Персоны нон грата и грата - Евгения Доброва
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Среди учреждений тоже попадались экстравагантные здания — у нас бы сказали, конструктивистские. Окна все эдакие-растакие, бетонные витые лестницы… И ведь не знали арабы ничего о том, кто такой Татлин. А строили.
На порогах бесчисленных лавок и павильонов стояли мальчишки-зазывалы.
— Come in, madam, — кричали они Лене, — don’t buy, just have a look![3] — И заманивали жестами в глубь ярко освещенных лабазов.
Но вместо сувенирных рядов они решили зайти в супермаркет государственной торговой сети «Женераль». В отделе модной одежды Лене понравились юбки странного треугольного фасона. Их было две: черная и оранжевая.
Ярлычок сообщал: фирма Body Guard, сделано в Испании.
— Я дам вам ремиз, скидку, — сказала хорошенькая сейлс-вумен, заметив, что Лене приглянулись юбки. — Какой предпочитаете цвет, блэк или оранж?
Лена вертелась перед зеркалом с юбками в руках, прикладывая то черную, то оранжевую.
— Оранж, — наконец выбрала она.
— Ми ту, — сказала продавщица, — я тоже.
В примерочной Лена оглядела себя со всех сторон, даже попросила у хорошенькой сейлс второе зеркало, чтобы увидеть попу. Юбка села хорошо, и Лена ее купила.
Когда продавщица выписывала чек, к прилавку подошла напарница:
— Поехали в выходные на Табарку.
Табарка — портовый городок на Средиземном море, в нем проходят фестивали и шоу. А звучит как будто Жмеринка какая, или Гребенка, или Коммунарка. Табарка — Коммунарка. Совершенно свойское название.
В цокольном этаже «Женераля» находился большой продуктовый корт. Ваня захотел купить к чаю банку чамиа, тунисской халвы, и они отправились исследовать содержимое стеллажей.
— Вот она. Смотри, какая красивая. Возьмем домой пару банок?
— В «Ашане» такая же — на десять рублей дороже.
— Когда еще я поеду в «Ашан»…
Заодно в корзину приземлилась упаковка фисташковых йогуртов «Данон», шайба тунца с лимоном, кирпич финиковой пасты и бутылка местного ликера «Тибарин».
Оказалось, кассирши государственного «Женераля» обсчитывают точно так же, как на Рижском рынке, и так же бурно реагируют на разоблачение. Но ведь и Лена может поорать, чтобы стекла звенели. Прибежал старший менеджер: «Всё о'кей, всё о'кей…» Переплаченные деньги вернули. В знак окончательного примирения менеджер сунул журнал — каталог товаров:
— Итс э сувенир.
— Ваш чек наш сувенир, — сказал Ваня.
Блуждая по улицам Сусса, набрели на пиццерию. Со стороны заведение выглядело прилично: на веранде стояли белые тенты, звучала нежная арабская мелодия.
— Давай перекусим, — предложила Лена.
В целях коммерции меню было составлено на пяти языках — арабском, английском, французском, немецком и русском, — а для всех остальных названия блюд сопровождали картинки. Листки когда-то распечатали на струйном принтере, а потом не раз и не два на них ставили чашки, проливали воду, брали мокрыми руками, так что с некоторых страниц буквы плакали ручьем.
— Что такое thun? — спросила Лена. На всех европейских языках это слово было написано одинаково.
— Тюна-фиш. Тунец. Еще есть морские фрутс, четыре фромажа, пеперони и веджетериан.
— Давайте тюна-фиш.
Все остальное доверия не вызывало. Не далее как вчера, соскучившись по европейской еде, они отправились в расположенный неподалеку от отеля порт Кантауи съесть в ресторане пиццу с салями — и получили лепешку, украшенную несъедобной ливерной нарезкой. Ваня вызвал шеф-повара.
— Вы хотите сказать, что это — салями? — Он слегка поддел вилкой кусок темно-серого цвета.
— Одну минуту, месье.
Шеф скрылся за золотой шторкой, отделяющей зал от кухонной зоны, и через минуту вернулся с батоном колбасы в руках.
— Вот, взгляните.
На этикетке большими буквами значилось: «SALAMI». Весомый аргумент. И ведь ничего не скажешь. Сковырнули вилкой ливер на край тарелки, съели пустую лепешку с оливкомым маслом. Так что теперь никаких европейских рецептов. Тунец и только тунец.
— Какой диаметр? — уточнил гарсон.
— Средний.
Гарсон спрятал блокнот в карман красно-зеленого фартука, стилизованного под итальянский флаг, и что-то крикнул пиццмейкеру. Лена пошла искать туалетную комнату.
— Налево, — подсказали ей.
За вычурным мавританским порталом следовал небольшой квадратный тамбур с рукомойником, за ним — две кабинки. Лена сделала шаг — и чуть не испачкала туфли: на полу, прямо посредине тамбура, блестела коричневая лужа. Лена поморщилась и, зажав нос, на цыпочках пробралась к левой кабинке.
Ни туалетной бумаги, ни полотенец в гальюне не было. Когда Лена вышла из тамбура, отряхивая руки от капель, гарсон подал салфетку.
— Спасибо, — сказала она и не глядя вытерла руки. А потом, посмотрев на салфетку, увидела на ней следы пищи. Наверное, это был тюна-фиш, здесь все только и делают, что едят тунца.
Лена брезгливо бросила серветку в корзину, посмотрела на мавританский портал, но во второй раз зайти не решилась. Вернувшись, заказала рюмку финиковой водки, плеснула немного на край носового платка и тщательно протерла руки. Остальное выпила для снятия стресса. Залпом.
Обратно в отель их вез негр — первый чернокожий африканец, которого они встретили на континенте. Ваня договорился с ним на четыре динара. Как всегда, они сели назад, и машина лихо сорвалась с места.
— Дай еще динар на кока-колу.
— А на бабу тебе динар не дать? — тихо по-русски произнес Ваня.
Лена полезла в сумочку и протянула негру монету.
— Фо кока-кола.
— Мерси, мадам. Так вы говорите — «Соль Клюб»?
Они доехали точно к ужину, но есть не хотелось.
— Пойдем просто так посидим с компанией, — сказал Ваня. — Можно чая попить. Или вина.
Марио говорил только на родном языке; по-английски, немецки, французски — почти ни слова.
— А я все понимаю, — сказала Нина. — Что тут понимать. Амиго, аморе миа, белла, нон каписко, кватро бамбини…
— Что значит «нон каписко»? — перебила Лена.
— «Не понимаю».
— А «кватро бамбини»?
— А «кватро бамбини»… — тут Нина вздохнула, — это «четверо детей».
— Ну а твой компанейро? Выучил что-нибудь по-русски? — поинтересовался Ваня.
Нина на секунду задумалась.
— Да, — сказала она. — Два слова. «Колючий» и «не хочу».
— Где он сейчас?
— В маникюрном кабинете.
— Где?!
— Маникюр пошел делать. У меня очень нежная кожа, он застеснялся, что царапает, и записался к мастеру.
— Держу пари, заодно и эспаньолку сбреет.
— Позавчера еще побрился. Теперь дважды в день, до синевы…
— Вот так аморе, — удивилась Лена.
— Амор-амор, амор, амор, аморе нон си по, — пропел Ваня из Челентано и перевел: — нет ее, любви. Любовь невозможна.
С бутылкой мерло в руках к столику подошел гарсон.
— Привет, Камиль, — сказала Нина и протянула динар.
Ваня проснулся с температурой. На завтрак он не пошел, и на пляж, и на ужин тоже — весь день лежал в постели, изводил бумажные платки, кашлял, читал роман Гамсуна «Пан» и слушал музыку в плеере. А вечером оказалось, что заболела и Лена.
— Как это нас угораздило в такую жару?
— Никак. Акклиматизация.
Медсестра отсыпала горсть байер-аспирина и посоветовала купить для ингаляций настойку эвкалипта, а также сироп от кашля на основе солодки.
— Питание вам будет доставляться в номер, — сказала она. — Желаю поскорее поправиться. Если что, звоните портье. Всего хорошего.
Перспектива проваляться в гостинице до отъезда совершенно не радовала, поэтому, немного придя в себя, они решили сходить за лекарствами. Ближайшая аптека оказалась в местном райцентре — в порту Кантауи. Недалеко, минут двадцать ходьбы от отеля.
Порт Кантауи — небольшая искусственная бухта, в которой устроен причал для частных катеров и яхт. По периметру гавани построили рестораны, банки, магазины и мини-отели. Туристы ходили туда за спиртными напитками, а также менять доллары на динары: в обменниках отелей плохой курс.
Главной достопримечательностью порта считался поющий фонтан. Какой же это фонтан, подумала Лена, когда увидела его в первый раз. Так, фонтанчик. Три с половиной струйки в небо цикают. У нас такие поливалки на даче ставят — зарядят на весь день, и вот она вертится, орошает газоны.
С наступлением темноты у фонтана собиралась толпа туристов, все ждали шоу. И вот раздавались звуки народной музыки, томной — про любовь, наверное, пели, — разноцветными огнями вспыхивали струи…
— Отойдите, вы загораживаете! — эти немцы всегда возмущаются из-за ерунды. Стоят, любуются на жидкие струйки. Восьмое чудо света. Да господи, да хоть обсмотритесь.
Однажды вместе с ресторанным чеком гарсон положил в папку флаер — на одну ночь в порт Кантауи заезжал автопробег антикварных машин, рейд Рим — Карфаген. Поснимать на мыльницу в темноте не получилось — они просто ходили и любовались на «альфа-ромео», «лянчии» «ламборджини», «мазерати» и «фиаты». Восемьдесят процентов машин были кабриолеты — жарко ведь, подумала Лена. Забавно, в ряды «итальянцев» затесался одинокий «жучок». Попался английский «триумф». Был «инносент». Ваня сказал, по-итальянски правильно: «инноченто». Наверное, что-то редкое. Лена раньше никогда таких не видела.