Сталин и заговор военных 1941 г. - Владимир Мещеряков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Первые заседания Ставки Главного Командования Вооруженных Сил в июне проходили без Сталина.
Председательство Наркома обороны маршала С.К.Тимошенко было лишь номинальным. Как члену Ставки, мне пришлось присутствовать только на одном из этих заседаний, но нетрудно было заметить: Нарком обороны не подготовлен к той должности, которую занимал. Да и члены Ставки тоже. Функции каждого были не ясны — положения о Ставке не существовало.Люди, входившие в ее состав, совсем не собирались подчиняться Наркому обороны. Они требовали от него докладов, информации, даже отчета о его действиях. С.К.Тимошенко и Г.К.Жуков докладывали о положении на сухопутных фронтах. Я всего один раз, в конце июня, доложил обстановку на Балтике в связи с подрывом на минах крейсера "Максим Горький" и оставлением Либавы, хотя и был членом Ставки».
Не для этих целей была создана Ставка, какие приписывал ей Кузнецов. Милый Николай Герасимович, как всегда пытается усидеть на двух стульях. Он же прекрасно знал, что деятельность Ставки была пораженческой. Сам же получал из рук Тимошенко трехстраничную Директиву на флота в конце дня 21-го июня. Или не понимал, что это такое? Как все хотят выглядеть чистенькими перед Историей. Как птички на ветках, прихорашиваются, перышки разглаживают. Вот и наш, Николай Герасимович, оправдывается: всего-то, говорит, один раз и согрешил, по неопытности, когда в Ставку попал. О Сталине, не соврал. Абсолютно точно, что первые заседания Ставки проходили без Сталина. И по поводу Тимошенко не могло быть иначе. Он, являлся свадебным генералом, а за ним стояли партийные люди из Политбюро, реальной власти в государстве. Иначе, как понимать слова Кузнецова:
«Люди, входившие в ее состав, совсем не собирались подчиняться Наркому обороны»?
Не военные же? Кроме того, опять наш нарком соврал по времени. Это что же, только через неделю о происшествии с крейсером доложил высокому начальству? Ну, дела?!
Пишет, далее.
«Нам, морякам, не оставалось ничего другого, как следить за действиями Наркомата обороны. Мы понимали подчиненную роль флота по отношению к сухопутным силам в будущей войне и не собирались решать свои задачи отдельно от них. Когда Наркомом обороны был К.Е.Ворошилов, мы исходили еще и из того, что он, как член Политбюро, лучше нас знает планы и решения высшего руководства, сам участвует в их разработке, а, следовательно, может многое нам посоветовать.
После финской кампании Наркомом обороны стал С.К.Тимошенко. Я старался установить с ним тесный контакт. Но отношения у нас как-то не клеились, хотя их нельзя было назвать плохими. С.К.Тимошенко, загруженный собственными делами, уделял флоту мало внимания. Несколько раз я приглашал его на наши совещания с командующими флотами по оперативным вопросам, полагая, что это будет полезно и для нас и для Наркома обороны: ведь мы должны были готовиться к тесному взаимодействию на войне. Семен Константинович вежливо принимал приглашения, но, ни на одно наше совещание не приехал, ссылаясь на занятость».
А как здорово Николай Герасимович описывал начало войны. Сам решился на отдание приказа на флота о полной боевой готовности. Лично звонил руководству флотов, чтоб «не спали» в ночь на 22-е июня. И вдруг заявляет, что руководство ВМФ, моряки, понимали «подчиненную роль флота» и «не собирались решать свои задачи отдельно» от руководства сухопутных сил.
Именно, поэтому, Тимошенко и вызвал к себе Алафузова с Кузнецовым и вручил трехстраничную Директиву. Так что «кипучая деятельность» адмирала Кузнецова, не более чем «буря в стакане воды». Кроме того, что же это, с точки зрения Кузнецова получается? Оказывается, за начало войны надо нести персональную ответственность? Нет, этот вариант не для генералов и адмиралов Красной Армии и Военно-морского флота. Это пусть товарищ Сталин отвечает. Тем более, дано указание партии о переносе ответственности на данного человека. А он, с того света, никому не возразит.
«Огромный авторитет И. В. Сталина, как мне думается, сыграл двоякую роль. С одной стороны, у всех была твердая уверенность: Сталину, мол, известно больше, и, когда потребуется, он примет необходимые решения. С другой — эта уверенность мешала его ближайшему окружению иметь собственное мнение, прямо и решительно высказывать его. А на флотах люди были твердо убеждены: коль нет надлежащих указаний, значит, война маловероятна».
Опять Сталин виноват: теперь, за свой огромный авторитет. Вот угоди военным. Как пишет Кузнецов, он, как и многие, боялся высказать «свое мнение» Сталину. Вот так фокус. А с чего бы это, Николай Герасимович так рвался позвонить Сталину? Видимо, по законам логики, следует понимать, что ни какого страха адмирал Кузнецов от своих звонков Иосифу Виссарионовичу, не испытывал. Так же нечего было бояться попасться Сталину на глаза, и в результате поездки в Кремль. Потому что, в противном случае, пришлось бы «прямо и решительно высказывать» свое мнение Сталину. А его, судя по всему, у наркома ВМФ не имелось, как и страха.
О работе Главного морского штаба.
«Контакт с Генштабом я считал особенно важным потому, что И.В.Сталин, занимаясь военными делами, опирался на его аппарат. Следовательно, Генштаб получал от него указания и директивы, касающиеся и флота».
При прочтении многих мемуаров крупных военачальников, ни разу не встретишь раскаяния по поводу того, что, дескать, я ошибся, а Сталин в этом вопросе оказался прав. Сталин всегда, выглядит вечным двоечником, в лучшем случае троечником, который бесконечно ошибается в отличие от непогрешимых военных.
Но, ведь, связь военных и Сталина, всегда была двухсторонней. Не мог же Сталин принимать решения, без учета данных, представленных Генштабом сухопутных войск и Главным морским штабом. В основном, на базе этих данных, Сталин, как руководитель государства и принимал решения. Или у товарища Сталина имелся, кроме всего прочего, еще и личный Генштаб, с Главморштабом в придачу? Это же, вы, товарищ Кузнецов представляли сведения наверх, Сталину, обо всех флотских делах. И уверяли истово, что если кто к нам сунется непрошенным гостем, встретим, как полагается, по-русски. Сам же писал, что враг понимает только силу кулака. Теперь же, после 1953 года, выяснилось, что Сталин кругом виноват, даже, и в морских делах.
«В бытность» начальником Генштаба Бориса Михайловича Шапошникова у нас с ним установились спокойные и деловые отношения. Удовлетворяли нас и отношения с К.А.Мерецковым, который возглавлял Генеральный штаб с августа 1940 года. Кирилла Афанасьевича я немного знал еще по Испании, потом встречался с ним, когда он командовал Ленинградским военным округом. Мы всегда находили общий язык. Мне приходилось решать с ним ряд вопросов, например об усилении сухопутных гарнизонов Либавы и Ханко, о взаимоотношениях Балтфлота с Прибалтийским военным округом. И мы как-то легко договаривались.
К.А.Мерецков был начальником Генштаба всего несколько месяцев. 1 февраля 1941 года его сменил на этом посту генерал армии Г.К.Жуков. Я ездил к нему несколько раз, но безуспешно. Он держал себя довольно высокомерно и совсем не пытался вникнуть во флотские дела».
В момент написания мемуаров Кузнецова, маршал Жуков был в опале. Еще не было принято решение о его «Воспоминаниях». Поэтому Кузнецов и мог написать о никчемности Георгия Константиновича, как штабного деятеля. Кроме того, показал не лучшие качества Жукова, как человека, а не военного. Ясное дело, что тот был не подарок, в общении.
«Сперва я думал, что только у меня отношения с Г.К.Жуковым не налаживаются и что с ним найдет общий язык его коллега, начальник Главного морского штаба И.С.Исаков. Однако у Исакова тоже ничего не вышло.
Помнится, он был однажды у Г.К.Жукова вместе со своим заместителем В.А.Алафуаовым. Жуков принял их неохотно и ни одного вопроса, который они ставили, не решил. Впоследствии адмирал Исаков обращался к Жукову лишь в случаях крайней необходимости».
Вот так мы и готовились к войне. Как понимать действия товарища Жукова? Саботаж в чистом виде. Помните, как Ковалев, работник НКПС описывал свои мытарства с военными, по поводу железнодорожных дел? В отношении же Исакова, как читатель знает, поступили просто. Убрали перед войной, чтоб не мешался под ногами.
«Вместе с тем в Генштабе были товарищи, относившиеся к флотским делам с вниманием, например заместитель начальника Генштаба Н.Ф.Ватутин, начальник оперативного управления Г.К.Маландин и его заместитель А.М.Василевский. До сих пор с удовольствием вспоминаю встречи перед войной с генерал-лейтенантом Н.Ф.Ватутиным и генерал-майором А.М.Василевским. Однако трудности создавали не отдельные работники, которые всегда отличаются друг от друга своими личными качествами. Отношения двух военных наркоматов не были достаточно четко определены — вот в чем был гвоздь вопроса!».
