Дневники св. Николая Японского. Том ΙII - Николай Японский

Вечером, когда уже начинало темнеть, мы с архимандритом Сергием прошлись по загородью, где некогда был пустырь, ныне же все застроено. Прежнего Хакодате узнать нельзя, — так он разросся! В «Сёоконся» на пригорке застали праздник, — фонари, народ. — Холодно в Хакодате так, что приходится очень зябнуть, особенно ночью, что причинило мне ревматизм шейных позвонков, — большое неудобство.

8/20 июня 1898. Понедельник.

В Хакодате.

Утром мы втроем (о. архимандрит Сергий, о. Петр и я) сходили на кладбище; содержится не особенно чисто; о. Петр обещал вперед присмотреть лучше; японское православное кладбище тоже осмотрели. Возвратились по главной улице города, чтобы показать о. Сергию город.

К полдню «тоохёо» не все собрались, как я и догадывался вчера; потому с часу катихизаторы пошли в город собрать недоставленные. К вечеру число «тоохёо» оказалось пятьдесят три; не доставлено шестнадцать, ибо домов, по тщательном исчислении, оказалось всего шестьдесят девять. Не доставлены по разным причинам: большая часть «гиюу» — по упорству и вражде к о. Петру, прочие, должно быть, просто по небрежности; одно и доставлено было, но в нем написано, что пишущий не хочет подать своего мнения, потому оно не взято в счет.

Так как приняты были все возможные меры, чтобы «тоохёо» были написаны и доставлены, то мы, не обратив внимания на уклонившихся от церковного дела, в котором, как здесь же было заявлено, отныне не имеют права никакого голоса, стали вскрывать «тоохёо». Я разрезал пакеты и, не взглянув на имя подателя, отрезал ту часть листка, где написано его мнение, подавал о. Сергию, он передавал сидевшим за столиком катихизаторам, которые читали и вносили на приготовленную бумагу род мнения. Оказалось, что из пятидесяти трех мнений в пользу о. Петра сорок восемь, не в пользу только пять. Я перед всеми воздал благодарность Богу за то, что Он вразумил меня прибыть сюда, чтобы лично убедиться, действительно ли нужно переводить о. Петра из Хакодате. Оказывается, что подавляющее большинство его любит и желает; а если бы он был переведен, то — по интриге нескольких негодных крикунов, в обиду всем прочим.

Я с радостью объявил, что, значит, о. Петр остается по–прежнему здесь; сказал, что он не повторит своих ошибок вроде участия в деле «гёогёо» и происшедших оттуда погрешностей в словах и тому подобное; что мать его будет устроена, согласно ее желанию, вне его дома, что это — несчастие о. Петра — неуживчивый характер его матери; что отныне школа мальчиков и девочек закрывается, — по проповеди же о. Петр трудится и вперед будет трудиться еще ревностнее, и так далее.

Кончив этот предмет, я объявил, что имеется еще на рассуждении другое дело, тоже очень важное для Церкви; это — пересмотр правил общества «гиюу», перемена некоторых из них, оказавшихся крайне неудобными для Церкви, и перемена самого состава общества «гиюу». Здесь же прочитаны были правила, указано, что в них изменяется, наказано строго сообразовываться с ними при избрании «гиюу». Главные перемены: «Отныне „гиюучёо“ будет сам священник; число членов будет только четыре, но избираться на общем собрании восемь, и из них, по представлении мне священником, я буду утверждать четырех, известных по усердию к храму и прочее. Если, при рассуждении о делах, члены будут не согласны с священником, то должны будут представлены епископу оба мнения и, по утверждении его, приниматься к утверждению одно из них».

В следующее воскресенье должно быть произведено общее собрание христиан. Об этом сказано здесь же бывшим в Церкви христианам; не бывшим катихизаторы оповестят. На нем о. архимандрит Сергий, который для того и останется здесь, объявит новые правила и наблюдет за выбором в «гиюу» сообразно с ними. Выбранных он и утвердит вместо меня. Правила потом пришлются ко мне для подписания и печати.

В Церкви было немного христиан, — именно те, которые постоянно ходят в Церковь. В половине девятого мы начали вскрывать пакеты, в половине одиннадцатого вышли из Церкви, все окончив.

О. Петру я, в присутствии о. Сергия, сделал строгие замечания насчет его проступков, на которые жаловались «гиюу», — он обещался не повторить их; это было днем у меня в комнате.

Завтра я должен уезжать, оставив о. Сергия здесь для вышеозначенного.

9/21 июня 1898. Вторник.

На пути из Хакодате в Токио.

Утром, в семь часов, о. архимандрит Сергий, христиане, живущие в Миссии и несколько других, узнавших о моем отъезде, проводили меня до пристани и парохода «Цуруга мару», и в восемь часов пароход снялся с Хакодатского рейда для следования в Аомори. Ныне вот и чертится сие на оном пароходе, после японского обеда в двенадцать часов и по написании письма о. Сергию с некоторыми указаниями касательно имеющего произвесться там, в Хакодате, в следующее воскресенье общего собрания христиан (сооквай), на котором объявятся измененные правила попечительства (гиюуквай) и произведен будет выбор нового состава попечительства.

Погода ясная, море тихое, плавание приятное. Дай, Господи, тишину и Хакодатской Церкви!

В половине третьего часа пришли в Аомори. На пристани встретил катихизатор Симеон Мацубара с христианами. Пришли в церковный дом, построенный усердием катихизатора; он занял клочок земли, купил продававшееся сходно небольшое здание школы, перенес, поставил, и ныне очень приличный церковный дом, с достаточным для небольшого числа христиан помещением для совершения богослужений и для жилья катихизатору с семьей из жены и трех детей (четвертая здесь в Женском училище). Так как времени до отправления поезда железной дороги было почти три часа, то мы отслужили вечерню, которую пели очень бойко дети и подростки; после нее поучение о служении Богу словом и делом; рассматривание метрики, причем видно было, что проповедь в Аомори идет очень туго; в нынешнем году только один крестился. Всех христианских домов девять; половина христиан рассеялась по разным местностям. Мать семинариста Георгия Ногива, по болезни оставившего Семинарию, принесла подарок и очень благодарила за сына; тоже — отец больного семинариста Секи (ныне «Кенквай гиин» в Аомори). Видел я в городе отлично построенные здания Миссий католической, епископальной, методистской; немало живет там и иностранных деятелей сих Миссий; но успех и у них незначителен.

Около шести часов христиане проводили меня на станцию Урамаци, ближайшую к церковному дому, и я распрощался с ними и с Аомори.

В три часа ночи, когда я спал в вагоне, вдруг просыпаюсь в Ициносеки от возгласов у окна остановившегося поезда: «Здесь, здесь!». Отворив дверь, вижу человек двадцать христиан и христианок с катихизатором Василием Усуи во главе. Это они ночь не спали, чтобы дождаться поезда и принять епископское благословенье! Меня истинно тронуло это усердие. Здесь были: Моисей Ямада, богач из Церкви Яманоме, с двумя сынами, некоторые христианки с малыми детьми за плечами, малыши — дети катихизатора и прочие. Я благословил их, благодарил за усердие, но отказался посетить их, спеша в Токио, а после пожалел об этом; следовало посетить, отслужить у них Утреню, сказать поучение и чрез три часа вновь пуститься в путь. Сказал им, что попрошу о. архимандрита Сергия, когда будет возвращаться из Хакодате, остановиться у них (и ныне уже написал о. Сергию о том).