Том 1. Произведения 1926-1937 - Александр Введенский

<1931–1934>

Четыре описания*

Зумир.

Желая сообщить всем людям,зверям, животным и народуо нашей смерти, птичьим голосоммы разговаривать сегодня будем,и одобрять лес, реки и природуспешим. Существовал ли кто?Быть может птицы или офицеры,и то мы в этом не уверены,но всё же, нельзя, нельзя, нельзязабыть хотя бы те примеры,у птиц не существуют локти,кем их секунды смерены.

Кумир.

Прерву тебя.

Зумир.

Что?

Кумир.

Тебя прерву.

Зумир.

Прерви.

Кумир.

Прервал тебя.

Зумир.

Я продолжаю.

Чумир.

Весь в мыслях я лежал,обозревая разные вещи,предметы. Я желал.Горело всё кругом.Спешило всё бегом, бегом.Впрочем когда следишь за временем,то кажется что всё бежит,и кажется гора дрожити море шевелится,песок с песчинкой говорит,и будто рыбы борютсяцветы и чай на блюдце.Луна с луной,звезда с звездойи снег с водой,и снег седой,и хлеб с едой,— везде как будто бы видны сраженья,все видим в площади движенье.Мы спим. Мы спим.

Тумир.

Что в мире есть? Ничего в мире нет,всё только может быть?

Кумир.

Что ты говоришь? А енот есть. А бобёр есть.А море есть.

Тумир.

Всего не счесть,что в мире есть.Стакан и песньи жук и лесть,по лесу бегающие лисицы,стихи, глаза, журавль и синицы,и двигающаяся вода,медь, память, планета и звезда,одновременно не полнысидят на краешке волны.Со всех не видим мы сторонни пауков и ни ворон,в секунду данную онележат как мухи на спине.В другую боком повернутся,поди поймай их, они смеются.Не разглядеть нам мир подробно,ничтожно всё и дробно.Печаль меня от этого всего берёт.

Кумир.

Ночь ужасная черна,жизнь отвратительна, страшна.Друг друга человек жалеет,слезами руки поливает,щеку к щеке он прижимает,он сон лелеет.Бессмертен сон.Лежит человекс девой на кровати,её обняв.На столике свеча дымится,в непостижимое стремится.Обои хладнокровны,стаканы дышат ровно.Как будто бы миролюбива ночь,блистают точные светила.Страсть человека посетила,и он лежит жену обняв.Он думает, какого чёрта,всё хорошо кругом, всё мёртво.Лишь эта девушка женажива и дивно сложена.Растения берёт он в рукии украшает ей живот,цветами музыки её он украшает,слогами шумными он ей поёт.Но ночь предстанетвдруг оживлена.Свеча завянет,закричит жена.На берег выбежит кровати,туда где бьёт ночной прибой,и пену волн и переменуони увидят пред собой.Проснутся каменные предметыи деревянные столы.Взлетят над ними как планетыбогоподобные орлы.

Тумир.

Так значит нет уверенности в часе,и час не есть подробность места.Час есть судьба.О, дай мне синьку.

3-й умир.(ающий).

Хочу рассказать историю моей смерти.

Шесть месяцев уж шла война.Я был в окопах. Я не пил вина.Не видел женской незабудки.Не видел сна. Не знал постели.Не слышал шутки.Пули сплошь свистели.Немецкие руки враговне боялись наших штыков.Турецкие глаза враговне пугались наших богов.Австрийская грудь врагастала врагу не дорога.Лишь бы ему нас разбить.Не знали мы все как нам тут быть.Мы взяли Перемышль и Осовец,был каждый весел,богач сибирский иль купец,иль генерал встать уж не могший с кресел.Все смеялись. Стало бытьнам удалось врага разбитьи победить и вдруг убить.Лежат враги без головына бранном поле,и вдовы их кричат увы,их дочки плачут оли.Все находились мы в патриотическом угаре,но это было с общей точки зрения.Лес не заслуживает презрения,река течёт одновременно покорная своей судьбе.Что расскажу я о себе?

1-й умир.(ающий).

Я тебя прерву.

3-й умир.(ающий).

Что?

1-й умир.(ающий).

Прерву тебя.

3-й умир.(ающий).

Прерви меня.

1-й умир.(ающий).

Прервал тебя.

2-й умир.(ающий).

Я продолжаю.

3-й умир.(ающий).

В окопе на кровати я лежали Мопассана для себя читал,и раздражался от желанияприласкать какую-нибудь пышную Маланию.Хотелось мне какую-нибудь девушку помятьв присутствии моей довольно близкой смерти.Мысли эти были плохи,и в наказанье мне живот, поверьте,кусали вши, чесали блохи.  Вдруг выбегает  деньщик Ермаков,  кричит выбегает,  торопится в Псков.  Вдруг приходит  дфебель Путята,  кричит и уходит  в одежде богатой.  И все рядовые,  вынув штыки,  идут городовые,  кричат пустяки.Вся армия бежит,она бежит как раз.Оставлена ВаршаваРига, Минск и Павел Павлович Кавказ.А вышел я на край реки,держа в руке пустые пузырьки,и с грустью озирал досадное поражение,как быстро кончилось несчастное сражение.И надо мной вертелся ангелок,он чью-то душу в рай волок,и мне шептал: и твой час близок,тебе не спать с твоей невестой Лизой.И выстрел вдруг раздался,и грудь моя поколебалась.Уж я лежал шатался,и надо мной берёза улыбалась.Я был и ранен и убит.То было в тысячу девятьсот четырнадцатом году.

4-й умир.(ающий).

Да это верно. О времени надо думать так жекак о своей душе. Это верно.

2-й умир.(ающий).

Хочу рассказать вам историю своей смерти.Я сидел в своей гостиной,я сидел в своей пустынной,я сидел в своей картинной,я сидел в своей старинной,я сидел в своей недлиннойза столом.Я сидел за столом,вовсе не махал веслом.Я не складывал частей,я сидел и ждал гостейбез костей.Ко мне шли гости:Мария Павловна Смирнова,секретарь суда Грязнов,старый, хмурый, толстый, вдовый,и Зернов.Генерал и генеральши,юнкер Пальмов, гусар Борецкий,круглый, что орех твой грецкий.Дальше.Вечер славно протекал,как всегда в еде, в беседе.За освобождение крестьянвдруг разбушевался генерал,он был смутьян.— Крестьян освобождать не надо,им свобода хуже ада,им надо кашу, надо плеть.— Нет их надо пожалеть,сказал купец Вавилов,довольно их судьба давила.Вмиг завязался спор на час,и всех развлёк и занял нас.Вдруг на меня тоска напала,я беспокойство ощутил,с тоской взглянул на генералаи на Вавилова взглянул.Борецкий с дамами шутил,трещал под ним некрепкий стул.Я к зеркалу направился в досаде.Казалось мне, за мной шагает кто-то сзади,и в зеркало я увидал Скворцова,он умер восемь лет назад.Его глаза полуприкрыты,и щеки синие небриты,и мертвый и дурацкий взглядманил меня выйти из столовой,он мне шептал: ты слаб и стар,тут меня хватил третий апоплексический удар.Я умер.Это было в тысячу восемьсот пятьдесят восьмом году.

1-й умир.(ающий).