Бэйр - Алёна Реброва

— Хорошо, я пройдусь, — киваю, выходя из комнатки.

Мне действительно очень хотелось пошнырять по двору нового жилища, погонять кур и попробовать погладить козу: все это было для меня в новинку.

Осмотрев весь двор вдоль и поперек, напугав до смерти птиу и чуть не получив зуботычину от козы, я возвращаюсь в дом, чтобы посмотреть, как там все устроено, и найти различия с избами своего мира — почему-то, несмотря на усталость и голодную боль в животе, во мне проснулся небывалый энтузиазм исследователя.

Удивленным хозяевам, которые насторожились еще когда от меня стали разбегаться куры, мне пришлось объяснить свое поведение так: «я чувствую, что в вашем доме может быть сглаз!»… Это напугало молодую чету до нервной икоты, но зато они от меня отстали и позволили залезать, куда мне будет угодно, лишь бы избавиться от сглаза.

Когда уже стемнело и почти каждый угол был тщательно мной осмотрен, хозяйка позвала ужинать.

Нас с рыцарем усадили за стол, где уже были расставлены тарелки и свежевыпеченный черный хлеб. Горшок, пахнущий картошкой с мясом, хозяйка достала из печи ухватом и поставила на специальную дощечку, чтобы не испортить скатерть.

Когда за стол сел хозяин, молодожены хором прочли молитву перед едой, скрестив руки в странные жесты.

— Харья, свет на землю да с неба ведущая, да с неба дожди проливные зовущая, мать богиня, земля, кормилица, благодарим тебя за дары твои, за почки, цветы, за красны плоды, и склоним к земле-тебе свои-наши лица, молясь за тебя, о солнце-небесная птица!..

Культ богини матери в виде птицы — это что-то новое. Надо бы разузнать об этом поподробнее, ведь интересно…

После молитвы хозяйка разложила еду по тарелкам.

— А кому вы молились? — спрашиваю, поедая наложенное бешеными темпами, даже не разбирая, что где.

Молодожены после моего вопроса переглянулись и обеспокоенно на меня посмотрели.

— Харье.

— А кто она?

— Богиня-мать.

— А богиня одна или вы язычники?

— …

— А…

— Бэйр, они просто крестьяне! — разозлился Дейкстр и дал мне легкий подзатыльник. — Замолчи уже и дай всем поесть!

— Мало ли, вдруг они знают, кому молятся? Ну и что, что они крестьяне?…

— Они — порядочные крестьяне!

Дейкстр встал и, схватив меня за руку, увел из-за стола в другую комнату.

— Ты — ведьма, и у тебя это на лице написано! — прорычал он. — А ведьма, спрашивающая о том, кому поклоняются честные люди, осматривающая перед этим дом на «сглаз», это верная дорога к костру и белой рубашке! Давно тебя не пытались убить, соскучилась по острым ощущениям!?

— Как!? И у вас охотятся на ведьм!? Но ведь это не инквизиция?…

— А ты думала тебя от большой любви дракону отдали!? Поменьше спрашивай о том, что тебя не касается, если не хочешь повторить опыт прошлого! Как же можно быть такой дурой и не понимать этого!?

— Теперь мне понятно… прости, мне не было ничего известно об охоте на ведьм!

Дейкстр смирил меня злобным взглядом, но промолчал. Мы вернулись за стол к побледневшим хозяевам.

— А… — начала было девушка, потом вопросительно посмотрела на мужа и, не дождавшись его реакции, вновь обернулась к нам и продолжила. — Вы, путники, пришли в самое время. К нам сказочник пожаловал, сегодня ночью костры жечь будем, сказанья рассказывать. Вы там будете гости желанные, путники многое знают, — улыбнулась она.

— Это интересно… Можно мне пойти? — вопросительно смотрю на Дейкстера.

— Можно, — буркнул он.

Конечно, мне безумно хотелось спать, но любопытство погнало меня к костру, когда Дейкстр, сладенько позевывая, ушел в наш чулан. Но ведь выспаться я смогу в любой другой день, а послушать местные сказания — вряд ли еще когда-нибудь удастся.

У огромного костра в самом центре деревни собрались если не все ее жители, то половина уж точно. Они тихо переговаривались и шептались, но стоило появиться мне, как все тут же умолкли.

— Я не кусаюсь, — миролюбиво поднимаю руки и улыбаюсь.

По их удивленным лицам мне стало ясно, что это выражение здесь не принято.

— Не обращайте на меня внимания, — вздыхаю и усаживаюсь у костра.

Вокруг меня тут же образовалось пустое пространство: все сидевшие рядом поспешили отодвинуться.

Мне захотелось второй раз повторить, что я не хочу никого обижать, но, кажется, это было бесполезно. Пришлось молча сидеть в одиночестве, делая вид, что все в порядке и меня вовсе не огорчает такое отношение.

— Она хочет сжечь нашу деревню!!! — вдруг завопил один мужик, вскочил и убежал куда-то с бешеными воплями…

— Эй! Я просто хочу послушать сказки! Где ваше гостеприимство? — ворчу, поворачиваясь обратно к костру… мне кажется, или он не был синим?…

Догадавшись, в чем дело, вздыхаю и отсаживаюсь от него на три метра, успокаиваюсь… костер вновь стал нормальным, люди выдохнули с облегчением.

Странно, неужели я могу влиять на огонь одним своим настроением? Если так, то мне стоит серьезно заняться изучением своих способностей, иначе силы могут выйти из-под контроля и, кто знает, к чему это может привести…

Тут у костра раздался скрипучий голос, и мне пришлось отвлечься от своих мыслей. Литературный вечер в Верегее начался.

Присмотревшись, замечаю странного мужчину по другую сторону пламени. По крайней мере одет он был действительно необычно. Ярко-алая рубашка, красный плащ и тюрбан, красный с полосой малиновой ткани. Внешностью незнакомец напоминал цыгана.

Наверное, это и был тот сказочник, о которым мне говорили хозяева.

Стоило мне вглядеться в мужчину, как пламя костра разделилось на два языка, неестественно изогнувшихся в разные стороны, услужливо открывая мне интересного сказителя. Неужели и это все я?…

Подозрительные мысли мелькнули и исчезли, мое внимание полностью ушло в приятный тембр голоса рассказчика, чей вид завораживал.

Свет танцующего пламени окутывал его, выделяя из толпы, находящейся дальше от костра, во мраке. Как только не играли тени на его одежде и лице, на бронзовой коже, превращая из простого человека в образ, в призрак, видение, гипнотизирующее и завораживающее, движением ли, словом ли… Каждый жест сказителя добавлял живости и реальности повествованию, мое воображение бурлило и взрывалось яркими, четкими образами, уничтожая любые сомнения в том, что я не вижу рассказанного собственными глазами.

— Многое я встречал в своих странствиях, многое слышал от бесчисленных попутчиком, но ничто из того, ничто, от последнего дерева Охмараги до вершины Гор Хельсов, не сравнится с ними. С живой легендой, о ней ходят тысячи слухов, ее образ преследуют миллионы догадок. Я говорю о птице хаарь, друзья мои, о птице грома, живущей на Великих равнинах, месте, изучить животных которого не решится ни один ученый, потому что цена за любые знания будет слишком высокой. Ценой секретов великих равнин станет его жизнь. Птицы хаарь — удивительные существа, птенцов они выращивают только на своей родине. Говорят, что яйца их крепче гранита и похожи на огромные драгоценные камни с голову медведя! Чтобы разбить скорлупу, птенец должен, еще будучи внутри, скинуть его со скалы, на которой гнездятся эти птицы. Когда яйцо разбивается, его скорлупа разлетается на тысячи осколков, цена одного такого будет равна цене целого стада! — рассказчик махнул рукой в красном рукаве в сторону пастбища. Завороженные слушатели проследили за ней взглядом и ахнули, зашептались. Дав им наговориться, рассказчик продолжил. — Птенцы хаарь рождаются совершенно голые, но кожа у них уже тверда, как камень, а что до прочности, то она еще прочнее! Железные перья вырастают у этих птиц только к трем годам, до этого они не летают, ходят на лапах, как звери, — он поставил руки на землю и изобразил походку кошки, — и питаются мясом пойманных животных, ведь в детстве они очень хорошо бегают. Матери не оставляют своих детей до десятилетнего возраста… Представляете, чтобы было, если бы курица возилась с цыпленком десять лет? Смешно! А вот родители хаарь совсем как люди, они не бросят свое чадо до тех пор, пока оно не сменит оперение три раза, не научится летать и не найдет себе пару. Кстати, пару эти удивительны птицы находят себе одну на всю жизнь, а отец растит птенцов вместе с матерью — ну чем не люди? Когда же птенец находит себе пару, он улетает вместе с ней с родной скалы, с родных Равнин в далекую чужбину. Обычно юные птицы селятся близ людских домов и пытаются питаться едой, приготовленной человеком — до сих пор никто не знает, почему они не любят охотиться самостоятельно. Хаарь зачастую обещают людям за корм драгоценности и золото, которое крадут, как сороки, но это не всегда срабатывает. Люди прогоняют птиц от своих жилищ сразу, как увидят, потому что они опасны не только своими острыми перьями, но и гром-криком. Когда хаарь начинает петь, а поют они всегда высоко в небе, то гремит гром и сверкают молнии, начинается сильный дождь, вымывающий зерно из почв. Но самое удивительно у этих птиц не железные перья, не голос и даже не яйца, представьте себе! Самое удивительное в них то, что между железом у них есть длинные мягкие перышки, которые есть, и которых нет!.. Ха-ха, но ведь так оно и есть! Эти перья, мягкие и длинные, впитывают в себя молнии, а потом создавать образы-обманки! Ты видишь, например, что птица большая, а она маленькая на самом деле, или ты видишь не птицу вовсе, а дерево или собаку! А если птица взрослая и мудрая, она может даже обернуться человеком! Но птицу Хаарь легко узнать по одной особенности: у них необычные, невероятно притягательные глаза. В этих глазах не только живет свободолюбивая душа волшебной птицы, но и бушуют стихии, сменяя одну другую, как волны в далеком бушующем море, в них взвивается рыжее пламя, угасая в темнеющей бездне, которая распадается, открывая чистые и прозрачные, как грозовой ливень, помыслы небесного создания. В них распускаются чувства, словно дикие цветы, и увядают сомнения, как цветы садовые, не способные выжить в яростной, пылкой душе, — под конец этого животрепещущего бреда рассказчик впился в меня глазами с подозрительной внимательностью, казалось, он следит за каждым моим движением и ждет чего-то. — Птицу Хаарь всегда можно узнать по ее глазам… — закончил он.