Том 6. Наука и просветительство - Михаил Леонович Гаспаров

Спрашивается: если античная педагогика представляет для нас такой яркий отрицательный пример, то как нам этим примером воспользоваться?

Попробуем, опираясь на смысл понятия «универсальное», определить, какие частности сводятся в эту всеобщность. Здесь я вижу четыре пункта.

Первое: материальная и духовная культура. О материальной мы привыкли забывать. Все мы помним, как наши учителя-марксисты клялись, что в истории главное и первоначальное – производительные силы, и тем не менее можно было кончить исторический факультет, не имея понятия, как устроен римский плуг, испанская каравелла или дизельный двигатель. После отмены марксизма все бросились в духовность, и знания молодежи о том, как жили люди на земле, стали еще хуже. Если бы я писал школьный учебник истории, я бы о каждом времени и месте писал три параграфа: как люди боролись с природой; как они для этого строили и ломали общество; и что от этого сохранилось в так называемой духовной культуре. Но, конечно, написать такой учебник я бы не сумел: не хватило бы знаний.

Второе: точные науки и гуманитарные науки. Принято сетовать, что нынешние люди точных наук и технических профессий далеки от гуманитарных знаний; но редко сетуют, что нынешние гуманитарии еще того дальше от знакомства с точными и естественными науками. Когда сейчас составляют пособия по истории русской или мировой культуры, то параграфы о состоянии наук в такую-то эпоху выглядят в них самыми инородными. Это оттого, что в науках больше, чем в искусствах, сильна иллюзия, будто все прошлые эпохи были только подступами к нашей и самостоятельного интереса не представляют. После книги Куна о научных революциях и сменяющихся картинах мира (кстати, эта книга должна быть очень близка нам, привыкшим говорить о переходе количества в качество) люди точных наук должны внимательней задуматься над историей своих наук, и тогда в этом понятии картины мира им и гуманитариям легче будет встретиться и объединить свои силы. Путь к универсализации знания лежит через его историю.

Третье: европейская и внеевропейские культуры: исламская, китайская, индийские и та же античная. И даже больше: разные традиции внутри европейской культуры, например русская и немецкая, или немецкая и французская, или русская допетровская и русская послепетровская. Это разные культурные языки, и воображать, будто мы интуитивно можем понимать Пушкина, так же наивно, как воображать, что мы интуитивно можем понимать аккадскую культуру. Мы не апостолы, которые манием Святого духа могли сразу заговорить на всех языках: мы должны учить эти языки по еще не написанным учебникам, упорно и терпеливо. В чем разница между культурными языками? В отборе и систематизации фактов окружающей нас действительности. Бытие бесконечно, а человеческое сознание конечно, поэтому мы вырываем из бытия конечное количество явлений, способное уместиться в нашей голове, и называем их фактами; отбор этих фактов каждая культура делает по-своему. Для историка столетней давности главными фактами были царствования и войны, для современного – добывание и распределение средств к жизни. Для биолога животные делятся на позвоночных, беспозвоночных и так далее, а для животновода – на диких и домашних. (Когда гуманитариям предлагают вносить в естественные науки человеческую точку зрения, мне всегда кажется, что имеется в виду именно позиция животновода.) А отобрав факты, каждая культура упаковывает их в голову человека, как в чемодан, тоже по-своему, систематизируя их на свой компактный лад. Вот эти принципы собственного отбора и систематизации фактов и составляют язык каждой культуры; он и подлежит описанию и изучению на всех уровнях от высоконаучного до упрощенно-популярного. Это очень трудно: чтобы написать детскую книжку «Занимательная Греция», у меня ушло двадцать лет. Но это необходимо: начинающийся век – это век конфронтации нашего мира с так называемым третьим миром, и если наше универсальное образование не будет нести свою службу взаимоперевода и взаимопонимания, нам будет очень трудно.

И четвертое, последнее: если угодно, это частный случай предыдущего. Европейская, в том числе и наша культура – потомок двух родителей: античной и иудейско-христианской. «Бог дал иудеям закон, а эллинам – философию». Дельфийское и сократовское «Познай себя» значит не только «познай, что есть в тебе», но и «познай, откуда оно в тебе». Мы имеем не только право, но и обязанность знать античную и иудейско-христианскую культуру лучше, чем исламскую, индуистскую или китайскую. Поэтому очень хорошо, что сейчас восстанавливаются экспериментальные гимназии с классическими языками, но это не должно стать самоцелью: во-первых, мы должны помнить, что главное для нас не языки, а основанная на них культура, а во-вторых, что не только античные языки и культура, а и еврейский язык и культура, и не в объеме Ветхого Завета, а в объеме всей ее истории. Большое счастье, что в РГГУ есть центр по иудаике, который может стать рассадником этих знаний. Мы любим оглядываться на Ренессанс – так не забудем, что одной из опор его были «трехъязычные коллегиумы», где наравне изучались греческий, латынь и древнееврейский. А в нашей стране с ее бытовым и не только бытовым антисемитством эта задача имеет не только академический, но и очень практический смысл.

Повторяю главное: универсальное образование – это не возврат к эгоцентрическим идеалам античной культуры, сколь бы сапиентичны они ни казались; это подготовка к плюралистической культуре будущего, где культурных языков будет много, диалог между ними будет главным, а служба взаимопонимания – первой необходимостью. Ее и должна иметь в виду новая концепция образования, а как в ней будет соотноситься наш опыт филологии и философии – покажет практика. Вспомним: как началась первая новоевропейская философия – схоластика XII века? От диалога: крестовые походы столкнули христианскую культуру с исламской и европейской, начались миссионерские споры, аргументов от откровения оппоненты не принимали, пришлось разрабатывать аргументы от разума – и пошло, и пошло. Я слышал, что в древней Индии в ученых и судебных спорах прежде всего каждый спорящий должен был пересказать точку зрения противника так, чтобы тот подтвердил: «да, это так». Мы этого еще не умеем, давайте учиться.

«СОТРИ СЛУЧАЙНЫЕ ЧЕРТЫ…»226

А. БЛОК И ВС. НЕКРАСОВ

Мне случилось читать курс по технике анализа стихотворного текста – конечно, анализа имманентного, ограничивающегося тем, что содержится в самом тексте, без апелляции к сторонним биографическим, литературным или иным подтекстам. Разобрав таким образом несколько заранее подготовленных стихотворений (эти разборы напечатаны выше227), я предложил студентам дать мне для анализа какие-нибудь стихи для разбора импровизированного, без подготовки. Они предложили на