Путь наверх - Джон Брэйн

Я поманил официанта. Тут к нам подошел Хойлейк, элегантный, сияющий. Он заметил пустое место за нашим столиком.

— Я вам не помешаю, друзья?

— Нисколько,— сказал я.— Выпьете с нами пива, мистер Хойлейк?

— Нет, я хочу угостить вас, Джо. И вас, Реджи. Я зашел всего на несколько минут. Должен поощрять деятельность НАСМПО. Сам я, признаться, больше люблю смешанное общество. Холостяцкие сборища никогда не казались мне особенно увлекательными. Надеюсь, вы беседовали не о служебных делах? Ненавижу разговоры на служебные темы.

В зале при его появлении стало как будто потише. Но ненадолго. Хойлейк был не из тех начальников, один вид которых заставляет всех умолкнуть. Впрочем, его фамильярность меня не обманывала. Конечно, очень мило, что он называет нас «Джо» и «Реджи», подумал я, но вряд ли ему понравится, если мы попробуем назвать его Фредди!

— Мы говорили об одной молодой особе,— сказал Реджи.

— Прекрасно, прекрасно,— сказал Хойлейк. С деланной суровостью он поглядел на нас поверх очков.— Надеюсь, вы не позволили себе отзываться о ней в легкомысленном тоне?

— Наша беседа носила самый серьезный характер,— сказал Реджи.— Каждый из нас стремится завоевать ее расположение, и борьба между нами идет не на жизнь, а на смерть. Мы подумываем о дуэли в парке.

— Какую бурную жизнь ведут мои коллеги,— заметил Хойлейк. Он поднял свою рюмку.— За ваш успех, мальчики.

— Я проиграю в любом случае,— сказал Реджи.— Если победа останется за мной, предмет нашего соперничества не пожелает меня больше видеть: ведь из-за меня пострадал ее бесценный Джо. А я на ее месте и не взглянул бы на него. Что вы скажете, мистер Хойлейк, про человека, который несколько месяцев подряд ухаживает за хорошенькой девушкой, а затем, не говоря худого слова, начисто о ней забывает?

Я почувствовал, что краснею.

— Не верьте ни единому его слову. Ей это в высшей степени безразлично.

— Как бы не так! — Реджи расхохотался. Я заметил злорадный блеск в его глазах.— Она так и загорается, когда слышит его имя. А его это словно не касается. И подумать только — самая хорошенькая девушка в Уорли!

— Они все теряют из-за него голову,— сказал Хойлейк.— Когда он собирает налоги в Гилдене, женщины сбегаются целыми стаями. Готовы заплатить дважды и трижды, только бы побыть с ним лишних пять минут.— Он вздохнул.— Впрочем, будь я помоложе, я бы с ним потягался.

А я сидел и думал о том, что сказал Реджи, и ликовал в душе все больше и больше. Я старался не принимать его слова на веру до конца. Быть может, я просто слегка задел, ну даже, скажем, уязвил гордость Сьюзен. Если я снова приглашу ее провести вечер со мной, это успокоит ее самолюбие, она придумает какой-нибудь благовидный предлог для отказа и почувствует себя отомщенной. Но не успев довести свою мысль до конца, я уже знал, что все это вздор. Мстить было просто не в характере Сьюзен.

— Самая хорошенькая девушка в Уорли? — задумчиво произнес Хойлейк.— Интересно, кто бы это мог быть? Она не замужем, надеюсь? Сдается мне, что Джо познакомился с ней у «Служителей Мельпомены». Стойте, стойте… Не начинается ли ее имя с буквы «С»? А фамилия с буквы «Б»? Брюнетка и, как мне кажется, имеет некоторое отношение к председателю финансового комитета?

— Из вас вышел бы первоклассный сыщик,— сказал Реджи.

— Нет, я просто старикашка, который любит совать нос в чужие дела,— сказал Хойлейк.— Как и все прочие жители Уорли. Учтите: в защиту этого можно привести немало доводов, даже если… Только прошу на меня не ссылаться,— он слегка улыбнулся, словно извиняясь за самодовольство, которое звучало в последних словах,— даже если это принимает форму сплетни. Это указывает на живой интерес к ближним, что само по себе, бесспорно, достойно уважения. Я рад, что Джо начинает принимать участие в общественной жизни Уорли, что он не ведет себя как чужак. Я решительный противник такого положения, когда служащие приезжают на работу из-за города. Жизнь человека должна протекать там, где он работает. Но я, кажется, того и гляди заговорю о служебных делах… Вон появился ваш начальник, Реджи. Мне надо побеседовать с ним. Еще увидимся.— И Хойлейк направился к директору библиотеки. Я заметил, что он унес с собой свою рюмку, едва пригубив ее. Оклад Хойлейка был вдвое больше оклада директора библиотеки, и он не хотел, чтобы тот платил за его виски.

— Хитрая бестия,— сказал Реджи.— От него ничего не укроется. Каждый наш шаг ему известен.

— Он может быть хитер сколько влезет, пока мы с ним ладим,— сказал я.— Послушайте, Реджи, вы это серьезно насчет Сьюзен? Неужто правда она все это говорила?

— С какой стати было мне так шутить? — Он, казалось, даже слегка возмутился.— Это истинная правда. Я заговорил с ней о «Ферме», а потом упомянул о вас — в числе остальных участников спектакля. Сказал, что я не в таком уж восторге от вашего исполнения, и она сразу ринулась защищать вас. И с этой минуты только и было разговору, что о Джо Лэмптоне. Она вся так и светится, когда говорит о вас. Тут не может быть никаких сомнений — глаза у нее делаются пьяными от радости. У вас сейчас они тоже такие, кстати сказать.

— Выпьем еще,— сказал я поспешно.

— Теперь моя очередь платить. Не пытайтесь обойти меня.

— Я выпиваю две кружки на вашу одну, так что такой порядок только справедлив.

— Ну, уж это пустяки,— неуверенно возразил он, но мне было ясно, что он доволен. Он поглядел по сторонам.— Мелкое провинциальное чиновничество. Великий боже, что за компания! Знаете, Джо, я отдал бы годовое жалованье, лишь бы выбраться из этого города.

— Я не согласен с вами. Я стою за маленькие города. Если только они того сорта, что мне по душе.

— Хорошо вам так рассуждать, старина. Вы — подающий надежды молодой талант. Вы выделяетесь на общем фоне. В таком месте, как Уорли, вы можете пойти далеко. И притом для вас все это в новинку. Попробовали бы вы прожить здесь всю жизнь — сразу заговорили бы по-другому.

— Я ненавижу город, в котором родился,— сказал я.— Но это совсем другое дело. Понимаете, Дафтон ужасен. Это вонючая дыра. В буквальном смысле слова вонючая. Он смердит, это труп. А в Уорли жизнь бьет ключом. Я это сразу почувствовал, как только ступил сюда. И она так захватывает тебя, что через пять минут ты уже забываешь обо всем. У этого города есть даже своя история, и каждый день ты открываешь здесь что-то новое…— Я осекся. Я говорил слишком горячо, слишком раскрывал душу.

Реджи улыбнулся.

— Можно подумать, что вы говорите о женщине, а не о самом заурядном городе с двумя-тремя фабриками. Вы чудак, Джо.

Тут к нашему столику подошел Тедди Сомс.

— Мы все здесь чудаки,— сказал он и громко рыгнул.— Прошу прощения, я, кажется, слегка на взводе. А ведь не с чего бы. Когда я был в летных частях, от такой малости я бы ничего и не почувствовал вовсе.— Он тяжело плюхнулся на стул.— Голосую за новую войну.

— Типун тебе на язык,— сказал Реджи.— Никогда не было мне так скверно, как во время войны.

— Надоедает, это верно,— сказал Тедди.— Но зато куча денег и никаких забот. Пива хоть отбавляй, табаку хоть отбавляй, женщин хоть отбавляй. Споем нашу старую, летную, а, Джо? — И он затянул негромко: «Коты на крышах и на карнизах…»

— Не стоит,— сказал я.— Рановато еще для нецензурных песен.

— Совсем забыл, что я теперь респектабельный,— сказал Тедди.— Когда-то я пел эту песенку во всех фешенебельных отелях Линкольншира. И все ребята, во главе с капитаном, подтягивали. Счастливые денечки!

— Для тебя, может быть,— сказал Реджи.— А для меня это был ад. Сначала — ученье. Потел под палящим солнцем в колючем шерстяном белье. Затем чистил картошку. Затем стал самым нерадивым писарем во всей английской армии. Вот тут какое-то время я, правду сказать, был безмятежно счастлив. По крайней мере мне не приходилось иметь дело с заряженными винтовками и прочими не менее опасными предметами. Затем какой-то бесчеловечный чиновник из военного министерства принялся урезывать личный состав штабов, и я из самого нерадивого писаря превратился в самого напуганного рядового. День, когда я снова надел штатский костюм, был счастливейшим в моей жизни. И что же — возвращаюсь домой и узнаю, что подлая Библиотечная ассоциация сделала вступительные испытания в десять раз более сложными, чем прежде, так что женщины и разные типы, которые отсиживались в тылу, получили теперь перед нами преимущество…

— О служебных делах не говорить,— сказал Тедди.— А Библиотечная ассоциация — это служба. Тут нет никаких сомнений.— Он поглядел на меня, протянул руку и пощупал материю моего костюма.— Шерсть первый сорт,— сказал он.— А взгляните на эту рубашку, на этот галстук! Боже милостивый, неужто все по талонам, мистер Лэмптон?

— У него большие связи,— сказал Реджи и поднял, словно салютуя, сжатую в кулак руку.— Голосуйте за лейбористов!