть сверху, что незнакомец уже выходит из кафе, еще пуще заспешила – как вдруг кто-то схватил ее за талию.

Лидия в ярости обернулась, занеся ридикюль, готовая сражаться за свою свободу, но тут же поняла, что сражаться не с кем – она просто-напросто зацепилась кушаком за перила. Выпутывалась долго, что-то ей ужасно мешало, а снизу доносились смех, аплодисменты, восхищенные выкрики…

Кое-как отцепив кушак, Лидия спорхнула с лестницы – да так и ахнула, поняв, что аплодисменты и смех предназначались ей: Бог знает почему, она все еще держала одной рукой высоко поднятые юбки, а потому всем, стоящим внизу лестницы, были отлично видны ее прелестные ноги, обтянутые, по обыкновению, розовыми чулками! Оттого и кушак от перил она никак не могла отцепить, что другой рукой, словно в забытьи, сжимала юбки.

Лидия почувствовала, как запылало лицо, но тут же она высокомерно передернула плечами и раскланялась с публикой так, словно была знаменитой актрисой, которую безудержно приветствовали поклонники ее таланта.

Ну и ладно, ну и пусть, хоть доставила удовольствие этими французишкам: где они еще увидят такие стройненькие, ладненькие ножки, у здешних красоток не ноги, а костыли!

И вообще, сейчас приступ стыдливости явно неуместен…

Лидия ринулась на улицу, отпихивая локтями мужчин, которые со всех сторон отвешивали ей полушутливые-полувосхищенные поклоны. Когда-то она восторгалась французской галантностью – сейчас эта чертова галантность ее бесила!

Если она не успеет догнать этого странного незнакомца, который сначала казался таким любезным, то лишится перстня. Если у Лидии не будет перстня, эти ослы в банке не дадут ей больше денег, а ведь у нее совершенно пусто в кошельке! Конечно, с голоду она не погибнет… Мария Калергис, какая-никакая, а родственница, не даст пропасть, и дусенька Александр не оставит любимую женщину своими щедротами. Но в таком случае прощай надежда на свободную, независимую и привольную жизнь в Париже! И можно вообразить, что устроят ей Нессельроде, когда им донесут из банка: дескать, молодая графиня не предъявила заветной драгоценности!

Боже мой, боже мой, ну зачем она тратит время на размышления, когда надо бежать скорей и догонять этого картежника, этого грабителя!

Лидия, чуть не сбив с ног швейцара, выскочила на крыльцо, окинула безумным взглядом сияющий огнями, веселый, многолюдный бульвар Монмартр, который открывался справа, и еще более сияющий и многолюдный бульвар Итальянцев, открывающийся слева… Да так и замерла, увидев «картежника и грабителя», который стоял как ни в чем не бывало, покуривая тонкую сигару и скучающим взглядом окидывая беззаботную толпу гуляющих.

У Лидии пересохло в горле. Она так спешила догнать этого человека, что даже не успела придумать, какими доводами и мольбами убедит вернуть свой перстень. Наверное, он согласится уступить его за деньги… Только надо пообещать, что эти деньги Лидия сможет отдать лишь через некоторое время… А если он захочет получить их сразу?! Боже мой, да станет ли он ждать, когда в любую минуту может взять огромную сумму за эту драгоценность у ювелиров?!

Как, какими словами убедить его смилостивиться над несчастной графиней Нессельроде?..

Лидия не успела не только этих слов придумать, но даже и рта раскрыть не успела, как незнакомец обернулся к ней и приветливо улыбнулся:

– А вот и мадам! Я так и знал, что вы поспешите догнать меня.

Знал?! Так он ждал ее здесь? Ждал?..

– Мсье, о мсье… перстень… – трясущимися губами выговорила Лидия. – Умоляю…

У нее перехватило горло, когда он кивнул: