Том 6. Наука и просветительство - Михаил Леонович Гаспаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За Лебадеей налево от нашего пути была Херонея, где чтится древний скипетр, который бог Гефест выковал для Зевса, а Зевс дал Пелопу, по которому назван полуостров Пелопоннес, а от Пелопа получили его потомки Атрей, Фиест и Агамемнон, воевавший под Троей. Двадцать лет спустя близ этой Херонеи царь Филипп Македонский, ученик Эпаминонда, разгромил греческие войска и стал господином над всею Грецией; но тогда мы об этом знать не могли. А направо был Орхомен, древний город, когда-то споривший с Фивами за власть над Беотией; это отсюда царевич Фрикс спасался по небу в Колхиду на золотом баране, за руном которого потом плавали Ясон и аргонавты. Но при нас Орхомен был уже в упадке, и хорош там был только храм Харит, богинь красоты. Их три, и зовут их Аглая-Блестящая, Евфросина-Радостная и Талия-Цветущая.
Дальше путь наш был к северу по гористым местам через Фокиду и Локриду к славному ущелью Фермопилам, через которые открывается выход в северную Грецию. Горы здесь как будто упираются в самое небо, а от гор до моря только пятьсот шагов. Здесь когда-то четыре тысячи греков приняли бой с несчетным воинством персидского царя Ксеркса, и все погибли смертью храбрых; среди них – триста спартанцев с их царем Леонидом, имя которого значит «Львенок». Мы видели каменного льва на могиле Леонида и читали знаменитую надпись, сочиненную тем самым поэтом Симонидом, который был соперником Пиндара:
Путник, весть отнеси согражданам в воинской Спарте:
Их выполняя приказ, здесь мы в могилу легли.
А за Фермопилами нам открылась Фессалия, страна колдуний, умеющих сводить месяц с неба; на запад от нее – горы Пинд, любимые музами, на север – подоблачный Олимп, гора богов, а на восток – тенистая Темпейская долина, красивейшее место Греции…
ОПЫТ АНТИЧНОСТИ ДЛЯ ПЕДАГОГИКИ БУДУЩЕГО 225
У меня нет педагогического опыта, ни теоретического, ни практического. Если я позволил себе принять участие в этом обсуждении, то лишь потому, что в предложенных тезисах говорилось, в частности, что образцом универсальной педагогики будущего может быть древнегреческая педагогика. А древнегреческой культурой я немного занимался. Так вот, по всему тому, что я знаю, я решительно говорю: весь опыт античности для педагогики будущего – это опыт полностью отрицательный.
Предполагается, что цель новой педагогической концепции в том, чтобы вырастить вместо человека-профессионала человека-универсала. Так вот, именно этого в античной педагогике не было: она вырабатывала именно человека-профессионала. Не только столяр учился своему делу у столяра, но и медик – у медика, правовед —у правоведа, математик – у математика, и никаких других знаний, кроме своих специальных, учителя ученикам не сообщали. Общеобразовательной была средняя школа, но какое это было общее образование? Читали Гомера, и при упоминании какой-нибудь звезды сообщалось что-то из астрономии, при упоминании города – из географии, при упоминании корабля – из морского дела, при упоминании бога – из мифологии. Это очень близко напоминало объяснительное чтение по Ушинскому или тот «комплексный метод», который был в недолгой моде в наших школах 1920‐х годов. Вряд ли это то, к чему стремится новая педагогическая концепция.
Даже те единицы из тысяч, которые дотягивали до высшего образования, попадали не в универсальную школу, а или в философскую, или в риторическую, причем философы и риторы не совпадали ни в чем и ненавидели друг друга смертной ненавистью. Конечно, прекраснодушный Цицерон мечтал, как хорошо было бы, если бы правовед-учитель мог объяснить ученику не только юридическую законность, но и философскую справедливость, – но и Цицерон понимал, что вряд ли это сбыточно. Конечно, стоики объявляли, что истинный мудрец, поскольку он мудрец, постольку он и истинный оратор, и истинный полководец, и истинный плотник, – но за это над ними и потешалась вся античность пятьсот лет напролет. А если у Платона Протагор, профессионал мудрости, пасует перед Сократом, универсалом мудрости, то это лишь потому, что источник мудрости для Протагора – знание, а для платоновского Сократа – откровение. Откровение же методологической разработке не поддается и предметом нашего обсуждения, по-видимому, быть не может.
И не нужно преувеличивать контраст между духовностью греков, у которых была «эписте́ме» и идеал homo sapiens, и приземленностью римлян, у которых была «те́хне» и идеал homo faber. Во-первых, не надо забывать, что наибольшее приближение античности к универсальному образованию – система семи благородных искусств – была выработана именно при римлянах. Во-вторых, не надо забывать, что «техне» стала из «ремесла» «искусством» и «наукой» именно у греков: у Аристотеля «Поэтика» – это «пойетикэ техне», а не какая-нибудь «эпистеме». В-третьих, если уж увлекаться этимологиями, то homo sapiens, от sapӗre, совсем не значит «человек понимающий» в противоположность «человеку знающему», а значит «человек соображающий» – соображающий, как пользоваться топором или пилой и как пользоваться понятиями и суждениями.
Но главное даже не это. Главное то, что античная культура не была универсальной, потому что была эгоцентричной. Она опиралась на собственное (как всегда, полувыдуманное) прошлое и не желала знать никаких других культур. Не существовало не только греко-египетских или греко-персидских словарей – не существовало даже греко-латинских словарей. В Риме были гувернеры, которые учили детей греческому языку, а в Греции даже и того не было, и Плутарх, образованнейший человек, живущий к тому же под давней римской властью, честно признается, что латинский язык он знает посредственно. Конечно, были шарлатаны, ссылавшиеся на египетскую и прочую мудрость, но вся эта мудрость была выдуманной. Античная культура была замкнута на себя – а такая культура обречена на гибель. Она и погибла через двести лет после Плутарха – потому что сменившая ее христианская культура оказалась (до поры до времени) универсальней. Универсальней, потому что демократичней: она не делила своих приверженцев на элиту, которой
