Женская история Битлз - Фельдман-Баррет Кристина

По словам Эллисон Джонелл Борон (США, 1986 г. р.), возникшие в конце 1990‐х годов интернет-сообщества позволили таким поклонницам, как она, творчески погрузиться в битловский контекст и найти единомышленников. Хотя описываемые поколенческие различия относятся и к мужчинам-фанатам «Битлз», важно, как долгие отношения «Битлз» с женской аудиторией нашли отклик у девушек, достигших совершеннолетия не просто через тридцать с лишним лет после битломании, но, прежде всего, в момент расцвета третьей волны феминизма, признающего за женским опытом право на поливалентность и отражение в популярной культуре. Поэтому в куда большей степени, чем битломанки «второго призыва», фанатки третьего поколения стали свидетельницами появления плеяды популярных женщин-исполнительниц. Spice Girls, радикальная постпанк-группа Sleater-Kinney и группа Кортни Лав Hole стали популярными в середине 1990‐х годов, а Леди Гага, Тейлор Свифт и Бейонсе прочно утвердились на музыкальном олимпе в 2000–2010-х.

Если в 1960‐е годы «Битлз» одновременно были и объектами сексуального влечения, и ролевыми моделями, но как на это историческое наследие повлиял ландшафт популярной культуры второй половины 90‐х со множеством известных исполнительниц женского пола? Ну и наконец, не должен ли смущать молодых поклонниц тот факт, что Пол или Ринго годятся им, мягко говоря, в дедушки?

При опросе представительниц данной возрастной категории был выявлен широкий разброс мнений, свидетельствующих как о повышенном внимании к тому, как музыка «Битлз» связана с женщинами, так и, напротив, доказывающих, что гендерный аспект творчества группы респондентками вообще не считывается. По словам Аиды Хюрем (Босния/Австралия, 1981 г. р.), уязвимость, отражение которой так часто возникает в текстах битловских песен — отсюда то эмоциональное напряжение, которым они делились со своей аудиторией, — всегда ее очень трогало. Она допускает, что для женщин 1960‐х это было настоящим откровением, ведь «Битлз» (тут Аида Хюрем использует современную терминологию) «…разрушали стереотип токсичной маскулинности». Аида добавляет, что будь она на месте битломанок шестидесятых, то подумала бы: «Ого, вот наконец ребята, которые знают, как ломать стереотипы; теперь и мой голос, пусть немного, но слышен, […] они ведь словно приоткрывали форточку, думаю, и для женщин тоже». Ирландская поклонница «Битлз» Блейтин Дугган убеждена, что некоторые песни «Битлз» являются «выражением позитивной позиции для женщины». Она особо упоминает песню 1965 года You’re Going to Lose That Girl, в которой «мужчина-антагонист получает предостережение» о необходимости лучше относиться к присутствующей в его жизни женщине[234].

Карла Белатти (Аргентина, 1995 г. р.) замечает, что ранние хиты «Битлз» уже были отмечены ощущением перемен, которым в 1960‐х годах подверглись гендерные роли и гетеросексуальные отношения. Как она выразилась, «…прекрасный тому пример — песня Can’t Buy Me Love: в то время, когда женщины едва позволяют себе нарушать общепринятые социальные условности, […] открытое заявление о том, что такие приземленные вещи, как деньги, не имеют никакого значения по сравнению с любовью, звучит очень ярко»[235]. Англичанка и потомственная фанатка «Битлз» Бет Истон, мать которой также была битломанкой, признает, что благодаря «Битлз» в 1960‐е культурные горизонты женщин расширились: «Интересно, как „Битлз“ привносили новые понятия, такие как йога и медитация, что позволяло женщине не идти проторенным путем, а выбрать что-то более интересное в качестве хобби»[236]. Все упомянутые выше поклонницы убеждены, что для представительниц своей женской паствы «Битлз» смогли стать проводниками перемен.

Элена Круз-Лопес (Пуэрто-Рико/США, 1995 г. р.) называет ранние, «любовные песни» «Битлз» гетеронормативными. Ее комментарий подразумевает, что целевой аудиторией этих песен были не просто женщины, но в первую очередь они рассчитаны на «проверенную» аудиторию «старого закала». По мнению Элены, секрет неизменной, даже спустя столько лет, притягательности любовных песен «Битлз» кроется в романтической подаче большинства текстов, помноженной на личное обаяние битлов; особенно в свете существующих альтернатив: «Мне кажется, в том, как они обращаются к женщине, есть что-то очень […] очень милое. Если взять […] металл восьмидесятых… там так много женоненавистничества и грубости». В этом контексте она также упоминает «Роллинг Стоунз» и предполагает, что ключевое различие между роллингами и битлами, этими выдающимися классическими рок-командами, заключается именно «в битловском шарме»[237]. Хотя в песне 1963 года Please Please Me можно прочесть намек на сексуальные действия, а в песне 1968 года Why Don’t We Do It in the Road?[238] об этом говорится еще более откровенно, это исключения лишь подтверждают правило. Австралийка Джессика Вест (1995 г. р.) также считает, что «Битлз» были во всех смыслах «за женщин»: «Я считаю, что „Битлз“ были важны для женщин, потому что в них дерзость и желание нравиться сочетались с красотой и джентльменским поведением»[239]. С этой точки зрения «Битлз» посылают своей женской аудитории правильный сигнал: они романтичны и сексуальны, от них идет возбуждение, но не похоть.

Не все представительницы этого поколения готовы связывать свою личную историю непосредственно с гендерными аспектами истории битловского фэндома. У Эллисон Джонелл Борон никогда не было ощущения, что она могла бы контекстуализировать свое отношение к группе подобным образом: «Я никогда не думала о себя именно как о битломанке-женщине, понимаете? Они мне очень сильно нравятся, но при чем тут мой пол? Я имею в виду […], что я не про вот это все: „О-о-ой, они такие зайки“, понимаете? Это же очевидно. […] Ну, вот, не знаю. Я действительно не знаю, какая часть моей любви к „Битлз“ напрямую связана с тем, что я женщина»[240].

Австралийская поклонница К. Б. (1985 г. р.) также не могла с уверенностью сказать, что ее принадлежность к битловскому фэндому имеет какое-то отношение к ее гендерной идентичности. «Интересно, как бы изменились мои ощущения, если бы я была мужчиной-натуралом? Возможно, я бы стремилась одеваться, как они, носить такую же прическу. Думаю, как женщина, я могу им просто радоваться»[241]. Ее соотечественница Бек Дамьянович (1988 г. р.) в своем отношении к «Битлз» идет не от гендерной составляющей, а от какого-то более общего ощущения, пронизанного радостью и надеждой. По ее словам, «…они были просто позитивной поп-группой, оказавшей большое влияние на музыку. В „Битлз“ всегда была радость, даже в их более серьезных песнях всегда чувствовался свет, который мог озарить собой самые мрачные проблемы»[242]. Для этих поклонниц их собственная гендерная принадлежность никак открыто не связана с удовольствием, которое несет им творчество «Битлз». Возможно или, по крайней мере, отчасти это обусловлено тем, что с середины 1990‐х годов молодые женщины чувствовали большую включенность в популярную культуру и свою в ней диверсифицированную репрезентативность.

К тому времени, когда многие из этих женщин стали поклонницами «Битлз», двоих из членов группы уже не было в живых, а Маккартни и Старр годились некоторым из девушек в дедушки. Последнее крайне важно, поскольку, как отмечает социолог и исследовательница поп-культуры из Университета Глостера Роз Дженнингс, «…тело и образ рок-звезды […] [тесно связаны] с идеализированной юношеской гетеросексуальной маскулинностью»[243]. Хотя несколько респонденток признают существующий возрастной разрыв, это не мешает некоторым из них по-прежнему воспринимать «Битлз» сквозь романтический флер. Важную роль в этом играет продолжающееся тиражирование образов «Битлз». Об этом свидетельствуют комментарии Элены Круз-Лопес: