Спальня, в которой ты есть - Эмма Марс

Такое бывало крайне редко, но на ресепшене не было видно месье Жака. Видимо, появились какие-то важные дела на этажах. На его месте стоял Исиам, чью приветливую улыбку я заметила еще с улицы.

Едва завидев меня, молодой человек разволновался и принялся яростно шарить в многочисленных шкафчиках из лакированного дерева, которые стояли позади него. Вместо приветствия он протянул мне еще одно залежавшееся письмо.

– Прошу прощения, у меня не было времени принести его вам.

Я тут же выхватила письмо. Последний раз я была у Исиама четыре или пять дней назад.

– Ничего. Я не жду ничего важного. Наоборот, – пробормотала я.

– Правда?

– Луи думает, что забыл наш дневник в «Жозефине».

Я едва не назвала номер комнаты: один, но тут же осеклась, ведь эта цифра принадлежала лишь нам двоим. Она обозначает место этой комнаты в наших сердцах, в нашей памяти и в нашем сексе. Первое место. Для всех остальных она оставалась просто «Жозефиной», комнатой на втором этаже отеля.

– Как выглядит этот дневник?

– Тетрадка серебристого цвета. Со спиралями. Вы видели его?

– Нет. Но если горничная найдет его, то сразу передаст мне.

Ответ Исиама не оставлял места сомнению: никто ему не сообщил о нашем «Сто раз на дню». Хоть бы он никогда не нашелся, я всем сердцем желала этого. Ведь там записано все самое сокровенное. Я очень боялась, что чужие глаза прочитают эти строки и чей-то хитрый разум измыслит извлечь из них свою выгоду. Мне во что бы то ни стало нужно его найти.

– Ничего, если я взгляну?

– Сейчас?

Я готова была поклясться, что он покраснел, этого не смог скрыть даже сильный загар.

– Да. Вы позволите?

– Хм…

– В этой комнате кто-то есть, не так ли?

– Да, – ответил он с облегчением.

– Да, я понимаю.

Мы любили в ней друг друга. Но со времени нашего отъезда комната номер один снова стала просто номером отеля, который предлагают уже другим влюбленным. Комната предоставляется тем, кто предлагает наибольшую цену.

– Вы сможете предупредить меня, если кто-нибудь найдет его?

– Да, конечно, мадемуаз’Эль. Я могу даже посмотреть в комнате, когда там никого не будет.

– Да, спасибо.

Иногда он сокращал мое имя до просто Эль и любил называть меня мадемуаз’Эль. Это было очаровательно.

– Ах да! Исиам, – добавила я, перед тем как проститься, – ничего не говорите господину Жаку, пожалуйста. Не нужно его беспокоить.

Всю ночь, которую я провела одна в Особняке Мадемуазель Марс, я не могла заснуть. Минута расслабления, за которой вереницей скачут сновидения, и тут же пробуждение. И так семь или восемь часов. У меня поднялась температура, я чувствовала боль внизу живота, вся ночная рубашка была пропитана потом.

Я объясняла свое состояние отсутствием Луи, тоской по нему. Это был страх, который охватывает каждую женщину ночью, особенно в таком большом помещении. А еще меня не оставляла мысль о том, что он должен предстать перед судом. Но больше всего я волновалась по одной простой причине: это была моя первая ночь без него за целый год. Мое тело привыкло к его телу, я всегда чувствовала его тепло. Наши тела как бы дополняли друг друга. Неприятные события дня все еще терзали меня, и, как больной, лишившийся одной из своих конечностей, я все еще чувствовала их фантомное присутствие.

На следующее утро, все еще ошарашенная, я обзвонила всех, кто мог сообщить мне хоть какие-нибудь новости о Луи. Альбан, София, Дэвид Гарчи, Ребекка и даже Пегги – никто не ответил. Владелец галереи настоял вчера на том, чтобы я записала номер мобильного телефона адвоката, Жан-Марка Зерки. Но я боялась ему звонить. Боялась того, что он мог мне сказать. Я не хотела слышать этот холодный тон циника.

Наконец я уговорила себя отправить адвокату СМС и попросить его держать меня в курсе событий. На что он ответил самым каменным и строгим из согласий: «Oк».

Я старалась не обращаться и к Исиаму. Я не сомневалась: если бы этот милый шриланкийский портье узнал что-то новое, он сразу же мне сообщил бы. Оставалось только сидеть и ждать. Я никак не могла повлиять на судьбу Луи. Я ничего не могла сделать. Неужели я позволю Луи оказаться в тюрьме? У меня оставался только ключ, который Альбан вложил мне в руку.

Я долго вертела его в руках, рассматривала, как какое-то странное и неизвестное науке насекомое. Я думала лишь об одном: такой ключ мог открыть только новую и прочную дверь. Если исключить входную, ключ от которой сильно отличался от этого, искомой могла быть любая дверь в здании.

Неожиданная мысль осенила меня, и я почти тотчас же оказалась у подножия парадной лестницы. Дверь в подвал была заперта. Я не видела ее открытой со времени празднования новоселья. Я вставила длинный ключ в замочную скважину, он полностью туда погрузился и повернулся без всякого сопротивления. Я трижды повернула ключ налево, и тройной щелчок указал мне, что замок открылся. Оставалось только надавить на ручку, нажать на выключатель наверху лестницы и спуститься в глубину старого здания.

В конце серого коридора, в видеозале, все экраны были погашены. Это меня немного успокоило – Луи, возможно, не был телезависимым зрителем, чего я опасалась, – но причина, по которой он поручил мне сей ключ, не стала ясной. Чего он ожидал от меня?

Альбан передал мне слова Луи: «Он хочет также, чтобы ты позаботилась о вашем дневнике в «Шарме»…» Затем добавил, на сей раз менее определенно: «Закрой этим ключом все самое горячее». Луи хотел, чтобы я оставила документы здесь? Но это странно. Ведь в случае обыска полицейские с удовольствием взорвут стальную дверь. И потом, что можно назвать «самым горячим» среди бесчисленных эротических трудов и других достопримечательностей, которые Луи всегда коллекционировал? Какие из текстов или изображений могли бы быть компрометирующими?

Если только он не хотел сказать обратное: не запирать здесь то, что должно скрыться от взгляда инспекторов, но, напротив, унести это что-то отсюда и спрятать в другом месте.

На электронной консоли, пестрящей лампочками и кнопками, я заметила одну большую красную кнопку с полустертой надписью Power On-Off. Я нажала на нее, и сразу же зажглось множество разноцветных огней. На маленьком жидкокристаллическом экране в центре пластинки показалось меню. Колесиком, расположенным точно внизу, я выбрала папку Files и развернула ее нажатием клавиши Select. Я предположила, что Луи говорил о памяти консоли, о чем-то вроде жесткого диска, содержащего различные данные. Он включал несколько поддокументов и файлы с непонятными зашифрованными названиями. Некоторые, казалось, соответствовали датам, но большая часть не поддавалась, по моему мнению, никакой особенной логике.