Император Александр III - Владимир Петрович Мещерский

Характер всех этих законодательных мероприятий и реформ уже не прежний. Доверие к простому освобождению личности от стеснявших ее путь поколеблено. Везде замечается стремление направить деятельность освобожденной личности к той или другой, указываемой самим законодателем, цели, а цель эта, как видно из всего вышеизложенного, – прикрепление личности к земле, к местным реальным интересам. Не здесь место разъяснять, насколько намерения законодателя осуществились, мы хотим только установить общую руководящую идею минувшего царствования. В этом смысле нельзя не признать, что законодатель избрал новый путь, и что этот путь непосредственно примыкал к избранному Царем-Освободителем.

В самом деле, в основе великих реформ Царя-Освободителя лежало представление об отвлеченном человеке, о способности этого отвлеченного человека, если ему дана будет свобода, найтись во всех обстоятельствах жизни и устроить все к лучшему. Но что же мы видим на самом деле? Освободительное движение пронеслось с конца прошлого века над всею Европою, а между тем даже в странах, значительно нас опередивших и в культурном отношении, и в развитии гражданской свободы, наблюдается ясный поворот в смысле стремления оградить многие насущные интересы путем регламентации: государственный социализм делает быстрые успехи не только в Германии, но и во Франции, Англии, даже Соединенных Штатах, а государственный социализм означает стеснение свободы. Отвлеченный человек, как представляла его себе философия XVIII века, вызвавшая освободительное движение последнего столетия, не вполне соответствовал реальному человеку с его дурными инстинктами, страстями, склонностью пользоваться данною ему свободою для угнетения других с его неразумием, неспособностью сносно устроить свою жизнь, вследствие невежества, неуменья отстаивать свои права и т. д. Кроме того, в самом обществе возникают всевозможные союзы, стесняющие свободу своих членов в видах достижения общих целей. Мы не можем проследить здесь все это широкое движение, охватившее в многообразнейших формах самые свободные страны по сю и по ту сторону Атлантического океана. Да в этом и не представляется надобности, потому что всем известно, как сильно стесняют свободу личности разные союзы, ассоциации, стачки. Для нас важно только установить факт, что отвлеченное представление о человеческой личности оказалось во многих отношениях ошибочным и что установление свободы привело почти везде к сознанию истины, что нельзя считаться только с отвлеченною личностью, но надо иметь в виду и реального человека со всеми его племенными и культурными особенностями.

Мы напомнили читателям об этом повороте в мировой общественной мысли, чтобы выяснить, как тесно с ним соприкасается руководящая идея минувшего царствования. Крайние умы любят повторять истину, что человек, освобожденный законодательным путем, не может считаться свободным, если его угнетает экономическая неволя, если он порабощен нуждою или нищетою. Значит, юридическое освобождение личности далеко не исчерпывает собою вопроса об установлении свободы. Освобождение крепостных в России это вполне подтвердило тем печальным положением, в котором находится большинство наших крестьян. Таким образом, самою жизнью все сильнее и сильнее выдвигается вопрос об экономическом их освобождении, и пока этот вопрос не будет решен, гражданская свобода останется во многих отношениях пустым звуком, потому что бедность в данном случае совпадает с невежеством, а невежество – злейший враг всякой свободы.

Освобождение личности не обеспечило на Западе народных масс, не избавило Европу от пролетариата, и всюду, в Англии, во Франции, в Германии, парламенты и правительства теперь усиленно заняты решением на вид узких, практических вопросов, созданием так называемого социального законодательства, которое хотя до некоторой степени пришло бы на помощь народным массам. Эта задача, столь сложная, но в то же время столь благородная, не могла быть обойдена и Россией, хотя и в измененной форме. Либеральные и консервативные представления, в которых путается наша общественная мысль, были отодвинуты на задний план, и законодатель подчеркивает практическую деятельность, направленную к решению наиболее жгучего современного вопроса – вопроса об обеспечении материального и духовного благосостояния народной массы при помощи всех исторически сложившихся сил, начиная с самого правительства и кончая сельскою общиною.

Подвергая анализу законодательство минувшего царствования, мы старались выяснить, что оно было одним сплошным призывом сосредоточить все общественные и правительственные силы на крупнейшей задаче нашего времени. С этим призывом законодатель обращался ко всем классам общества. Он лег в основу системы народного образования: в ней состоялось широкое восполнение гуманитарного направления направлением утилитарным или профессиональным. Таким образом подготовлялся поворот в настроении интеллигенции, которой предлагалось заменить бесконечные словопрения о народном благе непосредственною практическою деятельностью, направленною к этой цели. С этим же призывом обращался законодатель к дворянству: заботясь о материальном его благополучии, он приглашал его принять деятельное участие в жизни деревни и учредить институт земских начальников. С этим же призывом он обращался и к духовенству и, по возможности обеспечивая его материальное благосостояние, расширял его деятельность по народному образованию в церковно-приходских школах. В том же духе был произведен пересмотр городового положения и положения о земских учреждениях, причем главное внимание было обращено на то, чтобы установить полное единение правительственных и земских сил в деле обеспечения местных польз и нужд. Не сокращение деятельности земских сил имелось в виду, а, напротив, расширение ее, но не для игры в политику, а для практического решения насущных вопросов местного хозяйства, общественного здравия и просвещения. Вопросы эти еще очень неудовлетворительно решаются в жизни, а между тем помимо их решения серьезные успехи немыслимы, немыслимо и осуществление гражданской свободы, ибо прочное участие в государственной деятельности может принадлежать лишь тем, кто более или менее глубоко изучил условия и требования практической жизни.

Если с этой точки зрения взглянуть на минувшее царствование, то нам станет понятно, почему оно имело такой ясно выраженный национальный характер. Современная национальная политика также является естественною реакцией против чрезмерного увлечения отвлеченным человеком, созданным философиею XVIII века с ее принципом всеобщего равенства и братства. Мы видим, что и в государствах, пользующихся наибольшею политическою свободою, существует много различных партий, постоянно враждующих между собою и склонных захватить государственную власть в свои руки, чтобы доставить победу своим экономическим или социальным интересам. Там, где насильственно ниспровергались прежние сословные или иные различия между людьми, тотчас же слагались новые, и мечта о всеобщем братстве оставалась мечтою. Быть может, пропасть, разделяющая по настроению и чувствам современного рабочего и предпринимателя, не менее глубока, чем пропасть, разделявшая в прежнее время сельский люд и поземельного собственника, феодала. Таким образом, расчленение общества соответственно интересам отдельных групп населения представляется по-прежнему неизбежным. Оно во многом совпадает с расчленением, установленным историею. Чем менее данная страна подвинулась в своем культурном и экономическом развитии,