Хроника пикирующей России. 1992-1994 - Сергей Кара-Мурза

Наше общество относилось к категории «традиционных». В них главное — не право, а справедливость, то есть нормы всеобщей этики (как и любые нормы, они нарушались, но формирующую общество функцию выполняли). Либералы считают возникновение таких норм «дорогой к рабству» (Хайек и Оруэлл писали это об уже атомизированном правовом обществе, где откат к общей этике — фашизм, болезнь). Спор об этом философский, а уж никак не для конституционного суда. Признание в принципе недоказуемых философских тезисов Ковалева лучшими аргументами обвинения означает в правовом отношении огромный регресс.

В традиционном обществе право подчинено «правде», установленным понятиям о добре и справедливости. Наша история была такова, что если что-то признавалось вредным для страны, то право было лишь инструментом для нейтрализации этого зла (если честно, то и для Ковалева и его товарищей право тоже было лишь оружием, а цель — борьба с системой, так что боролись на равных, вернее, одинаковым оружием). Вспомним ту «преступную», по мнению Ковалева, этику, под которую подгоняли право, судя диссидентов. Диссиденты апеллировали вовне (неважно, к ООН ли, Рейгану и т.д.). Независимо от нынешних оценок, у нашего общества был «синдром осажденной крепости» — никто этот факт, отмеченный еще Менделеевым, не оспаривает. При таком умонастроении апелляция к противнику в холодной войне казалась близкой к предательству. Судить за это КПСС глупо, ибо речь идет о мировоззрении, об идеалах, которые очевидно доминировали в обществе. Да и сейчас еще не изменилось сознание, и судить за это — значит расколоть общество в лучшем случае надвое.

Да и с точки зрения разума: к кому апелляция? К США, залившим в те годы кровью Вьетнам? Разве у них права человека на уме? В Панаме убили 7 тыс. посторонних людей, чтобы доставить подозреваемого Норьегу в суд. К ООН, которая санкционировала взятие в заложники целый народ Ирака? Это сегодня, на короткий срок у нашей интеллигенции произошла такая аберрация, что ей Батиста предпочтительнее Кастро, а Сомоса и Пиночет просто друзья. В 70-е годы апелляция к США воспринималась (и вполне разумно), как натравливание Запада на весь наш народ. Поучительна нынешняя антикубинская кампания: там сидели в тюрьме 3-4 правозащитника, а в Гватемале за 80-е годы убили 100 тыс. человек (в пересчете на СССР — 10 миллионов). Но в мозгу нашего либерала Гватемала — демократическая страна, а кубинцев, не желающих либерального рая, он готов уничтожить. Если США на это решатся, он им будет аплодировать.

Я сказал о честности выступления Ковалева. Но в ней большой изъян. Ведь он выступил против КПСС не из вакуума — он согласился быть свидетелем определенной стороны, представленной Ельциным, Бурбулисом и пр. Он вошел в их бригаду, и тем самым взял на себя ответственность за их дела. Он лишил себя возможности сказать: «чума на оба ваши дома!», а отдал свой голос, свое оружие одной из фракций партократии — той, которая сегодня у власти и стремится отделаться от обузы КПСС и приватизировать ее имущество. Так ли безупречна эта фракция, чтобы было честным морализаторство в ее интересах? Да ни в коем случае, и невозможно поверить, что Ковалев на это претендует. И если КПСС — зло, то как минимум все эти Ельцин, Шеварднадзе, Снегур и прочие экс-партократы — тоже зло. И в самом лучшем случае в их тяжбе речь может идти о выборе меньшего зла, но тогда рушится вся схема столкновения Добра и Зла, на которой построил свое выступление Ковалев. И всякое морализаторство и призывы к покаянию становятся нечестными. Какое из этих зол меньшее — вопрос далеко не очевиден. Именно поэтому правозащитники вроде Л.Богораз при виде расстрелянных Бендер набрали в рот воды — они подписали контракт с упомянутой фракцией и стали соучастниками ее дел. Так нечего рядиться в тогу морализатора, честнее быть просто ладскнехтом политической партии, которую ты выбрал для службы.

И еще одну нечестность я вижу в самом ядре выступления Ковалева. Сегодня, 60 лет спустя, он возлагает вину на КПСС и весь народ за преступления Сталина, отстоящего от нас на два поколения и несколько исторических эпох. И ни слова о том, что проделала его партия за последние 7 лет и о том, что она делает сегодня. Что, расстрелы в Ходжаллы и в Бендерах — стихийное бедствие, а не результат определенной политики? Этой политики не хотело подавляющее большинство народа («совки с неправовым сознанием») и не хотела динозавр-КПСС — за исключением Горбачева и его друзей-конкурентов. Они эту политику с помощью Нуйкина и ему подобных демократов делали. А Ковалев (и подобные ему правозащитники) молчали или аплодировали — помогали. Ведь это уже — очевидный, экспериментальный факт. Разве здесь нет сегодняшней, осязаемой вины — не отцов и дедов, а лично Ковалева и «его стороны» в конституционном суде. Вот бы ему и поговорить о личном покаянии — это было бы уместно как прелюдия.

Сейчас интеллектуалы-демократы неуклюже оправдываются: ах, мы не знали, что так получится, хотели всего лишь разрушить империю! Вот доктор наук из Института философии Э.Ю.Соловьев поучает: «Сегодня смешно спрашивать, разумен или неразумен слом государственной машины в перспективе формирования правового государства. Слом произошел. И для того, чтобы он совершился, отнюдь не требовалось «все сломать»… Достаточно было поставить под запрет (т.е. политически ликвидировать) правящую коммунистическую партию. То, что она заслужила ликвидацию, не вызывает сомнения. Но не менее очевидно, что государственно-административных последствий такой меры никто в полном объеме не предвидел. В стране, где все управленческие структуры приводились в движение не материальным интересом и даже не чиновным честолюбием, а страхом перед партийным взысканием, дискредитация, обессиление, а затем запрет правящей партии должны были привести к полной деструкции власти. Сегодня все выглядит так, словно из политического тела выдернули нервную систему. Есть головной мозг, есть спинной мозг, есть живот и конечности, а никакие сигналы (ни указы сверху, ни слезные жалобы снизу) никуда не поступают. С горечью приходится констатировать, что сегодня — после внушительного рывка к правовой идее в августе 1991 г. — мы отстоим от реальности правового государства дальше, чем в 1985 г.».

В каждой фразе кривит душой философ и усугубляет вину своего цеха. Выполняя заказ, он опять доказывает, что можно обсуждать лишь действия ушедших вождей — а прошлогодние дела обсуждать даже «смешно». И правомерность запрета КПСС «не вызывает сомнения» — ведь наверху-то решили! Но напрасно ученый скромно прячется за словом «никто», говоря, что якобы не предвидели катастрофических последствий «выдергивания нервной системы» из тела традиционного общества. Эти последствия не просто «предвидели» и Горбачев, и Яковлев, и молодцы из корпорации «РЭНД». Эти последствия настолько хорошо изучены и в истории, и в социальной философии, что результат можно считать теоретически предписанным. Да и эксперименты были проведены. Югославия была намного либеральнее СССР, намного «западнее», но и там процесс не отклонился от теории. И смысл всего проекта, защитником которого выступил Ковалев — новый виток революционной борьбы против архаичной и ненавистной России с извечной апелляцией к Западу и опорой на его мощную поддержку.

1992

Через «дело КПСС» — к познанию нашего общества

Начав перестройку, затеявшая ее партийная элита честно предупредила устами Горбачева: «Мы не знаем общества, в котором живем!». Само по себе это немудрено — от общества партийная верхушка давно оторвалась. Необычные, доходящие до абсурда (если не предполагать злого умысла) действия начались после. Казалось бы, если не знаешь общества, в котором живешь — уйди потихоньку в отставку, а на досуге почитай книжки про это общество или поговори с умными людьми. И уж во всяком случае не лезь своими неуклюжими руками перестраивать это общество.

Сделано все как раз наоборот — начали перестройку, да еще революционную, т.е. не через осторожные постепенные реформы, а через слом. И что поразительно — даже интеллигент поостережется разбирать забарахливший телевизор, если не знает его устройства. А общество — да что его жалеть! Тем более такое неприятное. И вот мы попали в руки доброхоту, который решил полечить нам головную боль, сделав молотком трепанацию черепа. Колотит молотком и приговаривает: «Эх, не знаю я анатомии! Не учился я медицине!»

Главным оружием перестройки была идея исторической вины — государства, партии, народа. В конкретной вине разберутся историки, а нам важно понять, как удалось с помощью этой идеи ввергнуть в саморазрушительную вакханалию нынешние поколения наших народов! Ведь абсурдно разрушать свой дом из-за того, что дедушка был в чем-то виноват. Но стоило власти, через свою лакейскую прессу, побить себя немного в грудь, а затем крикнуть: «Ломай, ребята, свой барак! Заживем красиво!» — и все в благодарном экстазе бросились ломать, да еще среди зимы. И уже замерзая, продолжают верить. Чтобы понять это, нужен психолог масштаба Достоевского. Попробуйте убедить испанцев начать гонения на католическую церковь из-за того, что слишком крутой была Инквизиция — тебя сочтут сумасшедшим.