Фамильные ценности, или Возврату не подлежит - Олег Рой

День рожденья прошел чуть не месяц назад. Глеб собирался повести Дашу в «очень, очень недурной» ресторан – тебе непременно там понравится, обещаю! – но что-то у него не сложилось. «Не складывалось» у него часто, Даша привыкла.

– Да мне, в общем, и без подарков…

– Никак нельзя без подарков, – перебил ее Глеб, дурашливо мотая стильно постриженной головой. Выудил откуда-то небольшой, вкусно похрустывающий пакетик с «фирменной» надписью, из пакетика – шелковую коробочку… – Прошу! – Он защелкнул на узком Дашином запястье ажурный, мягко поблескивающий золотой обруч и, скромно опустив глаза, добавил: – Фаберже. Если уж выпало мне счастье заполучить самую прекрасную девушку, значит, у этой девушки все должно быть тоже… самое-самое. Нравится?

Господи! Этого только не хватало…

Даша понимала, что принимать подарок нельзя.

Пока еще все было, как говорится, в рамочках: он ухаживает, она… ну, не возражает.

Ну да, Глеб ей нравился и даже очень. Неглупый, из себя очень даже ничего, да что там, прямо готовый романтический герой из фильма «про любовь». Ну старше ее, но это как раз хорошо. Намного лучше, чем ровесники – сопливые мальчишки, которые ничего еще в жизни не понимают и двух слов связать не в состоянии. Не старик ведь, а взрослый сложившийся мужчина. Но при этом веселый, а не какой-нибудь надутый индюк. Ухаживает красиво, беседу поддержать умеет. На работу устроил. Хорошая работа, постоянная, и платят хорошо, не то что в каком-нибудь «Макдональдсе», не говоря уж о разовых рекламных акциях, которые то есть, то нет. И вообще симпатичный. И ласковый, и нежный. Два-три раза после совместного ужина Даша оставалась у него ночевать. Ну и что? В двадцать первом веке живем, не в девятнадцатом. Она ж не потому оставалась, что… ну… не через силу, в общем.

Но это все пустяки, на самом деле, ничего серьезного. Он говорил, что женат, но они давно уже чужие люди, держит их вместе только общий бизнес, но он непременно разведется, как только сумеет разрешить «деловые» вопросы. Поэтому и встречались они тайком, и ужинать Глеб водил ее не в самые модные рестораны, а в те, что не на виду. А то мало ли, заметит кто, доложит супруге, старуха ж без штанов его по миру пустит. И на работе старался ничем не выделять Дашу, как будто не отличал ее от других официанток, – по тем же причинам.

Она, конечно, не слишком верила в разговоры про «вот-вот разведусь» и «жена – старуха». Все так говорят. А потом выясняется, что жена вовсе не старуха, а какая-нибудь вполне молодая девица. Может, и страшная, зато папаша – миллионер. Кто ж разводится с дочками миллионеров? Только другие миллионеры.

Собственно, Даша вообще не слишком вдумывалась в то, что Глеб о себе рассказывал. Больше ловила случайные обмолвки и оговорки. Но никаких обмолвок типа «а вот на днях наш младшенький» никогда не случалось, а рассказы были не слишком информативны, зато сегодняшние никогда не противоречили позавчерашним, а значит, скорее всего, враньем не были.

Да и вообще. Вряд ли Глеб – добропорядочный семьянин, который просто решил чуть-чуть развеяться, сбегав «налево», пока милая симпатичная женушка обихаживает пятерых чудесных детишек. На такого персонажа он не походил ну совсем. Но она не удивилась бы, узнав, что он, несмотря на «скоро разведусь», вовсе не женат. Может такое быть? Запросто. Просто не хочет торопить события. Он же не знает, какова Даша, правда? Вдруг она из тех ушлых девиц, что свободного мужика моментально стараются окольцевать. А уж что там на самом деле – будущее покажет.

Как бы там ни было, планов на будущую жизнь с Глебом Даша пока не строила, предоставив все течению времени. Да, быть может, когда-то потом, позже, все это перерастет во что-нибудь. Или наоборот, так ничем и не завершится. Но пока… пока ведь совсем еще ничего!

Но вот такой подарок…

Она же не содержанка его. И не собирается ею становиться.

Ей вообще не очень нравились все эти «мужчина должен обеспечить», «лучшие друзья девушки – это бриллианты» и прочее в этом духе. Именно так о «как правильно себя с Ним поставить» щебечут многочисленные красотки, нимало не сомневаясь в собственном праве на все на свете, главное – найти мужчину, который это самое все «обеспечит». Ну а как иначе? Разумеется, он должен. Вопрос «почему, собственно, должен» ставит их в тупик. Как это – почему? Да просто по жизни. Иначе – а зачем вообще мужчины-то? Откройте любой глянцевый журнал – там очень доходчиво изложено. Они ведь, красотки, такие прекрасные, чем же еще мужчине заниматься, как не заботиться и не лелеять? Украшать тонкие пальчики и розовые ушки бриллиантиками, желательно покрупнее, укутывать хрупкие плечики новой норковой шубкой – и получать в награду признательную улыбку нежной красотки.

Ну… не только улыбку, конечно… Но об этом глянцевые журналы не пишут, а «приличные» красотки как-то не щебечут. Вздыхают разве что о мужской меркантильности – мало им, видите ли, признательных улыбок и счастья просто от осознания того, что им позволено красотку холить и лелеять. Таких, кому «достаточно», ах, вовсе не осталось, ах, вымерли благородные рыцари, а нынешним надобно что-нибудь поматериальнее. Иначе никаких бриллиантиков и норковых шубок. Ну что поделать, грубая изнанка жизни.

Не то чтобы Даше не нравилось, когда о ней заботятся. Нравилось, разумеется. Это всем нравится, будь ты юная девушка или почтенный старец. Это же так естественно: заботиться о человеке, к которому хорошо относишься, да? Но модная «глянцевая» логика естественные отношения между мужчиной и женщиной как-то странно превращала в исключительно товарно-денежные. Он мне – бриллиант, я ему… гм, признательную улыбку. Вот как у них получалось.

Ни в бриллиантах, ни в норковых шубах нет ничего дурного, но разве они – непременное условие… отношений? Ну пусть даже любви. Если любит – значит, должен? Почему? Почему обязан-то? Какая-то в этой логике любовь получалась… односторонняя.

В конце концов, она, Даша, не инвалид ведь и не дитя малое, чтобы ее нужно было на ручках носить. И в институт сама поступила, и подрабатывать сразу начала – стипендии, даже повышенной, хватало разве что на оплату общежития да на самые дешевые макароны. Без ничего, как говорила соседка по общаге, шумная, никогда не унывающая Ника.

Прошлой зимой, почти сразу после первой Дашиной сессии, Ника притащила откуда-то замерзшую ворону – обычную, серую, довольно крупную, с подбитым крылом. Птичка оказалась живучей, отогревшись, стала шарить по углам в поисках «чего бы покушать» и вообще быстро оправилась. Через месяц никто не мог бы сказать, которое крыло было не в порядке.

Назвали спасенную, естественно, Кларой. Раза три в неделю она устраивала себе разминку, нарезая круги вокруг висящего в центре потолка унылого зеленого плафона. Крылья задевали потолок, срывая с него потрескавшуюся штукатурку, и после разминки Клара долго чистилась, недовольно, очень по-кошачьи фыркая. В остальное время летать она отказывалась.

Суровая комендантша Марина Викторовна, которую за глаза называли Мандрагорой (должно быть, из-за зычного голоса: как известно, крик мифической мандрагоры, выдергиваемой из земли, способен убить человека), время от времени устраивала обходы «вверенных помещений» на предмет обнаружения «безобразий». Что в ее представлении было безобразиями, сказать сложно: обходы обычно завершались с нулевым результатом. Хотя и пугали всех до нервной трясучки. Умная Клара, моментально выучившись различать звук монументальной комендантшиной поступи, пряталась от обходов в узкий встроенный шкаф. Шкаф был крошечный, тесный, но ворона ухитрялась так зарыться в шмотье, что обнаружить «нелегалку» было совершенно невозможно. Когда тяжелая поступь Мандрагоры затихала вдали, дверца шкафа приоткрывалась, и в щели посверкивал хитрый птичий глаз: ну как, отбой или еще посидеть?

Очень может быть, что прятать Клару не было никакой необходимости: при всей своей суровости и громогласности Мандрагора отличалась изрядной сердобольностью, регулярно подкармливая окрестных бродячих кошек и особо оголодавших студентов, откуда-то всегда точно зная, кто позавчера доел последнюю картошку. Но «прятки», похоже, были для вороны дополнительным развлечением, так что все продолжало идти однажды заведенным порядком. Иногда Клара сидела в шкафу просто так, для удовольствия: тихо, тепло, как раз то, что нужно уважающей себя вороне. Из шкафа доносились шорохи, скрипы и совсем уж непонятные звуки – Клара устраивала гнездо, для которого девушки жертвовали ей старые махровые носки. Особенно охотно жертвовала боявшаяся мышей Ника. Однажды она даже заявила, что в шкафу есть дыра, и если бы не Клара, мыши давным-давно повылезали бы и съели бы все сапоги и туфли. Может, оно и вправду было так.

На летние каникулы Ника отвезла Клару к себе домой, в маленький приуральский городок, а вернувшись, рассказывала с хохотом: