Аферистка - Кристина Грэн

Тем не менее он любил Вагнера, потому что высокопарная музыка этого композитора отвечала душевному состоянию Пауля, понесшего тяжелую утрату. Из всей его обширной коллекции музыкальных записей больше всего мне нравился диск с ариями в исполнении Анны Рассел, потому что, на мой взгляд, она очень изобретательно потешалась над Вагнером.

Пауль установил личный рекорд по продолжительности прослушивания музыкальных записей — он составлял двадцать часов. Именно столько времени занимает прослушивание «Кольца Нибелунгов». Подобный мазохизм ощущался и в обстановке дома. На нее отложили свой отпечаток неподражаемый пафос текстов Вагнера и безвкусица постановок «Тангейзера». Пауль передвигался по дому точно гость, охваченный глубоким чувством почтения. Кроме кухни и ванной комнаты, он почти не пользовался другими помещениями. Его дом был своего рода семейным храмом, уставленным бесчисленным количеством фотографий и предметов, напоминавших о живших здесь людях. Модели самолетов, фарфоровые кошки и спортивные тренажеры. В подвальных помещениях находились сауна, бар и кегельбан. Письменный стол Пауля стоял в его спальне. Он жил в доме с десятью комнатами, будто квартирант. Или, скорее, пленник, мучимый воспоминаниями.

Будучи поклонником организации «Гринпис», Пауль страдал от того, что на постройку дома пошло большое количество древесины. Ему казалось недопустимым то, что стены обшиты деревянными панелями. Пауль жил среди поваленного леса, в котором время от времени слышался крик металлической кукушки, выпрыгивавшей из корпуса настенных часов.

Он выбрал мое письмо из тридцати шести пришедших на его объявление в газете писем, потому что я приложила к нему самую удачную свою фотографию. Пауль искал умную женщину, которая понимала бы его, спокойно относилась бы к его любимой музыке и вела бы с ним бесконечные разговоры о его семейной трагедии. После первой же нашей встречи он написал тридцать пять ответов с отказом встретиться. Тем не менее Пауль аккуратно подшил все полученные письма в специальную папку, которую хранил в спальне. Он решил на всякий случай сформировать свой собственный фонд потенциальных подруг, хотя уже нашел меня, свою утешительницу.

Я никогда не говорила ему, какие страдания испытываю, слушая музыку Вагнера, наблюдая, как он ест в постели жареные колбаски, или терпя то, что он называл любовной прелюдией — жалкие неумелые прикосновения к моим половым органам, сопровождаемые вопросом о том, возбуждает ли это меня. Да, Пауль, да, сделай так еще раз, о, как чудесно… Остановись, пожалуйста, дай мне подумать о Коэне. Я закрываю глаза и вижу его перед собой.

You call it love, I call it room-service[5].

Оргазм рождается в голове, однако ты никогда не поймешь этого, потому что слишком много болтаешь. Давай быстрее, Пауль, всунь свой член и подумай о сестре, а потом скатись с меня, ты слишком тяжелый, и у тебя дряблая от загара кожа. А моя кожа бледная, она белая и холодная, как снег, и гладкая, как мое стеклянное сердце.

О, мне так жаль, Фея. Ничего, дорогой, все в порядке. В этот раз я почти не думал о Короле, ты заметила? Да, конечно, ты был… активнее, жестче, Пауль. Мой психотерапевт считает, что я должен разговаривать с тобой во время занятий сексом, это поможет мне отвлечься от мыслей о сестре. Тебе было приятно? Я сумел возбудить тебя? Это было невероятно, Пауль, разве ты не чувствуешь, как я теку?

Если бы энергия той лжи, которую произносят женщины во время половых сношений, соединилась во Вселенной, произошел бы мощнейший взрыв. Земля содрогнулась бы, и на небе появилась бы огненная надпись: «Оральная стимуляция полового члена — не удовольствие, а рвотное средство». Чтобы заставить Пауля прекратить плакать и перевести разговор на тему о деньгах, я сказала ему, что беременна. Он действительно сразу же перестал всхлипывать и взглянул на меня своими карими, как у испуганной лани, глазами, которые всегда были слегка влажными.

— О Боже! — промолвил он.

Пауль часто поминал Бога. Он воспитывался в католической вере, и ему было свойственно обостренное чувство вины. Пауль не мог отделаться от него, даже став в зрелом возрасте атеистом. Без этого чувства он был бы заурядным сиротой, посредственным музыкальным критиком, мужчиной со скудной растительностью на теле и заискивающим собачьим взглядом, неинтересным чудаком и любовником, от которого хочется бежать на край света. Психотерапевт наверняка не сказал ему, что в его ненависти к властному, склонному к тирании отцу и в подростковом половом влечении к красивой сестре нет ничего особенного.

Пауль упивался своим чувством вины, ощущая себя трагическим героем одной из опер Вагнера. Его жизненной программой не предусматривались беременные женщины, поэтому он сразу занервничал и схватил бутылку виски. Он пил ирландское виски, не разбавляя его водой и не добавляя льда. Алкоголь оказывал на Пауля поэтапное воздействие, на последнем этапе он впадал в меланхолию, после чего крепко засыпал и храпел во сне.

Я сказала Паулю, что не желаю даже думать об аборте. То, что я сделала в Мюнхене, осталось далеко в прошлом. Я не жалела о своем поступке. Это было лучше, чем родить ребенка от мошенника Геральда. С тех пор я принимала меры предосторожности, чтобы не повторять ошибок и не испытывать больше душевной и физической боли. Однако Пауль ничего об этом не знал. Презервативы и спирали не вписывались в круг его эротических фантазий.

— Мы должны пожениться.

— Нет, — сказала я и, взяв его лысую, вспотевшую от страха голову с заплаканным лицом в свои руки, стала гипнотизировать его. — Ты еще не готов к такому шагу, Пауль, это наверняка подтвердит и твой психотерапевт. Мы найдем другое решение.

— Твой отец убьет нас.

Мой отец был при смерти. И Клара уже устала смотреть на то, как он медленно умирает. Любовь тоже может умереть, правда, чаще всего она совершает самоубийство, однако в данном случае любовь постепенно чахла, и Клара страдала от этого и пыталась вернуть ее к жизни, потому что по своей натуре была борцом.

— Мне нужно переехать в другой город, Пауль, где я и наш ребенок могли бы спокойно жить, ничего не опасаясь.

Такому, как Пауль, до смешного просто внушить чувство вины. Я почти испытывала стыд оттого, что он верил каждому моему слову. С другой стороны, импровизация о беременности казалась мне гениальной. Ко всем многочисленным страхам Пауля добавились еще страх перед гневом моего мнимого отца и ужас перед женщиной с большим животом и орущим ребенком, которого нельзя будет выключить, как стереосистему. Даже то, что Пауль завел пять контейнеров для разных видов мусора, который можно быстро утилизировать, не причинив вреда экологии, и среди которого нашлось бы место и для использованных памперсов, не было аргументом в пользу ребенка.