Ночной Дозор - Сергей Лукьяненко

Я начинал ее понимать. Уже не как объект работы, не как возможную жертву неведомого Темного мага, не как невольную причину катастрофы, а как человека. Книжный ребенок, замкнутая и закомплексованная, с кучей смешных идеалов и детской верой в прекрасного принца, который ее ищет и непременно найдет. Работа врачом, несколько подруг, несколько друзей и очень-очень много одиночества. Добросовестный труд, напоминающий кодекс строителя коммунизма, редкие походы в кафе и редкие влюбленности. И вечера, похожие один на другой, на диване, с книжкой, с валяющимся рядом телефоном, с бормочущим что-нибудь мыльно-успокоительное телевизором.

Как много вас до сих пор, девочек и мальчиков неопределенного возраста, воспитанных родителями-шестидесятниками. Как много вас, несчастных и не умеющих быть счастливыми. Как хочется вас пожалеть, как хочется вам помочь. Коснуться сквозь сумрак – чуточку, совсем несильно. Добавить немножко уверенности в себе, капельку оптимизма, грамм воли, зернышко иронии. Помочь вам, чтобы вы смогли помочь другим.

Нельзя.

Каждое действие Добра – соизволение проявить активность Злу. Договор! Дозоры! Равновесие мира?

Терпи или сходи с ума, нарушай закон, иди сквозь толпу, раздавая людям непрошеные подарки, ломая судьбы и ожидая, за каким поворотом выйдут навстречу бывшие друзья и вечные враги, чтобы отправить тебя в сумрак. Навсегда…

– Антон, как ваша мама?

Ах да. У меня, пациента Антона Городецкого, есть старушка мама. У мамы остеохондроз и полный комплект болезней пожилого возраста. Она тоже пациентка Светланы.

– Ничего, все нормально. Это я что-то…

– Ложитесь.

Я задрал рубашку и свитер, лег на диван. Светлана присела рядом. Пробежала теплыми пальцами по животу, зачем-то пропальпировала печень.

– Больно?

– Нет… сейчас нет.

– Сколько вы выпили?

Я отвечал на вопросы, выискивая ответы в памяти девушки. Вовсе не стоило выглядеть умирающим. Да… боли тупые, несильные… После еды… Вот сейчас чуточку заныло…

– Пока гастрит, Антон… – Светлана убрала руки. – Порадоваться нечему, сами понимаете. Я сейчас выпишу рецепт…

Она поднялась, пошла к двери, сняла с вешалки сумочку.

Все это время я следил за воронкой. Ничего не происходило, мой приход не вызвал усиления инферно, но и ослабить его не смог…

– Антон… – Голос шел сквозь сумрак, и я узнал Ольгу. – Антон, воронка уменьшилась на три сантиметра. Ты где-то сделал правильный ход. Думай, Антон.

Верный ход? Когда? Я ведь ничего не совершил, просто нашел повод для визита!

– Антон, у вас еще остался омез? – Светлана, присевшая за стол, посмотрела на меня. Заправляя рубашку, я кивнул:

– Да, несколько капсул.

– Сейчас придете домой, выпьете одну. А завтра купите еще. Будете пить две недели, перед сном.

Светлана явно была из тех врачей, что верят в таблетки. Меня это не смущало, я тоже в них верил. Мы, Иные, испытываем перед наукой иррациональный трепет даже в тех случаях, когда достаточно элементарного магического воздействия, тянемся за анальгином или антибиотиками.

– Светлана… простите, что спрашиваю. – Я виновато отвел глаза. – У вас неприятности?

– С чего вы взяли, Антон? – Она не перестала писать и даже не взглянула на меня. Но напряглась.

– Мне так кажется. Вас кто-то обидел?

Девушка отложила ручку, посмотрела на меня – с любопытством и легкой симпатией.

– Нет, Антон. Что вы. Это зима, наверное. Слишком долгая зима.

Она натянуто улыбнулась, и воронка инферно качнулась над ней, хищно повела черенком…

– Небо серое, мир серый. И делать ничего не хочется… все смысл утратило. Устала я, Антон. Вот весна наступит – все пройдет.

– У вас депрессия, Светлана, – ляпнул я, прежде чем сообразил, что вытянул диагноз из ее же памяти. Но девушка не обратила на это внимания.

– Наверное. Ничего, вот солнышко выглянет… Спасибо, что беспокоитесь, Антон.

На этот раз улыбка была более искренняя, хотя все равно вымученная.

Сквозь сумрак раздался шепот Ольги:

– Антон, минус десять сантиметров! Воронка приседает! Антон, аналитики работают, продолжай общение!

Что я делаю правильно?

Этот вопрос – он пострашнее, чем «что я делаю неправильно». Если ты ошибаешься – достаточно резко сменить линию поведения. Вот если попал в цель, сам того не понимая, – кричи караул. Тяжело быть плохим стрелком, случайно угодившим в яблочко, пытающимся вспомнить движение рук и прищур глаз, силу пальца, давящего спуск… и не признавая, что пулю направил в цель порыв безалаберного ветра.

Я поймал себя на том, что сижу и смотрю на Светлану. А она на меня, молча, серьезно.

– Простите, – сказал я. – Светлана, простите, ради Бога. Ввалился вечером, лезу не в свое дело…

– Ничего. Мне даже приятно, Антон. Хотите, я напою вас чаем?

– Минус двадцать сантиметров, Антон! Соглашайся!

Даже эти сантиметры, на которые уменьшается вихрь обезумевшего инферно, подарок судьбы. Это человеческие жизни. Десятки или даже сотни жизней, вырванные у неминуемой катастрофы. Не знаю, как это происходит, но я повышаю сопротивляемость Светланы к инферно. И воронка начинает таять.

– Спасибо, Светлана. С удовольствием.

Девушка встала, пошла на кухню. Я – следом. В чем же дело?

– Антон, готов предварительный анализ…

Мне показалось, что в прикрытом шторами окне мелькнул белый птичий силуэт – пронесся вдоль стены, следуя за Светланой.

– Игнат работал согласно общей схеме. Комплименты, интерес, обожание, влюбленность. Это ей нравилось, но вызвало рост воронки. Антон, ты идешь другим путем – сочувствие. Причем сочувствие бездеятельное.

Рекомендаций не последовало, значит, никаких выводов аналитики еще не сделали. Но по крайней мере я знал, как мне поступать дальше. Грустно смотреть, сочувственно улыбаться, пить чай и говорить: «У тебя усталые глаза, Света…»

Мы ведь перейдем на «ты», верно? Обязательно перейдем. Не сомневаюсь.

– Антон?

Я слишком долго на нее смотрел. Светлана застыла у плиты с тяжелым, матовым от водяной мороси чайником. Не то чтобы она испугалась, это чувство уже было ей недоступно, выпито черной воронкой дочиста. Скорее девушка смутилась.

– Что-то не так?

– Да. Мне неудобно, Светлана. Явился среди ночи, вывалил свои жалобы и еще остался чаевничать…

– Антон, я вас прошу остаться. Знаете, такой странный день выдался, что быть одной… Давайте, это будет моим гонораром за прием? То, что вы посидите и поговорите со мной, – торопливо уточнила Светлана.

Я кивнул. Любое слово могло стать ошибкой.

– Воронка снизилась еще на пятнадцать сантиметров. Антон, ты выбрал верную тактику!