Любовь возврату и обмену не подлежит - Варвара Вьен

— Эй, ты чего? — дёргаю Тимофея за рукав, пока мы, оставив позади истекающего кровью мужчину, движемся в сторону кафе.

— Не ожидал от тебя такого, — наконец говорит он, глядя на меня по-новому. — Больше так не делай.

— Почему?

— У тебя есть я для такого, — удивляет меня. — Не стоит вредить своим нежным ручкам, — и берёт мою ладонь в свою. Рассматривает покрасневшую кожу на костяшках. — Надо обработать.

— Да всё нормально, — отмахиваюсь я, сгорая от необъяснимого смущения, и пытаюсь вытянуть руку из цепкого захвата.

Занимаем большой стол в углу, делаем заказ. Теперь мы можем разглядеть друг друга получше. После снятия шлема, плечи Ники укрываются богатой копной рыжих волос. Когда же Андрей избавляется от своего, на него тут же начинает таращиться Тимофей. Мне даже приходится ткнуть его в бок, чтобы пришёл в себя и вспомнил правила приличия.

— Ты же Андрей Зверев? — спрашивает он с видом восторженного мальчишки. Зато теперь понятно его поведение. Тим любит хоккей чуть ли не с пелёнок, а сейчас видимо узнал хоккеиста.

— Он самый, — отвечает за него Ника, но потом наши парни заводят разговор, в которой мы, девушки, не вмешиваемся — сами болтаем на другие темы.

Оказывается, Вероника и Андрей женаты, приехали сюда с друзьями на два дня отдохнуть, пока в расписании матчей пауза. Ника подробнее рассказала о знакомстве Марка, потом Геля поведала её историю с ним. Мы неплохо так общаемся, даже о времени забываем. Расходимся только когда у девушки звонит телефон.

— Вася звонила, — прерывает она своего мужа. — Сказала, что Лёша раскапризничался и не успокаивается.

— Мы тогда пойдём, — встаёт Андрей, отвечает Тимофею на рукопожатие и прощается с нами, уводя жену за руку на выход.

Мы ещё немного сидим в тепле, ждём, когда Тим придёт в себя после встречи с известным хоккеистом. После такой встряски мне не хочется сегодня кататься, поэтому я сдаю инвентарь и возвращаюсь в дом, где стоит блаженная тишина. Первым делом захожу к Коле, проверяю его температуру, пока он спит. Завариваю лекарство и заставляю его выпить, пользуюсь сонным состоянием парня, который не любит употреблять медикаменты.

Пока никого нет, решаю принять ванну. Горячая вода распаривает кожу и выгоняет из меня всё скопившееся напряжение, расслабляет. Вяло вытираюсь полотенцем, разглядывая запотевшее зеркало. Надеваю домашнее платье и выхожу в коридор, где сталкиваюсь с Тимофеем. Ни слова не говоря, он хватает меня за руку и утаскивает в свою спальню, которую делит с Арсением. А мне настолько лень, что я послушно следую за ним, не возражая. Тим усаживает меня на кровать и ненадолго выходит из комнаты. Возвращается уже с небольшой коробкой, в которой находится всё необходимое для обработки ран.

Тимофей садится у моих ног на колени, берёт мою пострадавшую руку и бережно её обрабатывает. Такой заботливый. Пока не видит, я улыбаюсь, предаваясь тёплым воспоминаниям, связанными с нами прошлыми.

Глава 15

— Представляете! — залетает в гостиную взбудораженная Ленка после громкого хлопка входной двери. — Там посередине трассы стоял какой-то ненормальный с окровавленным носом! Явно неадекватный какой-то. Как его только в психушку не увезли? Стоял проклинал всех женщин и матерился, пока охрана его под рученьки не увела. А вы чего ржёте? — наконец замечает наши сдавленные смешки и прищуривается. — Ну-ка колитесь.

— Это наша Яна учудила, — говорит, давясь смехом, Геля.

— Что учудила? — в проёме показывается тёмная голова, принадлежащая Олегу.

Ангелина дожидается, когда все соберутся в гостиной, чтобы не повторять по нескольку раз, и, выдержав театральную паузу, рассказывает произошедшее в красках. После того, как подруга замолкает, все взгляды обращаются ко мне. Подавляющее большинство из них ошарашенные. Я же их игнорирую, помешивая ложкой чай, в котором давным-давно растворился сахар.

— Ну ты, Яна, даёшь, — первым отмирает Виталя и как-то чересчур восторженно на меня смотрит. По правде говоря, не он один.

Смущённая сбегаю под предлогом звонка. Бабуля отвечает почти сразу, и я тут же вываливаю ей события прошедшего дня. Она охает и ахает, где нужно, а потом хвалит меня. Как бы невзначай спрашивает о Тимофее, чем вводит меня в лёгкий ступор. До этого момента мы обходили в разговорах любое упоминание о нём.

— Да нормально, ба, — прочистив горло, говорю. — Такой же самоуверенный засранец. Ничего не изменилось.

— Так уж и ничего? — хитро уточняет она, читая меня, как открытую книгу. — А ты сама как? Только не вздумай увиливать! Ты меня прекрасно поняла, — тут же пресекает на корню все попытки съехать с неудобной темы.

— Ну-у-у.

— Ну.

— Ладно, — сдаюсь я. Прежде чем ответить, поднявшись с кровати, проверяю нет-ли лишних любопытных ушей, которые не должны услышать то, что для них не предназначено, и на всякий случай закрываю замок, отхожу к полюбившемуся креслу, понижаю голос. — Я его до сих пор люблю, — выкладываю всё как на духу, о всех своих чувствах и эмоциях, что я ощутила за последнюю неделю рядом с ним.

— И что собираешься делать? — серьёзным тоном спрашивает бабуля, внимательно выслушав меня.

— Как закончатся выходные здесь, поеду к тебе, а потом обратно в Питер, — пожимаю плечами, невидящим взглядом смотря в тёмное окно. — Постараюсь больше с ним не пересекаться.

— Уверена?

— Не очень, — честно отвечаю. — Но я боюсь ещё раз ему довериться, хоть он и ведёт себя сейчас ко мне по-другому. Несмотря на детские поступки будто повзрослел, так и хочется поддаться ему. Но я не могу ещё раз открыть для него сердце.

Воцаряется молчание. Каждая из нас задумывается, уходит в себя.

— Давай так, — мягко произносит бабуля. — Ты не предпринимай ничего серьёзного. Приедешь ко мне, спокойно всё обсудим. Вдвоём же легче будет. А сейчас просто наслаждайся всем, даже вниманием Тимофея, но не позволяй ничего из того, за что ты будешь себя корить. Хорошо?

— Хорошо, — с души словно камень упал.

Мы болтаем до прихода Ленки, после чего прощаемся и ложимся спать.

Встаю снова рано, с хорошим настроением. Тихонько напеваю, пока умываюсь, а потом спускаюсь на кухню, где застаю взъерошенного Тимофея у плиты. Заслышав мои шаги, он оборачивается с радостной улыбкой, и я прыскаю со смеху.

— Ты где это взял? — тыкаю на его фартук, исписанный в улыбающиеся цветы.

— Нравится? — лукаво щурится довольный, как объевшийся сметаны кот.

— Не то слово, — кое-как успокаиваюсь и, подойдя к нему почти вплотную, заглядываю через плечо на плиту. — Что готовишь? Ты вообще готовить умеешь? — скептически разглядываю куски хлеба на сковородке.

— Обижаешь.

— Ничуть, — парирую я. — Раньше ты не мог похвастаться этим навыком.

— Так то раньше было,