Ведьмы замуж не выходят (СИ) - Токарева Ольга "molishna"

Молодой человек с огненно рыжей копной волос, подхватил гибкий стан девушки на руки, закружил. Темно-карие глаза смотрели жадно с любовью, поглощали ее своим необузданным желанием. – Вириди…Вириди…моя сладкая красавица…моя ведьмочка, – прошептал он, и припал в страстном поцелуе к ее губам.

Разорвав с неохотой поцелуй, он положил Вириди на землю. Подхватив своими руками подол сорочки из тончайшего шелка, медленно стал снимать его с тела ведьмочки, жадно поедая глазами, появившиеся его взору оголенные части белоснежного обворожительного молодого тела.

– Вириди, – вновь шепнули его красиво очерченные губы. Руки ласково прошлись по гладкой девичьей шее, спустились к изящным плечам, потянулись к упругой высокой груди, тронули вершинки грудей замерших в изнеможении и ожидании прикосновения мужских рук.

По телу Вириди прошлась сладостная дрожь, ее руки трепетно сжали оголенную спину мага».

Вириди учащенно задышала, ее округлая грудь закрытая сорочкой из грубого серого сукна, стала высоко подниматься, красиво очерченные губы чуть приоткрылись, замерли в ожидании поцелуя.

Глухой раскат грома прогремел совсем рядом, яркая вспышка света осветила ночь, со свистом и стоном вошла в землю.

Вириди вздрогнула, распахнула глаза в испуге, встретилась с заботливым взглядом ведьмака.

– Не бойся, запоздалая гроза с громом пожаловали, – Конар смотрел в черные пылающие страстью глаза девушки и медленно тонул в их притягательном колдовстве.

Страх быстро отступил. Ведьмины избы заговорены от всякой напасти, да сейчас и не это волновало Вириди, а нависший над ней мужчина, с горящим взглядом желания. Она тонула в черноте его глаз, разгоряченное от сна тело, ныло в томлении, изнывало, в ожидании ласк. Черные глаза ведьмочки застыли, смотря на широкие твердые мужские губы, чуть приоткрытые для поцелуя.

Ведьма и ведьмак замерли, смотря друг другу в глаза, растворяясь, проникая в ритм сердец и их обоюдное тяжелое дыхание.

Лицо Конара медленно приблизилось к лицу Вириди, его широкие губы чуть коснулись и осторожно накрыли красиво очерченные и истомившиеся в долгом ожидании девичьи губы.

Вириди подалась вперед, ее пальцы вцепились в крепкую мускулистую спину. Обоюдная страсть захлестнула, швырнула в океан ласк, стонов, жарких поцелуев.

За окном свирепствовал ураган, гнул вековые ели и дерева. Световые разряды молний вспыхивали за окном, освещая своим светом двух одурманенных страстью людей, торопливо снимающих с себя лишнюю одежду. Двух людей – изнывающих в одном лишь желании прижаться своими обнаженными телами, слиться, почувствовать бушующую силу одного и слабую податливую хрупкость другого.

Мозолистые руки ведьмака были нежны, трогательно ласкали белоснежное девичье тело.

Вириди теряла разум от настойчивых мужских губ, блуждающих по ее телу, порой мягких, порой твердых и требовательных. С девичьих губ срывались сладостные стоны, она льнула к сильному мужскому телу, чувствовала его возбужденное желание и изнывала от желания близости.

Конар не спешил, ласками подводил ведьмочку к пику наслаждения и медленно отступал, чтобы ощутить легкую дрожь разочарования ее тела и вновь обрушить на нее свою ласку.

Вириди сгорала в огне желания, тело замерло в ожидании. Она вновь чувствовала себя маленькой, глупой ведьмочкой пришедшей на свою инициацию: вновь извивалась и сгорала от ласк мага-огневика.

Огарок свечи стоявшей на столе давно потух, теперь, обнаженные, сплетенные в страсти тела, освещали разряды молний за окном. Пламя костра продолжало плясать в черных волосах ведьмака.

Реснички ведьмочки вздрогнули от сильного разряда грома и молнии за окном, свет блеснул, заиграл красным пламенем в волосах мужчины, зависшего над ней.

По телу Вириди прошлась дрожь, хриплый всхлип вырвался из горла, она запустила чуть трясущуюся руку в мужские волосы. Душа горела в огне, убитая, растоптанная исстрадавшаяся от одиночества, она тянулась к тому единственному, кто подарил ей маленький кусочек счастья. Глаза Вириди заволокла мокрая пелена. – Аронд, – с хрипотцой сорвалось с ее губ, слезы тоски скатилась по виску. – Аронд, – вновь звала она, притягивала своей израненной душой своего единственного мужчину, который дарил ей свою любовь, дарил нежность, ласку, отдавал всего себя.

Мужское тело придавило Вириди своей тяжестью, в иссиня-черной радужке зарождались всполохи бурлящей внутри магии и его нестерпимого желания, проникнуть, наполнить своей силой искалеченное девичье тело.

– Ирин, моя маленькая ведьмочка – примешь?

Сорвалось с губ ведьмака, он обмер от того, что сказал, замер в ожидании, смотря, как вздрагивают чуть закрытые пушистые реснички ведьмочки.

Вириди обдало жарким дыханием, чуть хрипловатый такой родной всплывший из памяти голос заставил ее затрепетать.

– Приму.

Сорвалось с ее губ. Вириди подалась ему навстречу, вцепилась пальцами в широкие плечи ведьмака, затаилась в ожидании проникновения в нее возбужденной плоти.

Магия не меньше хозяина изнывала в ожидании. Рванула в долгожданное женское тело.

Вириди закричала от боли, которая бежала по венам живым огнем, разрывала ее тело на маленькие кусочки, выкручивала суставы, ломала кости, выжигая черноту своим светом и силой, сметая заклятье смерти.

Ведьмочка извивалась, кусалась, била своими маленькими кулачками широкую спину, в одном желании скинуть с себя тяжелое мужское тело, избавиться от горящего пламени и мучительной до помрачнения разума боли внутри.

Ведьмак ждал, придавив девушку своим весом, чтобы она не вырвалась из-под него, не переставая, шептал.

– Ирин, ведьмочка моя…Ирин. Потерпи…

Огонь в теле Вириди и правда постепенно стал затухать. Магия ласкаясь, бережно прошлась волной по всему телу, словно просила прощения за то, что причинила столько мук ведьмочке.

Боль ушла совсем. Крепкие мужские губы коснулись ее лица соленого от слез, накрыли в жадном поцелуе губы, заставляя забыть то, что пришлось пережить.

Вириди вскоре откликнулась ласкам и нежности, потянулась навстречу силе и страсти, навстречу медленным толчкам в ней, растворяясь от магии мужчины. Жар в ее теле теперь не обжигал, он трепетал в ожидании стонов наслаждения и накала, чтобы взорваться в один момент и побежать ручьями удовольствия и силы.

Едва успокоив свое возбужденное тяжелое дыхание, Вириди повернулась, потянулась к широким твердым губам, прикоснулась к ним страстно, в желании вновь познать и насладиться их нежностью и лаской.

Конар сжал хрупкий стан девушки, впился с жадностью в опухшие от его поцелуев губы. С сожалением оторвался от них, нежно схватил губами твердую вершину соска, поласкал языком, утопая в сладостных стонах ведьмочки, изнывающей от желания вновь принять его в себя.

– Ирин, ведьмочка моя сладкая – примешь?

Разум Вириди тонул в тихом шепоте и мольбе, магия ластилась, тянулась вновь в девичье тело.

– Приму, – шептали в ответ припухшие горящие алым огнем от страстных поцелуев губы.

Тело замирало в ожидании долгожданного толчка в ней, из горла вырывался сладостный крик, пальцы сжались на широкой мужской спине.

И вновь бежит магия по телу ведьмочки, вновь дурманит разум в сладостной истоме, от каждого нарастающего движения в ней ведьмака, чтобы вспыхнуть пиком наслаждения, наполнить тело свой силой и блаженством.

И безумствует за окном природа, хлещет ливень, гремит гром. Срываются с черного неба в землю световые разряды молний, сгибаются, стонут вековые деревья, ломаются от шквального ветра тысячелетние дубы и ели.

В который раз за эту ночь, ведьмак, едва успевая перевести свое возбужденное дыхание, вновь зависает над разгоряченным телом ведьмочки, чтобы шепнуть.

– Ирин, ведьмочка моя – примешь?

Замирает душа Вириди, сердце стучит учащенно от просьбы и желания вновь ощутить в себе такую ласковую силу.

– Приму, – шепчет она в нетерпении, льнет к мужскому телу, чтобы получить его всего.