Помни меня - Фири Макфолен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«В конце этого дня тролли в интернете выскажут свое мнение, – говорит шеф-повар «Это Amore!» Тони Стейнз. – Я думаю, что если посмотреть, откуда эти жалобщики, то мы увидим, что все они лондонцы или приезжие, которым нужны всякие выкрутасы и пляски вокруг них. А среди местных мы очень популярны».
Что за дерьмо!
«У нас подают хорошую домашнюю еду, только что приготовленную. Мы не суетимся и не пускаем пыль в глаза, и завсегдатаи любят наши блюда. Это старые рецепты от матери владельца нашего ресторана. Так что, если вам не нравится наша классика или вы говорите, что она не подлинная, все вопросы – к его Nonna… Она живет в Турине!»
– Она живет в гребаном Бридлингтоне! – презрительно фыркаю я.
Дальше разворачивается общая дискуссия о достоинствах и недостатках TripAdvisor как сайта, дающего рекомендации. Таким образом, ни у кого нет шанса возразить Тони. «Грег Уизерс», конечно, нашел бы что ответить, если бы мог воспользоваться электронной почтой (или уговорил Рэва поучаствовать от его лица).
О господи, как же это несправедливо! Разве репортеру не приходило в голову, что отзывы у «Это Amore!» ужасны, потому что ресторан ужасен? Слышал ли он о Бритве Оккама?[53] Попробовал ли какие-нибудь блюда в этом ресторане? Да это же шикарная бесплатная реклама для «Это Amore!». И я ее сама подсказала. Насчет этого нет никаких сомнений. Чего стоит одно имечко «Энт Хэддон»!
Итак, вот каков счет: «Это Amore!» – 1, Джорджина – 0.
«Хорошая свежеприготовленная еда», мать вашу. Я видела, как Тони вскрывает коробку шоколадных конфет, пытаясь поддеть пленку ножом для сыра, выкладывает конфеты пирамидкой на блюдце, посыпает какао и просит меня сказать клиенту, что это наш шоколад ручной работы.
Я звоню Рэву.
– Почему плохие парни всегда выигрывают, Рэв? Всегда?!
У меня шутливый тон, но я действительно огорчена.
– Правда же, да? «Это Amore!» переживет что угодно! Даже визит критика – благодаря моему увольнению. Что же еще им нужно сделать? Добавить полоний в Pollo alla Cacciatore?
– Ха-ха! Это перебор, ага? – хохочет Рэв. – Мне понравился тот пассаж, когда он говорит, что все считают их дерьмом, потому что ожидают увидеть «L’Enclume»[54] и сашими с морским дьяволом. Поэтому они и недовольны. Жеманные субъекты из Мэйфера, привыкшие к кулинарным изыскам, не понимают, какие последствия могут вызвать два основных блюда за десятку и полграфина грубого красного вина.
Я смеюсь:
– Типичное меню «Это Amore!»! Благодаря моим усилиям у них в следующем месяце не будет свободных мест. Даже если кто-нибудь сходит туда из-за рекламы, которой я невольно поспособствовала, и в конце концов согласится со мной, ресторан все равно хоть раз получит их деньги. Это безбожно, – безнадежно заключаю я.
– Увы! Послушай, вообще-то я звоню тебе по другому поводу. Мы все немного неловко себя чувствуем из-за того, что в тот вечер ругали Робина.
Я издаю смешок:
– О, Рэв, я тебя люблю! Но если Клем неловко из-за Робина, то я мистер Грег Уизерс из Стокпорта.
– Ладно, это мы с Джо сказали Клем, что ей должно быть неловко из-за того, что она ругала Робина.
– И она согласилась?
– Она сказала: «Почему вы защищаете этого самодовольного сраного придворного шута?» Полагаю, ты согласишься, что в этом высказывании имеется подтекст, заключающийся в желании, чтобы о ее раскаянии стало известно.
Я снова смеюсь.
– Послушай, в любом случае мы с Джо предложим ей разделить с нами счет на троих, когда пригласим тебя где-нибудь посидеть. Ты сегодня вечером свободна?
– О! А куда? У меня есть одно дело в шесть тридцать, но думаю, это ненадолго.
– А куда бы ты хотела пойти?
– Карри?!
– Отлично!.. Или в «Это Amore!»?
– О господи! Даже представить себе не могу, что сделает Тони с моей едой.
– Зато я могу.
– Да уж! – Я ненадолго замолкаю. – Рэв, существует ли такая вещь, как карма? Никто не получает то, чего заслуживает.
– На этот вопрос есть длинный ответ, а есть и короткий. И раз ты не платишь мне за это на сеансе психоанализа, я дам тебе короткий.
– И каков же этот ответ?
– Нет. Не существует такой вещи, как карма, и люди не получают то, чего заслуживают. Это утешительный миф, призванный примирить нас с жестокой бессистемностью вселенной и с бедами, которые на нас валятся.
– Ух ты! А длинный ответ более обнадеживающий?
– Да. Вот почему он стоит денег.
Отсмеявшись, я даю отбой и вдыхаю терпкий октябрьский воздух. Не знаю, почему я все еще цепляюсь за идею, что карма существует. Ведь за свои тридцать лет я никогда не видела ее в действии. Мне следовало распрощаться с ней тогда же, когда я простилась с Зубной Феей.
14
Как меня предупреждали, никто не отвечает, когда я в тот вечер ровно в 6.30 прибываю в паб. От моего дыхания в холодном воздухе образуется пар. Я три раза стучу в дверь, но никто не отзывается. Берусь за дверную ручку и вхожу, окликая:
– Привет?
В комнате кромешная тьма.
– Привет? – повторяю я. – Тут есть кто-нибудь?
Без света в комнате довольно жутковато. В пабах, в которых я работала, всегда горели бра, даже когда было выключено верхнее освещение. Я бы навернулась, если бы в окно не проникал свет уличных фонарей.
За баром загорается лампочка, и на пороге салуна вырисовывается тень. Она движется вперед, зажигая по пути свет.
Он стоит в черной рубашке, покрытой пылью, и смотрит на меня в упор. В руке гигантская связка ключей тюремщика. Мне снова восемнадцать лет, и Лукас Маккарти смотрит на меня через всю комнату. Взгляд у него пронзительный, а выражение лица непроницаемое.
Мне никак не вспомнить ни одного общепринятого британского приветствия.
– Могу я вам помочь? – в конце концов осведомляется Лукас. – Мы закрыты.
А не спросить ли полпинты слабого пива? И не могли бы вы одолжить мне факел?
– Дев… – Я нервно откашливаюсь. – Девлин сказал, чтобы я пришла в паб. Он хотел мне все тут показать.
– А, понятно. Дев ушел в магазин, вернется через минуту.
– О’кей.
Напряженная пауза. Мы оба ждем, чтобы другой что-нибудь сказал.
Я чувствую, что борьба Девлина за то, чтобы я здесь работала, оказалась не столь успешной, как я надеялась. Может быть, она и вовсе не увенчалась успехом.
Я безмолвствую, и наконец Лукас предлагает:
– Присаживайтесь, если хотите. Может быть, что-нибудь выпьете? Пока мы еще не
