Призрак любви. Женщины в погоне за ускользающим счастьем - Лиза Таддео

Грейс Магориан не испытывала ни грусти, ни страха. Она не испытывала жалости и не требовала ничего взамен.

Шум в кустах продолжался минуту или чуть меньше, а потом прекратился – так останавливается метроном. Когда звук исчезает, и остаются лишь вибрации. Грейс представила холодную, мягкую кровь – словно густеющий яичный желток. Она проверила почту Тони Магориан – она точно знала, что там будет. С кончиков пальцев на плоские клавиши капала холодная вода. В этом бассейне она ощущала себя молодой, совсем молодой – такой она была, прежде чем стала старой.

Наверное, она на какое-то время отключилась, а когда очнулась, сразу посмотрела на экран. Глаза мужчины ее мечты буквально сияли. Глаза не предали хозяина. Грейс наконец выяснила, где жили хорошие люди. Конечно же, стареющие женщины чаще всего спокойно входят в свой возраст, избавляясь от треволнений юности, а вот стареющие мужчины изо всех сил вцепляются в оплот своей власти, в свои деньги. Если у них нет денег, они начинают ненавидеть весь мир. Хипстеров. Биткоины. Если у них есть деньги, они боятся, что все вокруг пытаются их украсть. Если у них есть падчерицы, то они боятся женщин.

Грейс погрузилась в воду с головой. Голову сковал ледяной холод. Под водой она ничего не слышала; вся ее сущность стала бесчувственной, как ноготь. Она открыла глаза и поняла, что никогда не открывала глаз под водой в темноте, ни разу в жизни. А здесь было столько всего… Грейс видела большие пальцы отца, границы его улыбки, огромный виноградник его груди. Она видела, как танцует с молодым человеком польку ночью, но это видение промелькнуло слишком быстро. В глубинах воды она видела искусанные, синие губы своего ребенка – ее дочь могла бы стать молодой женщиной, по которой сходили бы с ума все мужчины. Все польки, все вечера в зеленых платьях… И потом среди грохота воды она услышала голос матери. Перестань ждать их, Грейси. Перестань их искать. А потом она услышала смех старухи – так, как можно услышать смех под водой.

Вода становилась все темнее, теплее и слаще. Над поверхностью ночь сменила свои одежды. Где-то в позабытом месте – в Филадельфии – красивая девушка играла Дебюсси перед вечно кашляющими слушателями. Она выучила эту музыку, только чтобы дождаться аплодисментов. Музыка заполнила зал, проникла во все его уголки. Взмыла к потолку, обрушилась на двери и растворилась в тонком ночном воздухе. Она лилась из колонок на богатых и бедных кухнях, проникала под воду и сочилась из колонок Diluvio, которые сияли, как чертовы инопланетные существа. И Грейс слышала музыку громко и отчетливо.

– Да, мэм, – сказала Грейс Магориан. – Лучшего мужчины в мире не существует. Но есть лучшая женщина. Это я. Я – та, кого ты ищешь.

Запас воздуха

Когда мне было восемнадцать, мы с моей подругой Сарой отправились в Пуэрто-Рико. Сара была – и остается красивее меня в сексуальном смысле 90-х годов. Тогда, как и сейчас, у нее были очень прямые русые волосы. Мы заказали поездку по газетному объявлению – 299 долларов, «все включено» и трансфер из отеля-казино El San-Juan. Именно так раньше люди бронировали отпуска. Ну, то есть такие, как мы. Девушки из семей среднего класса.

У нас обеих были приятели. Бойфренд Сары, взрослый биржевой аналитик, бросил ради нее жену. А у меня – не менее взрослый футбольный тренер из Шотландии, любивший Canadian Club. Тогда я думала, что это очень классно.

Мы не любили наших бойфрендов. Сара всегда считала, что Джеймс ей изменяет, а он подозревал в измене ее. Я не боялась за моего тренера. Он деловито сообщил, что никогда не напивается без меня, потому что пьяные совершают поступки, о которых потом жалеют. Мы встречались всего четыре месяца, но он вел себя так, словно мы были вместе четыре года. В этом отношении он напоминал женщин.

Отец Сары отвез нас в аэропорт. Он был не то священником, не то дьяконом – словом, тем, кому можно заниматься сексом с женщинами. Тренер – Мо – подвез меня в дом Сары. Он долго целовал меня на прощание – глубокими французскими поцелуями. Он даже цветы мне подарил. Когда я села в машину отца Сары, подруга надулась и всю дорогу молчала. Только ее отец задавал нам обычные вопросы, ответы на которые давным-давно знал. Потом Сара выдала, что ей не понравилось мое появление с бойфрендом перед ее отцом. Ведь ее отец – священник! Я растерялась. Во-первых, мне не хотелось обижать Мо, а, во‐вторых, когда несколько месяцев назад умер мой отец, отец Сары повел себя, как бревно. Я надеялась на духовное утешение, а он всего лишь по-дружески подошел ко мне, пожал плечами и промямлил что-то вроде: «Время залечивает все раны». Так что я особо не переживала из-за поцелуев у него на глазах.

В баре аэропорта мы заказали напитки, хотя было всего три часа.

У нас были стройные загорелые ноги и миниатюрные фигуры, словно у жокеев. Мне уже была известна мучительная сердечная боль и горе, но я никогда больше не буду такой свободной, миниатюрной и беззаботной, как тогда.

– «Маргариту» продают две по цене одной, – сказала Сара, когда я на второй заход выбрала «Кровавую Мэри».

– Я не чувствую склонности ко второй «Маргарите», – ответила я.

Слова «чувствовать склонность» прозвучали тогда очень элегантно и естественно. Потом, в колледже и сразу после, мне предстояло познакомиться с очень богатыми девушками, у которых, даже если они искали мелочь на пакетик травки, были родители, способные вырвать их из любых неподходящих отношений. Однажды я видела, как мать Сары готовила замороженную картошку, несмотря на обнаруженных на упаковке таракана и небольшой колонии яиц. Церковь оплачивала их расходы, но не слишком щедро.

Сара показала мне язык – серьезно! И быстро простила меня за такое недружеское поведение.

Сейчас смешно об этом думать, но парни всегда заглядывались на нас. То есть каждый парень и каждый мужчина провожал нас взглядом. Подростки, женатые, старики – все. Если меня одной или одной Сары было недостаточно, то оторвать взгляд от нас обеих было невозможно. Сегодня мне приходится краситься, выпрямлять волосы или вызывающе одеваться. Полагаю, любые шпильки сойдут, но в те времена мне достаточно было просто дышать.

Мы приземлились в Пуэрто-Рико и попали в сумасшедший дом. Пуэрториканцы и