Весы - Дон Делило

Она перемывала кости Управлению при всей честной компании, а Ларри смотрел и ухмылялся. Все привыкли видеть в этом изысканность четы Парментеров.

И не то чтобы она кривила душой.

— Нет. Я не издеваюсь. Я восхищаюсь тем, что вы сделали в Гватемале. Если не в политическом плане, то во всех остальных. Вы обошлись практически без кровопролития. Я, честное слово, восхищаюсь.

— По учебнику.

— Понятное дело, в этой операции не было бы нужды, если бы гватемальцы не отобрали всю землю, принадлежавшую «Юнайтед Фрут».

— Значит, вот как на самом деле? Надо же.

— Мне понравилось, как ты сказал: «операция по учебнику».

Да. Кроме всего прочего, то был пик карьеры Ларри: радиостанция, предположительно вещавшая из повстанческого аванпоста в гватемальских джунглях. На самом же деле вещание шло из амбара в Гондурасе, и все передачи должны были оказывать давление на левацкое правительство и сеять в народе беспокойство и страх. Слухи, ложные отчеты с полей сражений, бессмысленные шифровки, провокационные речи, приказы несуществующим повстанцам. Это было похоже на школьное задание по моделированию действительности. Парментер лично писал часть передач, стремясь к яркой образности: кучи гниющих трупов, летчики дезертируют на своих истребителях. Настоящий же летчик метнул динамитные шашки из окна своей «Сессны». Реальная бомба упала на площадь для парадов, взметнув зловещий столб дыма. Правительство капитулировало на девятый день после сообщения о том, что пятитысячные оккупационные войска движутся к столице. Войска же появились в виде нескольких грузовиков и переполненного фургона с радиостанцией, в общей сложности — человек сто пятьдесят оборванных ополченцев.

Это произошло девять лет тому назад. На какое-то время Ларри оказался вовлечен в бизнес, связанный с законно зарегистрированными фирмами, которые на самом деле финансировались и контролировались ЦРУ. Когда Управление собиралось совершить что-нибудь интересное в Курдистане или Йемене, оно обращалось к корпорации в Делавере. Как раз тогда он вошел в контакт со многими «активами» Управления, то есть с владельцами серьезных вложений в неспокойных областях полушария. Бизнесмен из «Юнайтед Фрут», бизнесмен из Кубинско-венесуэльского нефтяного треста (в действительности не кто иной, как Джордж де Moреншильдт). Коммерческие банки, сахарные компании, торговля оружием. Любопытное стечение мотивов и вкладов. Владельцы отелей, держатели игорных заведений. Люди с яркими биографиями, порой — с тюремным прошлым. Он обнаружил, что бизнес и разведка находятся в естественном родстве. И понял, что компании, которые он помогал открывать в качестве прикрытия для операций Управления, обладают потенциалом законной прибыли — а кроме того, на них можно здорово нагреть руки.

Контакт с богатыми и влиятельными людьми воодушевлял — ведь Ларри был воспитан с верой в американский гений, позволяющий совершать скачки на новые уровни привилегий. Он увидел, что богатство — то, до чего можно дорасти. В Управлении хранилась масса разведданных о банановых республиках и их лидерах. Ларри обменивал секреты на возможности перспективной деятельности. Он проводил время на Кубе, налаживая отношения между правительством Батисты и заинтересованными лицами в США. Он помогал организовывать исследования полезных ископаемых, совершать сделки по подготовке месторождений, составлять буровые контракты, получать лицензии на открытие казино. Он ездил в провинцию Ориенте, чтобы оценить, до какой степени повстанцы могут угрожать полям сахарного тростника, находившегося под контролем североамериканских фирм. Угроза оказалась весьма ощутимой. Когда американская администрация покинула тенистые улицы, обсаженные пальмами, и белые особняки, когда бежали охранники компаний, когда местный армейский гарнизон был опустошен, состояние Ларри Парментера все еще оставалось вложенным в неисследованные нефтяные владения Кубы.

— Мне нравится этот халат, Ларри. Ты похож на Орсона Уэллса крупным планом.

Он стоял в дверном проеме, рассеянно улыбаясь знакомой категоричности ее голоса, не вникая в смысл слов.

— Хотя если подумать, знаешь, на кого ты похож больше? На продажного боярина из «Ивана Грозного», выряженного в роскошные звериные шкуры. Налей мне чего-нибудь, я составлю тебе компанию. Мы должны составлять друг другу компанию.

После революции возник план вторжения. Парментер помог организовать корпорацию «Дабл-Чек», фронт вербовки летных инструкторов. Затем последовал «Гибралтарский Пароход» — компания, во главе которой стоял бывший чиновник Госдепартамента и экс-президент «Юнайтед Фрут». Парментер подчас и сам не мог сказать, где кончалось Управление и начинались корпорации. Людей связывал брак или кровное родство; среди директоров компаний встречались бывшие офицеры разведки высокого ранга, среди правительственных советников встречались бывшие директора компаний. Это общество было моделью мира в целом, но модель работала лучше, чем сам мир, здесь каждая вещь почти сказочным образом оказывалась связана с другими. Здесь все происходило по сжатому плану. Эти люди полагали, что история зависит от них.

«Гибралтарский Пароход» обеспечивал прикрытие для пропагандистских операций против Кубы. Средством пропаганды было «Радио Лебедь», передатчик, установленный в огромном фургоне на одном из далеких островов на западе Карибского моря. Большой Лебяжий остров состоял из птичьих экскрементов, копившихся многие сотни лет. Три кокосовых пальмы и двадцать восемь человек. Славная арифметика, в один голос твердили все, имея в виду пустынность и изоляцию, основные компоненты для данного ремесла. Парментер использовал для вторжения те же приемы радиовещания, которые сработали в Гватемале. Зашифрованные послания из шпионских фильмов сороковых годов. «Внимание, Эдуардо, луна красная». Романтическая образность, сдобренная названиями местной фауны. «Барракуда спит на закате». «Акула оставляет золотой след». Позже Мэкки скажет Парментеру, что на его десантном судне, дрейфовавшем неподалеку от Блю-Бич, эта тарабарщина звучала бредом сумасшедшего. Она сводила на нет всю операцию, превращала бойцов в персонажей идиотской комедии.

Когда эти послания передавались в эфир, Ларри находился в Вашингтоне, в штаб-квартире вторжения, временном здании Управления рядом с мемориалом Линкольна. Он ел раскисшую еду с картонной тарелки, когда в зал управления поступила новость — Дж. Ф.К. не одобрил воздушное прикрытие высадки десанта. Люди не сразу осознали смысл сказанного. Слишком уж невероятная глупость и жестокость. Через комнату прошел полковник в костюме для гольфа. Люди начали орать на свое начальство, чуть не дошло до рукоприкладства. Кого-то лениво вырвало в мусорную корзину — он склонился над ней, упираясь руками в колени. Уин Эверетт прибыл из Майами, написал заявление об отставке, разорвал его, улетел обратно в Майами, быть рядом со ссыльными лидерами, которых заперли в казармах Опа-Лока, чтобы не просочилось ни слова о высадке. На той неделе в Южной Флориде случилась первая крупная предсмертная судорога.

Никто не произносил слов «операция по учебнику». Через три дня «Радио Лебедь» все еще выходило в эфир, обещая войскам, брошенным в болотах Сапаты, что подкрепление уже в пути. Ларри спал на раскладушке в грязном белье, но обязательно брился каждый день. Бритье поднимало его боевой дух, а он сейчас был рад любой поддержке. Несколько недель назад он занял внушительную сумму, чтобы скупить акции «Сахар Франциско» по сниженным ценам. Тогда все разговоры вертелись вокруг сахара. Свои люди обещали, что сахар даст ошеломляющую прибыль, как только плантации снова окажутся во владении США.

— Люди считают наш брак очень странным, — сказала Берил.

— С чего бы это? И кто? Что в нас странного?

— Да все подряд.

— Мне-то кажется, что люди находят нас интересными.

— Они находят нас странными. У нас нет ничего общего. В нашей жизни нет никакого бытового смысла. Нам даже не приходит в голову говорить о бытовых вещах.

— У нас нет детей. Мы не родители. Пускай родители говорят о быте. У них есть на то причины.

— Не важно, есть дети, нет детей. Говорю тебе, нас считают странными.

— Не думаю, что мы странные. Мне кажется, мы интересные.

— В каком-то смысле, интересные. Но при этом странные. В основном имеют в виду меня. Из нас двоих я страннее.

— Не люблю такие разговоры. Я не знаю, что положено говорить в таких случаях.

— Возможно, зря об этом заговорили.

— Так что давай сменим тему.

— Хотя на самом-то деле, дорогой мой, ты гораздо страннее, чем при всем желании могу быть я.

— Как это страннее? Я не странный. Мне это все не нравится.

— Странный как мужчина. Странный, потому что мне никогда не удавалось разгадать, что у тебя на душе, в чем твоя суть.