Незримая паутина - Борис Прянишников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Радкович рассказал, как в назначенное время он и капитан Розенстрем ожидали Рейли на границе. Вдруг до них донеслись выстрелы и крики. Они сперва думали, что то была перестрелка с контрабандистами. До утра прождали на берегу реки. Напрасно — Рейли не появился… А на советской стороне маячили конные пограничники.
Убедившись в гибели Рейли у деревни Ала-Кюль, Радкович выехал в Польшу. Советскую границу он перешел через «окно» близ станции Столбцы.
8 октября варшавский представитель «Треста» Артамонов писал:
«Происшествие, по-видимому, случайность. „Тресту“ в целом опасность не угрожает. А это уже счастье, так же как и то, что Якушев не поехал провожать Рейли».
Гибелью Рейли не был встревожен и Второй отдел польского генерального штаба. В знак своего доверия поляки подарили Якушеву, Потапову и Ланговому браунинги с золотыми монограммами и часы каждому.
Рейли погиб. Но не 29 сентября и не на границе. После долгих и мучительных допросов в ОГПУ, 3 ноября 1925 года его расстреляли, приведя в исполнение приговор, вынесенный ему еще 3 декабря 1918 года.
В. В. Шульгин в сетях «Треста»
Член 4-й Государственной Думы, волынский помещик, редактор газеты «Киевлянин», Василий Витальевич Шульгин вписал свое имя в историю февральской революции. Вместе с А. И. Гучковым, главой октябристов в Думе, Шульгин приехал в Псков к императору Николаю Второму с требованием отречения от престола. Акт отречения был подписан в их присутствии.
В годы Гражданской войны Шульгин был на юге России. В 1918–1919 годах он возглавлял конспиративную организацию «Азбука», действовавшую против большевиков с ведома главнокомандующего Добровольческой армией генерала А. И. Деникина. Агенты «Азбуки» были во многих городах России — в Петрограде, Москве, Киеве, Одессе, в Крыму и на Кавказе. У них были клички по буквам азбуки, Шульгин значился под буквой «Веди».
В дальнейшем, оставаясь частично конспиративной, «Азбука» превратилась в Южно-Русский Национальный Центр, возглавленный Шульгиным. В этот Центр вошли многие известные политические деятели, профессора, журналисты, сторонники белого движения.
В начале двадцатых годов Шульгин жил в Сремских Карловцах. Летом 1925 года на совместной прогулке в близлежащей старой крепостце Петроварадин Чебышев спросил Шульгина:
— Правда ли, что вы собираетесь ехать в Россию?
— Да, собираюсь.
— В Сремских Карловцах все знают об этом. Даже и говорят.
— Да, поговаривают, я об этом знаю.
— Василий Витальевич, вы имеете полное право распоряжаться своей жизнью, как вам угодно. Но как политический деятель, вы должны учитывать грозящую вам опасность. Если вы окажетесь в руках большевиков, то они припишут вам такие политические отречения, как приписали уже не так давно Савинкову.
— Это я учитываю и приму меры, — холодно ответил Шульгин.
Еще раз Чебышев пытался отговорить Шульгина от поездки, но безуспешно. Шульгин упорствовал:
— Если «Трест», как вы утверждаете — отделение ГПУ, во что я не верю, то в таком случае я совершенно спокоен лично за себя. Если Федоров и все они — провокаторы, то им полный расчет выбросить меня обратно, ибо я сам не представляю для них лакомой добычи. Мое благополучное возвращение создаст в их пользу доверие, которое они смогут широко использовать.
Тогда Чебышев просил генерала Врангеля повлиять на Шульгина:
— Вы согласны со мной, что Федоров — провокатор. И вот на ваших глазах Якушев-Федоров увозит от вас в Чеку такого человека, как Шульгин. Помешать ему можете только вы.
Врангель говорил с Шульгиным, но Шульгин своего решения не изменил. Не подействовали на него и слезные мольбы его жены Марии Дмитриевны.
Мысль о поездке в Россию была у Шульгина давнишней и навязчивой. Уже в 1921 году он отправился из Варны на шхуне в Крым. Он и его спутники высадились близ Гурзуфа. Сына он не нашел, пятеро его спутников пропали без вести, а самому Шульгину и остальным едва удалось выбраться живыми из опасной экспедиции.
Познакомившись у генерала фон Лампе с Якушевым, Шульгин возложил свои надежды на «Трест». Через Климовича, переписывавшегося с Якушевым, Шульгин условился с «Трестом» о поездке. Якушев, не гарантируя полной безопасности, пригласил его в Москву.
Поездка Шульгина как нельзя больше была на руку ОГПУ. После сенсационно трагического конца С. Рейли благополучное возвращение Шульгина за границу лишний раз доказывало бы добротность «Треста», укрепляя его реноме в глазах связавшихся с ним иностранных штабов и русских эмигрантов.
В сентябре 1925 года Шульгин выехал из Югославии в Польшу. В Ровно, где его хорошо знали до революции, он прожил несколько недель. Здесь он отрастил длинную бороду и стал похожим не то на факира, не то на раввина.
В Варшаве совещался о поездке с представителем «Треста» Артамоновым. Затем выехал к «окну» вблизи от пограничной станции Столбцы.
В ночь на 23 декабря 1925 года, с паспортом на имя Иосифа Карловича Шварца, он проследовал через «окно». Сопровождал его Иван Иванович, в действительности агент ОГПУ Михаил Иванович Криницкий.
На советской стороне Шульгин познакомился с известным чете Шульц Антоном Антоновичем, бывшим до революции товарищем прокурора Стародубского окружного суда Сергеем Владимировичем Дорожинским. С ним он доехал до Киева. Шульгин остановился в скромной гостинице «Бельгия», его спутник — в «Континентале». Приставленный к Шульгину Дорожинский сообщал ОГПУ о своих беседах с ним. Толковали о делах эмигрантских. Шульгин сказал, что считает Врангеля выдающимся человеком с железной волей, подтвердил, что Врангель не ладит с Кутеповым. И добавил, что ему пришлось не раз защищать «Трест» от нападок Врангеля и Чебышева.
На улицах Киева чекисты неотступно следовали за Шульгиным. Они предполагали, что у него могли быть неизвестные «Тресту» явки. Заметив слежку, Шульгин то убегал от филеров на извозчике, то трамваем, то совсем не выходил из гостиницы. Своими опасениями он поделился с Дорожинским, но тот успокаивал его, заверяя в полной безопасности.
Отъездом в Москву Дорожинский положил конец киевским страхам Шульгина. 4 января 1926 года на вокзале в Москве их встретил Шатковский, бывший жандармский подполковник, ставший сотрудником ОГПУ.
В Москве Шульгин трижды беседовал с людьми из «Треста». Первая беседа состоялась 13 января на квартире Якушева в присутствии двух других «трестовиков». Вторая — на другой квартире, куда его привез Дорожинский.
В «Послесловии» к своей книге «Три столицы» Шульгин писал:
«Сначала мы говорили с Федоровым вдвоем. Он получил письма из заграницы и возмущался эмигрантскими распрями. Затем разговор соскользнул на генерала Врангеля, к которому Федоров относился с большим уважением, но сокрушался, что барон Врангель под разными предлогами отказывается иметь с „Трестом“ дело. И тут я принял деликатное поручение: если, даст Бог, я благополучно вернусь в эмиграцию, попытаюсь изменить точку зрения генерала Врангеля на „Трест“ в благоприятную сторону. Должен сказать, что я с величайшим удовольствием и даже, можно сказать, с энтузиазмом принял его поручение».
Затем обсуждали план Шульгина об устройстве базы для врангелевских офицеров в его имении в Польше, находившемся в двух верстах от границы, замаскировав ее под фабрику гнутой мебели. Потапову этот план понравился. После деловой части беседы вспоминали доброе старое время, жизнь императорского двора, убийство Распутина и начало революции.
Во время обеда, на котором присутствовали Якушев и Дорожинский, появился Опперпут. Его Якушев представил Шульгину как «министра финансов» «Треста».
После обеда Дорожинский отвез Шульгина на дачу в Лосиноостровской, расстался с ним и поручил его чете Шульц. Свое пребывание на даче, уже после захвата его агентами НКВД в 1944 году в Сремских Карловцах, Шульгин описал так:
«Я был отдан Марии Владиславовне Захарченко-Шульц и ее мужу под специальное покровительство. Муж ее был офицер. По ее карточкам, снятым в молодости, это была хорошенькая женщина, чтобы не сказать красивая. Я ее узнал уже в возрасте увядания, но все-таки кое-что сохранилось в ее чертах. Она была немного выше среднего роста, с тонкими чертами лица. Испытала очень много, и лицо ее, конечно, носило печать всех испытаний, но женщина была выносливой и энергии совершенно исключительной. Она была помощницей Якушева… Оба супруга, она и муж, часто навещали меня, они жили там же, возле меня, постоянно выезжая в Москву, оттуда примерно час езды до их дома… Мне приходилось вести откровенные беседы с Марией Владиславовной. Однажды она мне сказала: „Я старею. Чувствую, что это мои последние силы. В „Трест“ я вложила все свои силы, если это оборвется, я жить не буду“.
