Любовник № 1, или Путешествие во Францию - Бенуа Дютертр

— Добрый день. Секретариат Сериз.

Наверно, друг детства. В том же ироническом ключе я спросил у секретаря, не будет ли он так любезен передать трубку своей начальнице, это звонит ее старинный поклонник. Сериз не оценила шутки.

— Ты не должен был мне звонить!

Я нашел идиотский предлог: мне показалось, что она потеряла мой номер и безуспешно пыталась мне дозвониться. Сериз была неумолима. Она даст мне знать на следующей неделе, как договорились, и повесила трубку. Я долго ходил кругами по квартире, как раненый психопат, повинный в том, что опять разбил свою любовь из-за собственного нетерпения. Включив компьютер, я вновь принялся бомбардировать девушку плаксивыми, извиняющимися, любовными, шутливыми мэйлами, которые я забрасывал утром и вечером, как приманку, в расчете, что она клюнет и вновь проникнется ко мне расположением.

Как договорились, Сериз позвонила на следующей неделе. И была так миролюбива, что мои тревоги сразу же исчезли. Не обращая внимания на мои перепады настроений, она спокойно следовала своему ритму. Я назначил ей свидание в «Голубом поезде», шикарном ресторане у Лионского вокзала, под волшебными фресками, изображавшими Средиземноморье. Девушка возникла среди позолоты, она приближалась медленной и мерной походкой манекенщицы. Темный свитер оттенял белизну лица и светло-голубые глаза. За столом я начал шуточный разговор, задавая вопросы и сам отвечая. Поскольку ей, как казалось, было приятно в моем обществе, я предложил ей провести со мной остаток дня и открыть для себя мои любимые кварталы: старинные арки предместья Пуассоньер, улочки Монмартра, затем спуск к бульвару Клиши, его арабским мясным лавкам и цветущим аллеям. Вечер закончился в бульонной Шартье, осколке довоенного Парижа, с его дешевым меню и дополнительной платой за масло и корнишоны. Я говорил и говорил, будучи в лирическом настрое:

— До знакомства с тобой меня ничто уже не интересовало. А сегодня я вновь открываю для себя все, что любил: но это для тебя.

Сериз, казалось, была счастлива. Он снова включила свою камеру и настраивала ее, склонясь к экрану, в котором маячило цифровое отражение. За десертом она спрятала свой аппарат и поведала мне об истоках своего призвания. С раннего детства мать толкала ее к артистической карьере, записывала на уроки танцев, в театральные студии и на телевизионные передачи для детей. Когда Сериз выбрала визуальные искусства («школа экспрессии», где студенты должны придумать свою собственную технику, без всяких школьных обязательств), она опасалась реакции своего отца.

Но он ее благословил и купил студию на Менильмонтан. В конце октября ей надо будет представить свою первую «визуальную инсталляцию». В конце ужина она взяла меня за руку под столом, и я сжал ее руку в своей. После чего пригласил ее спать к себе.

С утра я опасался, что Сериз опять исчезнет. Поэтому я начал с того, что пригласил ее пройтись по магазинам. Весь день нас осаждали портные, обвешанные сантиметрами, предлагая последние модели. Сериз их все одну за другой забраковала, остановив свой выбор на оранжевом драном ансамбле в стиле поп, подреставрированном новомодными кутюрье. Она несколько раз переспросила, нравится ли мне это. В конце концов я вытащил кредитную карточку, хотя цена и превышала мои расчеты. Выходя из магазина, я чувствовал прилив сил. Меня преследовала пошлая мыслишка, что после таких трат Сериз снова проведет ночь в моих объятиях. Пока я раздумывал, какой ресторан подойдет для романтического ужина влюбленных, моя невеста перехватила инициативу:

— Сегодня я выбираю! У меня для тебя сюрприз.

Она оставила меня в кафе, на мгновение исчезла со своим телефоном, затем вернулась, сияющая, с тем чтобы повести меня в японский ресторан. Пока я любовался на прилавок с суши, Сериз сдала пакеты в гардероб. Вдруг я заметил Эстель, сидевшую за столиком в глубине зала со своим сыном, пускавшим через трубочку пузыри в стакане кока-колы. Сперва я спрятался, но увидел, что Сериз направляется к моей бывшей любовнице, которая, оказывается, заказала столик «на нас четверых».

Обе женщины были на «ты» и болтали о том, как прошел день, и я предположил, что они уже неоднократно общались по телефону. Крайне смущенный, я преглупо поцеловал Эстель, затем, понимая, что выбора нет, сел напротив парнишки, пока две подружки щебетали.

Эстель — внешне — принимала мою новую связь как должное. Она называла нас «влюбленные» и пыталась объяснить Сериз, нежно прижимавшейся ко мне коленкой, мой душевный склад. Постепенно расслабляясь, я обдумывал возможность быть одновременно любовником молодой девушки и протеже женщины моего возраста. В момент подачи на стол свежих манго мобильник Сериз издал сигнал — упрощенный вариант темы Сороковой симфонии Моцарта. Она нажала на кнопку, начав разговаривать при нас, затем, знаками извинившись, вышла на улицу, прижимая трубку к уху.

Эстель воспользовалась случаем, чтобы расколоться. Она понимала мое влечение к Сериз, которую находила хорошенькой и симпатичной, но полагала, что разница в возрасте помешает нашему союзу. Поэтому она будет ждать моего возвращения и готовиться лечить меня от депрессии, которая последует за окончанием этого приключения. Потрясенный таким великодушием, я умолял Эстель отказаться от этой идеи и найти себе кого-нибудь другого. На этой стадии дискуссии Сериз вошла в ресторан, уселась рядом со мной и снова прижала свою коленку к моей. Одиночество Эстель мучило меня. Но я торопился заключить в объятия любимое мною тело. Я позвал официанта, чтобы расплатиться, и тут студентка шепнула мне на ухо:

— Вообще-то, извини. Сегодня я не могу к тебе пойти.

Я озадаченно повернулся к ней:

— То есть как? Мы же дого…

— Извини, но у меня свидание!

Эстель смотрела на нас в замешательстве, ситуация как будто подтверждала ее теорию. Я шел за Сериз до выхода из ресторана, чуть не плача:

— Но как же так, мы провели вместе чудесный день…

Что означало: «Я тебе купил дорогое платье и думаю, что заслужил вечер наедине». Эта неудачная логика произвела обратный эффект. У самого выхода Сериз повернула ко мне лицо с невидящими глазами:

— Послушай, я к тебе хорошо отношусь, но ты не мужчина моей жизни. Если не хочешь со мной расстаться, оставь меня в покое.

Эти слова меня как ножом резанули. Мазохистская ревность толкала меня унижаться еще сильнее.

— Скажи только, куда ты идешь! Может, ты просто идешь к себе домой спать и не хочешь мне сказать! А если ты идешь к кому-то, я хочу об этом знать!

Нос Сериз презрительно сморщился. Вне себя, она выхватила камеру из футляра, направила на меня объектив и снимала все время, пока я скулил, как бы пытаясь дать мне понять всю смехотворность ситуации. Потом она бросила меня посреди улицы и направилась к метро.

Я вернулся домой, рыдая. Всю ночь я представлял себе Сериз в объятиях соперника. Ясно, что она не любит меня. Я кричал: «Злая!» Потом набирал ее номер и оставлял сообщение с извинениями за свое сегодняшнее поведение. Каждый раз я надеялся, что она снимет трубку, но автоответчик включался, и я снова валился на постель в слезах, представляя себе ее тело, прижавшееся к другому. Сериз не давала мне обета верности, но мысль, что она предпочитает мне любовника своего возраста, была нестерпима. Я был для нее только игрушкой.

В десять утра в дверь позвонили. Я пошел открывать, готовясь утешиться в объятиях Эстель с охапкой обойных образчиков. После дурно проведенной ночи ее присутствие сулило успокоение, и я открыл дверь… Сияющая Сериз в своем новом топ-наряде вошла и обняла меня. Потом она повлекла меня к дивану. Между двух поцелуев она пролепетала:

— Мне было вчера так жалко тебя оставлять в таком состоянии. У тебя был такой несчастный вид!

— Ты очень жестока! Зачем тебе понадобился другой, когда мы собирались провести вечер вдвоем!

— Не знаю. Он мне позвонил в ресторане. Мне вдруг показалось, что забавно будет с ним увидеться. Мы с тобой и так весь день были вместе…

— Поклянись мне, что ты меня любишь больше, чем его, что я твой любовник номер один!

— Да, ты мой любовник номер один.

Сентябрь прошел в перепадах лихорадки и успокоения. Легкомыслие Сериз удесятеряло мою ревность. Я плакал, чтобы добиться заверений в любви, но, вместо того чтобы ее разжалобить, мои нервные срывы отдаляли ее. Она невозмутимо выслушивала мои слезные жалобы и затем таинственно удалялась. И когда я уже думал, что потерял ее, возвращалась ко мне, очаровательная и на все готовая.

Моя жизнь приспосабливалась к ритму, который ее устраивал. Всегда готовый бежать к ней, когда только она пожелает, я не переставал осыпать ее подарками: прогулки, театр, книги, диски, духи, уик-энды на берегу моря… Но все эти залоги любви не меняли ее требований: не звонить по некоторым дням, соглашаться с существованием других любовников. Она даже вырвала у меня обещание проходить мимо, если я вдруг встречу ее с кем-то другим. Я жил одной только мыслью — снова оказаться с ней в постели и прижать ее к себе тем сильней, чем больше она меня обманывала. Только эта терапия утоляла мои страдания.