Уроки для двоих - Анна Шнайдер

в обморок? Ксения Михайловна сказала, что принесёт морс и крекеров. Вот попьёте, поедите, перестанете быть бледно-зелёной — тогда и встанете. А пока лежите.

Лев погладил мои пальцы, и я от неожиданности распахнула глаза, вглядываясь в его лицо.

Спокойное и волевое лицо мужчины, который знает, чего хочет. И, поставив цель, будет идти к ней без лишних телодвижений, переживаний и ненужных слов.

Глаза его были полны ласкового тепла — такого нежного и ненастойчивого, что я непроизвольно ответила, погладив его ладонь в ответ. Лев едва заметно улыбнулся и наклонился ниже, опустив взгляд на мои губы. Их защекотало, и я провела по ним языком, прикусила нижнюю губу, внезапно подумав: как же давно я не…

Я не успела додумать. Лев подался вперёд, захватывая мои губы своими в требовательном поцелуе, от которого у меня вновь закружилась голова и сладко заныло в груди.

Я не успела ни возмутиться, ни запротестовать — он сам отпустил меня через несколько секунд. Резко выпрямился, встал и, не сказав ни слова, вышел из комнаты.

А я осталась лежать на кровати: растерянная, дезориентированная и очень, очень возбуждённая.

Мама пришла с морсом и крекерами через пару минут, когда я ещё чувствовала себя человеком, заблудившимся в собственных чувствах. Слава богу, мою рассеянность, а иногда даже откровенную тупость, можно было списать на обморок.

— Жаль, ты не слышала, как Лев мальчишек ругал, — произнесла мама негромко, когда я выпила целый стакан морса и заела его крекером. — Я сама заслушалась. Знаешь, он эмоционально так, но… очень по-научному, я даже сказала бы, по-математически. Раз, два, три. Причина и следствие.

— Толку от этих разговоров, — пробурчала я, старательно не глядя на маму. Боялась, что покраснею и выдам себя. — Они вон чего натворили, ни в какие ворота уже не лезет. Драть надо обоих.

— Неужели ты будешь не только угрожать, но и лупить собираешься? — Мама фыркнула. — Не верю. И вообще это непедагогично.

— А я сейчас и не педагог, а доведённая до белого каления женщина.

— Я понимаю. Но это не выход, Алён. Да и Фред с Джорджем, мне кажется, всё осознали.

— Это вряд ли, — я усмехнулась и потянулась за второй порцией морса. — Они осознали, что не надо лазить по люлькам. Но они ещё что-нибудь потом придумают, не менее экстремальное.

— Лев их сильно пропесочил.

— Ерунда. — Я махнула рукой. — Близнецов ничего не возьмёт. Без тормозов мальчишки…

— Возьмёт, если ты выйдешь замуж, Алён.

Опять.

— Мам, мы уже это обсуждали.

— Толку от этих обсуждений, — передразнила меня мама и вышла из комнаты.

Я всё доела и допила, полежала ещё минут десять — не потому что голова кружилась, а потому что было боязно, — но после всё же встала и отправилась на кухню, откуда доносились негромкие голоса моих детей и Льва, смолкнувшие, как только я подошла ближе.

Когда я вошла на кухню, Фред, Джордж и мама сидели за столом, а сосед стоял возле окна, прислонившись к подоконнику. И все разом посмотрели на меня.

— Мама! — воскликнули близнецы. — Как ты себя чувствуешь?

Я мрачно поглядела на своих демонят, ощущая, как нервно дёргается глаз. Нет, выпороть их, как хотела, я не смогу, но наказать всё равно нужно.

— Домашний арест, — произнесла я вместо ответа на поставленный вопрос. — На пять дней. Никаких сладостей. И никаких скутеров. Никогда.

— Мама-а-а… — провыли Фред с Джорджем, блестя заплаканными глазами, но на меня сейчас не подействовал бы даже ядерный взрыв.

— Я с вами не разговариваю, — отчеканила я, развернулась и пошла в свою комнату.

Меня до сих пор трясло от злости, разочарования и усталости. А ещё совсем немного — от смущения и неловкости перед Львом. Хотя он сам был инициатором поцелуя, но я не оттолкнула, не сопротивлялась, даже наоборот — наслаждалась.

Предательница.

Но все мышцы в теле ныли, когда я вспоминала, как он целовал меня полчаса назад. Хотя я старалась не вспоминать, но не получалось. И сердце колотилось сильно и гулко, словно мне не тридцать с лишним, а тринадцать лет, и я впервые поцеловалась.

До этого дня я целовалась в губы только с Антоном. И полагала, что никогда в жизни больше не почувствую такого трепета, но… почувствовала. Хотя со Львом всё было не совсем так, как с мужем. Острее, больнее, непримиримее.

Я стояла у окна, вновь предаваясь разрывающим меня пополам эмоциям, когда в дверь постучали. Я молчала пару секунд, пытаясь собраться с мыслями — пока за дверью не сказали тихо и спокойно:

— Алёна, это я, Лев. Хочу поговорить с вами.

Приглашать к себе и говорить не хотелось. Но я уже слишком обязана соседу, чтобы капризничать.

— Заходите, — произнесла я, поворачиваясь лицом к двери.

Через секунду Лев уже заходил в комнату. Быстро огляделся, не задержавшись взглядом ни на чём, в том числе и на кровати, шагая вперёд, и остановился в полуметре от меня.

— Я хотел сказать, что поговорил с Фредом и Джорджем. — Голос Льва был невозмутимым, как и выражение его лица. — Насчёт их проступка. Всё объяснил. Они поняли, Алёна. И вы закрепили результат, упав в обморок.

— Что? — Я удивилась. Как на результат мог повлиять мой обморок?

— Я сказал близнецам, что они, видимо, хотят остаться без мамы, а возможно, и без бабушки тоже. Они не понимают до конца, что это значит, поэтому я объяснил. А потом вы упали в обморок, и мальчишки испугались. Они постараются не хулиганить.

— Это на пару дней, — хмыкнула я, скрещивая руки на груди. Эта самая грудь вдруг резко стала безумно чувствительной, словно я долго тёрла соски мочалкой. — А потом они опять превратятся в бандитов.

— Не думаю, что прям-таки в бандитов, — мягко улыбнулся сосед. — Но шкодить точно будут. Главное, чтобы без риска для жизни. Своей или окружающих.

— Типа бомбочек, которые Фред и Джордж когда-то скидывали на вас с Ремом? — Я не выдержала и чуть улыбнулась в ответ, когда Лев кивнул.

— Примерно. Я действительно думаю, что они всё более-менее осознали, Алёна. Идеально ничего быть не может, но лучше точно будет.

— Вы оптимист.

Он покачал головой.

— Я реалист. И насчёт скутеров… Не горячитесь. Если пару недель близнецы будут вести себя хорошо, позвольте им кататься под моим присмотром.

Мне хотелось воскликнуть, как госпоже Белладонне: «Не позволю! Не прощу!», но я промолчала. Какой смысл? Фред и Джордж всё равно не станут паиньками. Скорее уж у них действительно вырастут рога и хвосты.

— Что ж, я пойду, — говорил между тем Лев, внимательно глядя на меня и вновь что-то