Причудница: Русская стихотворная сказка - Сборник

Часть вторая

Скоро сказка сказывается, А не скоро дело делается.

Зачинается рассказОт Ивановых проказ,И от сивка, и от бурка,И от вещего каурка.Козы на море ушли;Горы лесом поросли;Конь с златой узды срывался,Прямо к солнцу поднимался;Лес стоячий под ногой,Сбоку облак громовой;Ходит облак и сверкает,Гром по небу рассыпает.Это присказка: пожди,Сказка будет впереди.Как на море-окиянеИ на острове БуянеНовый гроб в лесу стоит,В гробе девица лежит;Соловей над гробом свищет;Черный зверь в дубраве рыщет.Это присказка, а вот —Сказка чередом пойдет.

Ну, так видите ль, миряне,Православны христиане,Наш удалый молодецЗатесался во дворец;При конюшне царской служитИ нисколько не потужитОн о братьях, об отцеВ государевом дворце.Да и что ему до братьев?У Ивана красных платьев,Красных шапок, сапоговЧуть не десять коробов;Ест он сладко, спит он столько,Что раздолье, да и только!

Вот неделей через пятьНачал спальник примечать…Надо молвить, этот спальникДо Ивана был начальникНад конюшной надо всей,Из боярских слыл детей;Так не диво, что он злилсяНа Ивана и божилсяХоть пропасть, а пришлецаПотурить вон из дворца.Но, лукавство сокрывая,Он для всякого случаяПритворился, плут, глухим,Близоруким и немым;Сам же думает: «Постой-ка,Я те двину, неумойка!»

Так, неделей через пять,Спальник начал примечать,Что Иван коней не холит,И не чистит, и не школит;Но при всем том два коняСловно лишь из-под гребня:Чисто-начисто обмыты,Гривы в косы перевиты,Челки собраны в пучок,Шерсть – ну, лоснится, как шелк;В стойлах – свежая пшеница,Словно тут же и родится,И в чанах больших сытаБудто только налита.«Что за притча тут такая? —Спальник думает, вздыхая. —Уж не ходит ли, постой,К нам проказник домовой?Дай-ка я подкараулю,А нешто, так я и пулю,Не смигнув, умею слить, —Лишь бы дурня уходить.Донесу я в думе царской,Что конюший государской —Басурманин, ворожей,Чернокнижник и злодей;Что он с бесом хлеб-соль водит,В церковь божию не ходит,Католицкой держит крестИ постами мясо ест».В тот же вечер этот спальник,Прежний конюших начальник,В стойлы спрятался тайкомИ обсыпался овсом.

Вот и полночь наступила.У него в груди заныло:Он ни жив ни мертв лежит,Сам молитвы все творит,Ждет суседки… Чу! в сам-деле,Двери глухо заскрыпели,Кони топнули, и вотВходит старый коновод.Дверь задвижкой запирает,Шапку бережно скидает,На окно ее кладетИ из шапки той беретВ три завернутый тряпицыЦарский клад – перо Жар-птицы.Свет такой тут заблистал,Что чуть спальник не вскричал,И от страху так забился,Что овес с него свалился.Но суседке невдомек!Он кладет перо в сусек,Чистить коней начинает,Умывает, убирает,Гривы длинные плетет,Разны песенки поет.А меж тем, свернувшись клубом,Поколачивая зубом,Смотрит спальник, чуть живой,Что тут деет домовой.Что за бес! Нешто нарочноПрирядился плут полночный:Нет рогов, ни бороды,Ражий парень, хоть куды!Волос гладкий, сбоку ленты,На рубашке прозументы,Сапоги как ал сафьян, —Ну, точнехонько Иван.Что за диво? Смотрит сноваНаш глазей на домового…«Э! так вот что! – наконецПроворчал себе хитрец. —Ладно, завтра ж царь узнает,Что твой глупый ум скрывает.Подожди лишь только дня,Будешь помнить ты меня!»А Иван, совсем не зная,Что беда ему такаяУгрожает, все плететГривы в косы да поет;А убрав их, в оба чанаНацедил сыты медвянойИ насыпал дополнаБелоярова пшена.Тут зевнув, перо Жар-птицыЗавернул опять в тряпицы,Шапку под ухо – и легУ коней близ задних ног.

Только начало зориться,Спальник начал шевелиться,И, услыша, что ИванТак храпит, как Еруслан,Он тихонько вниз слезаетИ к Ивану подползает,Пальцы в шапку запустил,Хвать перо – и след простыл.

Царь лишь только пробудился,Спальник наш к нему явился,Стукнул крепко об пол лбомИ запел царю потом:«Я с повинной головою,Царь, явился пред тобою,Не вели меня казнить,Прикажи мне говорить». —«Говори, не прибавляя, —Царь сказал ему, зевая, —Если ж ты да будешь врать,То кнута не миновать».Спальник наш, собравшись с силой,Говорит царю: «Помилуй!Вот те истинный Христос,Справедлив мой, царь, донос:Наш Иван, то всякий знает,От тебя, отец, скрывает,Но не злато, не сребро —Жароптицево перо…» —«Жароптицево?.. Проклятый!И он смел, такой богатый…Погоди же ты, злодей!Не минуешь ты плетей!..» —«Да и то ль еще он знает! —Спальник тихо продолжает,Изогнувшися. – Добро!Пусть имел бы он перо;Да и самую Жар-птицуВо твою, отец, светлицу,Коль приказ изволишь дать,Похваляется достать».И доносчик с этим словом,Скрючась обручем таловым,Ко кровати подошел,Подал клад – и снова в пол.

Царь смотрел и дивовался,Гладил бороду, смеялсяИ скусил пера конец.Тут, уклав его в ларец,Закричал (от нетерпенья),Подтвердив свое веленьеБыстрым взмахом кулака:«Гей! Позвать мне дурака!»

И посыльные дворянаПобежали по Ивана,Но, столкнувшись все в углу,Растянулись на полу.Царь тем много любовалсяИ до колотья смеялся.А дворяна, усмотря,Что смешно то для царя,Меж собой перемигнулисьИ вдругорядь растянулись.Царь тем так доволен был,Что их шапкой наградил.Тут посыльные дворянаВновь пустились звать ИванаИ на этот уже разОбошлися без проказ.

Вот к конюшне прибегают,Двери настежь отворяютИ ногами дуракаНу толкать во все бока.С полчаса над ним возились,Но его не добудились,Наконец уж рядовойРазбудил его метлой.

«Что за челядь тут такая? —Говорит Иван, вставая. —Как хвачу я вас бичом,Так не станете потомБез пути будить Ивана!»Говорят ему дворяна:«Царь изволил приказатьНам тебя к нему позвать». —«Царь?.. Ну ладно! Вот сряжусяИ тотчас к нему явлюся», —Говорит послам Иван.Тут надел он свой кафтан,Опояской подвязался,Приумылся, причесался,Кнут свой сбоку прицепилСловно утица поплыл.

Вот Иван к царю явился,Поклонился, подбодрился,Крякнул дважды и спросил:«А пошто меня будил?»Царь, прищурясь глазом левым,Закричал ему со гневом,Приподнявшися: «Молчать!Ты мне должен отвечать:В силу коего указаСкрыл от нашего ты глазаНаше царское добро —Жароптицево перо?Что я – царь али боярин?Отвечай сейчас, татарин!»Тут Иван, махнув рукой,Говорит царю: «Постой!Я те шапки, ровно, не дал,Как же ты о том проведал?Что ты – ажно ты пророк?Ну, да что, сади в острог,Прикажи сейчас хоть в палки, —Нет пера, да и шабалки!..» —«Отвечай же! Запорю!..» —«Я те толком говорю:Нет пера! Да, слышь, откудаМне достать такое чудо?»Царь с кровати тут вскочилИ ларец с пером открыл.«Что? Ты смел еще переться?Да уж нет, не отвертеться!Это что? А?» Тут Иван,Задрожав, как лист в буран,Шапку выронил с испуга.«Что, приятель, видно, туго? —Молвил царь. – Постой-ка, брат!..»«Ох, помилуй, виноват!Отпусти вину Ивану,Я вперед уж врать не стану».И, закутавшись в полу,Растянулся на полу.«Ну, для первого случаюЯ вину тебе прощаю, —Царь Ивану говорит. —Я, помилуй Бог, сердит!И с сердцов иной пороюЧуб сниму, и с головою.Так вот, видишь, я каков!Но, сказать без дальних слов,Я узнал, что ты Жар-птицуВ нашу царскую светлицу,Если б вздумал приказать,Похваляешься достать.Ну, смотри ж, не отпирайсяИ достать ее старайся».Тут Иван волчком вскочил.«Я того не говорил! —Закричал он, утираясь. —О пере не запираюсь,Но о птице, как ты хошь,Ты напраслину ведешь».Царь, затрясши бородою:«Что! Рядиться мне с тобою? —Закричал он. – Но смотри!Если ты недели в триНе достанешь мне Жар-птицуВ нашу царскую светлицу,То, клянуся бородой!Ты поплатишься со мной:На правеж – в решетку – на кол!Вон, холоп!» Иван заплакалИ пошел на сеновал,Где конек его лежал.

Горбунок, его почуял,Дрягнул было плясовую;Но, как слезы увидал,Сам чуть-чуть не зарыдал.«Что, Иванушка, невесел?Что головушку повесил? —Говорил ему конек,У его вертяся ног, —Не утайся предо мною,Все скажи, что за душою;Я помочь тебе готов.Аль, мой милый, нездоров?Аль попался к лиходею?»Пал Иван к коньку на шею,Обнимал и целовал.«Ох, беда, конек! – сказал. —Царь велит достать Жар-птицуВ государскую светлицу.Что мне делать, горбунок?»Говорит ему конек:«Велика беда, не спорю;Но могу помочь я горю.Оттого беда твоя,Что не слушался меня:Помнишь, ехав в град-столицу,Ты нашел перо Жар-птицы;Я сказал тебе тогда:«Не бери, Иван, – беда!Много, много непокоюПринесет оно с собою».Вот теперя ты узнал,Правду ль я тебе сказал.Но, сказать тебе по дружбе,Это – службишка, не служба;Служба все, брат, впереди.Ты к царю теперь подиИ скажи ему открыто:«Надо, царь, мне два корытаБелоярова пшенаДа заморского вина.Да вели поторопиться:Завтра, только зазорится,Мы отправимся в поход».

Тут Иван к царю идет,Говорит ему открыто:«Надо, царь, мне два корытаБелоярова пшенаДа заморского вина.Да вели поторопиться:Завтра, только зазорится,Мы отправимся в поход».Царь тотчас приказ дает,Чтоб посыльные дворянаВсе сыскали для Ивана,Молодцом его назвалИ «счастливый путь!» сказал.

На другой день утром рано,Разбудил конек Ивана:«Гей! Хозяин! полно спать!Время дело исправлять!»Вот Иванушка поднялся,В путь-дорожку собирался,Взял корыта, и пшено,И заморское вино;Потеплее приоделся,На коньке своем уселся,Вынул хлеба ломотокИ поехал на восток —Доставать тоё Жар-птицу.

Едут целую седмицу.Напоследок, в день осьмой,Приезжают в лес густой,Тут сказал конек Ивану:«Ты увидишь здесь поляну;На поляне той гора,Вся из чистого сребра;Вот сюда-то до зарницыПрилетают жары-птицыИз ручья воды испить;Тут и будем их ловить».И, окончив речь к Ивану,Выбегает на поляну.Что за поле! Зелень тутСловно камень изумруд;Ветерок над нею веет,Так вот искорки и сеет;А по зелени цветыНесказанной красоты.А на той ли на поляне,Словно вал на окияне,Возвышается гораВся из чистого сребра.Солнце летними лучамиКрасит всю ее зарями,В сгибах золотом бежит,На верхах свечой горит.

Вот конек по косогоруПоднялся на эту гору,Вeрсту, другу пробежалУстоялся и сказал:«Скоро ночь, Иван, начнется,И тебе стеречь придется.Ну, в корыто лей виноИ с вином мешай пшено.А чтоб быть тебе закрыту,Ты под то подлезь корыто,Втихомолку примечай,Да смотри же, не зевай.До восхода, слышь, зарницыПрилетят сюда жар-птицыИ начнут пшено клеватьДа по-своему кричать.Ты, которая поближе,И схвати ее, смотри же!А поймаешь птицу-жар —И кричи на весь базар;Я тотчас к тебе явлюся». —«Ну, а если обожгуся? —Говорит коньку Иван,Расстилая свой кафтан. —Рукавички взять придется,Чай, плутовка больно жгется».Тут конек из глаз исчез,А Иван, кряхтя, подлезПод дубовое корытоИ лежит там как убитый.

Вот полночною поройСвет разлился над горой,Будто полдни наступают:Жары-птицы налетают;Стали бегать и кричатьИ пшено с вином клевать.Наш Иван, от них закрытый,Смотрит птиц из-под корытаИ толкует сам с собой,Разводя вот так рукой:«Тьфу ты, дьявольская сила!Эк их, дряни, привалило!Чай, их тут десятков с пять.Кабы всех переимать —То-то было бы поживы!Неча молвить, страх красивы!Ножки красные у всех;А хвосты-то – сущий смех!Чай, таких у куриц нету;А уж сколько, парень, свету —Словно батюшкина печь!»И, скончав такую речьСам с собою, под лазейкойНаш Иван ужом да змейкойКо пшену с вином подполз —Хвать одну из птиц за хвост.«Ой! Конечек-горбуночек!Прибегай скорей, дружочек!Я ведь птицу-то поймал!» —Так Иван-дурак кричал.Горбунок тотчас явился.«Ай, хозяин, отличился! —Говорит ему конек. —Ну, скорей ее в мешок!Да завязывай тужее;А мешок привесь на шею,Надо нам в обратный путь». —«Нет, дай птиц-то мне пугнуть! —Говорит Иван. – Смотри-ка,Вишь, надселися от крика!»И, схвативши свой мешок,Хлещет вдоль и поперек.Ярким пламенем сверкая,Встрепенулася вся стая,Кругом огненным свиласьИ за тучи понеслась.А Иван наш вслед за нимиРукавицами своимиТак и машет и кричит,Словно щелоком облит.Птицы в тучах потерялись;Наши путники собрались,Уложили царский кладИ вернулися назад.

Вот приехали в столицу.«Что, достал ли ты Жар-птицу?» —Царь Ивану говорит,Сам на спальника глядит.А уж тот, нешто от скуки,Искусал себе все руки.«Разумеется, достал», —Наш Иван царю сказал.«Где ж она?» – «Постой немножко,Прикажи сперва окошкоВ почивальне затворить,Знашь, чтоб темень сотворить».Тут дворяна побежалиИ окошко затворяли,Вот Иван мешок на стол.«Ну-ка, бабушка, пошел!»Свет такой тут вдруг разлился,Что весь люд рукой закрылся.Царь кричит на весь базар:«Ахти, батюшки, пожар!Эй, решеточных сзывайте!Заливайте! заливайте!» —«Это, слышь ты, не пожар,Это свет от птицы-жар, —Молвил ловчий, сам со смехуНадрываяся. – ПотехуЯ привез те, государь!»Говорит Ивану царь:«Вот люблю дружка Ванюшу!Взвеселил мою ты душу,И на радости такой —Будь же царский стремянной!»

Это видя, хитрый спальник,Прежний конюших начальник,Говорит себе под нос:«Нет, постой, молокосос!Не всегда тебе случитсяТак канальски отличиться,Я те снова подведу,Мой дружочек, под беду!»

Через три потом неделиВечерком одним сиделиВ царской кухне повараИ служители двора,Попивали мед из жбанаДа читали Еруслана.«Эх! – один слуга сказал, —Как севодни я досталОт соседа чудо-книжку!В ней страниц не так чтоб слишком,Да и сказок только пять,А уж сказки – вам сказать,Так не можно надивиться;Надо ж этак умудриться!»Тут все в голос: «Удружи!Расскажи, брат, расскажи!» —«Ну, какую ж вы хотите?Пять ведь сказок; вот смотрите:Перва сказка о бобре,А вторая о царе,Третья… дай Бог память… точно!О боярыне восточной;Вот в четвертой: князь Бобыл;В пятой… в пятой… эх, забыл!В пятой сказке говорится…Так в уме вот и вертится…» —«Ну, да брось ее!» – «Постой!..» —«О красотке, что ль, какой?» —«Точно! В пятой говоритсяО прекрасной Царь-девице.Ну, которую ж, друзья,Расскажу сегодня я?» —«Царь-девицу! – все кричали. —О царях мы уж слыхали,Нам красоток-то скорей!Их и слушать веселей».И слуга, усевшись важно,Стал рассказывать протяжно:

«У далеких немских странЕсть, ребята, окиянПо тому ли окиянуЕздят только басурманы;С православной же землиНе бывали николиНи дворяне, ни мирянеНа поганом окияне.От гостей же слух идет,Что девица там живет;Но девица не простая,Дочь, вишь, Месяцу родная,Да и Солнышко ей брат.Та девица, говорят,Ездит в красном полушубке,В золотой, ребята, шлюпкеИ серебряным весломСамолично правит в нем;Разны песни попеваетИ на гусельцах играет…»

Спальник тут с полатей скок —И со всех обеих ногВо дворец к царю пустилсяИ как раз к нему явился,Стукнул крепко об пол лбомИ запел царю потом:«Я с повинной головою,Царь, явился пред тобою,Не вели меня казнить,Прикажи мне говорить!» —«Говори, да правду толькоИ не ври, смотри, нисколько!» —Царь с кровати закричал.Хитрый спальник отвечал:«Мы сегодня в кухне былиЗа твое здоровье пили,А один из дворских слугНас забавил сказкой вслух;В этой сказке говоритсяО прекрасной Царь-девице.Вот твой царский стремяннойПоклялся своей брадой,Что он знает эту птицу —Так он назвал Царь-девицу, —И ее, изволишь знать,Похваляется достать».Спальник стукнул об пол снова.«Гей, позвать мне стремяннова!» —Царь посыльным закричал.Спальник тут за печку стал;А посыльные дворянаПобежали до Ивана;В крепком сне его нашлиИ в рубашке привели.

Царь так начал речь: «Послушай,На тебя донос, Ванюша.Говорят, что вот сейчасПохвалялся ты для насОтыскать другую птицу,Сиречь молвить, Царь-девицу…» —«Что ты, что ты, Бог с тобой! —Начал царский стремянной. —Чай, спросонков, я толкую,Штуку выкинул такую.Да хитри себе, как хошь,А меня не проведешь».Царь, затрясши бородою:«Что? Рядиться мне с тобою? —Закричал он. – Но смотри,Если ты недели в триНе достанешь Царь-девицуВ нашу царскую светлицу,То клянуся бородой,Ты поплатишься со мной:На правеж – в решетку – на кол!Вон, холоп!» Иван заплакалИ пошел на сеновал,Где конек его лежал.

«Что, Иванушка, невесел?Что головушку повесил? —Говорит ему конек. —Аль, мой милый, занемог?Аль попался к лиходею?»Пал Иван коньку на шею,Обнимал и целовал.«Ох, беда, конек! – сказал. —Царь велит в свою светлицуМне достать, слышь, Царь-девицу.Что мне делать, горбунок?»Говорит ему конек:«Велика беда, не спорю;Но могу помочь я горю.Оттого беда твоя,Что не слушался меня.Но, сказать тебе по дружбе,Это службишка, не служба;Служба все, брат, впереди!Ты к царю теперь подиИ скажи: «Ведь для поимкиНадо, царь, мне две ширинки,Шитый золотом шатерДа обеденный прибор —Весь заморского варенья —И сластей для прохлажденья».

Вот Иван к царю идетИ такую речь ведет:«Для царевниной поимкиНадо, царь, мне две ширинки,Шитый золотом шатерДа обеденный прибор —Весь заморского варенья —И сластей для прохлажденья». —«Вот давно бы так, чем нет», —Царь с кровати дал ответИ велел, чтобы дворянаВсе сыскали для Ивана,Молодцом его назвалИ «счастливый путь!» сказал.

На другой день, утром рано,Разбудил конек Ивана:«Гей! Хозяин! полно спать!Время дело исправлять!»Вот Иванушка поднялся,В путь дорожку собирался,Взял ширинки и шатерДа обеденный прибор —Весь заморского варенья —И сластей для прохлажденья;Все в мешок дорожный склалИ веревкой завязал,Потеплее приоделся,На коньке своем уселся,Вынул хлеба ломотокИ поехал на востокПо тоё ли Царь-девицу.

Едут целую седмицу;Напоследок, в день осьмой,Приезжают в лес густой.Тут сказал конек Ивану:«Вот дорога к окияну,И на нем-то круглый годТа красавица живет;Два раза она лишь сходитС окияна и приводитДолгий день на землю к нам.Вот увидишь завтра сам».И, окончив речь к Ивану,Выбегает к окияну,На котором белый валОдинешенек гулял.Тут Иван с конька слезает,А конек ему вещает:«Ну, раскидывай шатер,На ширинку ставь приборИз заморского вареньяИ сластей для прохлажденья.Сам ложися за шатромДа смекай себе умом.Видишь, шлюпка вон мелькает.То царевна подплывает.Пусть в шатер она войдет,Пусть покушает, попьет;Вот, как в гусли заиграет —Знай, уж время наступает.Ты тотчас в шатер вбегай,Ту царевну сохватай,И держи ее сильнее,Да зови меня скорее.Я на первый твой приказПрибегу к тебе как раз,И поедем… Да смотри же,Ты гляди за ней поближе,Если ж ты ее проспишь,Так беды не избежишь».Тут конек из глаз сокрылся,За шатер Иван забилсяИ давай дыру вертеть,Чтоб царевну подсмотреть.

Ясный полдень наступает;Царь-девица подплывает,Входит с гуслями в шатерИ садится за прибор.«Хм! Так вот та Царь-девица!Как же в сказках говорится, —Рассуждает стремянной, —Что куда красна собойЦарь-девица, так что диво!Эта вовсе не красива:И бледна-то и тонка,Чай, в обхват-то три вершка;А ножонка-то ножонка!Тьфу ты! Словно у цыпленка!Пусть полюбится кому,Я и даром не возьму».Тут царевна заигралаИ столь сладко припевала,Что Иван, не зная как,Прикорнулся на кулак;И под голос тихий, стройныйЗасыпает преспокойно.

Запад тихо догорал.Вдруг конек над ним заржалИ, толкнув его копытом,Крикнул голосом сердитым:«Спи, любезный, до звезды!Высыпай себе беды!Не меня ведь вздернут на кол!»Тут Иванушка заплакалИ, рыдаючи, просил,Чтоб конек его простил.«Отпусти вину Ивану,Я вперед уж спать не стану». —«Ну, уж Бог тебя простит! —Горбунок ему кричит. —Все поправим, может статься,Только, чур, не засыпаться;Завтра, рано поутру,К златошвейному шатруПриплывет опять девица —Меду сладкого напиться.Если ж снова ты заснешь,Головы уж не снесешь».Тут конек опять сокрылся;А Иван сбирать пустилсяОстрых камней и гвоздейОт разбитых кораблейДля того, чтоб уколоться,Если вновь ему вздремнется.

На другой день, поутру,К златошвейному шатруЦарь-девица подплывает,Шлюпку на берег бросает,Входит с гуслями в шатерИ садится за прибор…Вот царевна заигралаИ столь сладко припевала,Что Иванушке опятьЗахотелося поспать.«Нет, постой же ты, дрянная! —Говорит Иван, вставая. —Ты вдругорядь не уйдешьИ меня не проведешь.»Тут в шатер Иван вбегает,Косу длинную хватает…«Ой, беги, конек, беги!Горбунок мой, помоги!»Вмиг конек к нему явился.«Ах, хозяин, отличился!Ну, садись же поскорей!Да держи ее плотней!»

Вот столицы достигает.Царь к царевне выбегает.За белы руки берет,Во дворец ее ведетИ садит за стол дубовыйИ под занавес шелковый,В глазки с нежностью глядит,Сладки речи говорит:«Бесподобная девица!Согласися быть царица!Я тебя едва узрел —Сильной страстью воскипел.Соколины твои очиНе дадут мне спать средь ночиИ во время бела дня,Ох, измучают меня.Молви ласковое слово!Все для свадьбы уж готово;Завтра ж утром, светик мой,Обвенчаемся с тобойИ начнем жить припевая».

А царевна молодая,Ничего не говоря,Отвернулась от царя.Царь нисколько не сердился,Но сильней еще влюбился;На колен пред нею стал,Ручки нежно пожималИ балясы начал снова:«Молви ласковое слово!Чем тебя я огорчил?Али тем, что полюбил?О, судьба моя плачевна!»Говорит ему царевна:«Если хочешь взять меня,То доставь ты мне в три дняПерстень мой из окияна!» —«Гей! Позвать ко мне Ивана!» —Царь поспешно закричалИ чуть сам не побежал.

Вот Иван к царю явился,Царь к нему оборотилсяИ сказал ему: «Иван!Поезжай на окиян;В окияне том хранитсяПерстень, слышь ты, Царь-девицы.Коль достанешь мне его,Задарю тебя всего». —«Я и с первой-то дорогиВолочу насилу ноги —Ты опять на окиян!» —Говорит царю Иван.«Как же, плут, не торопиться:Видишь, я хочу жениться! —Царь со гневом закричалИ ногами застучал. —У меня не отпирайся,А скорее отправляйся!»Тут Иван хотел идти.«Эй, послушай! По пути, —Говорит ему царица, —Заезжай ты поклонитьсяВ изумрудный терем мойДа скажи моей родной:Дочь ее узнать желает,Для чего она скрываетПо три ночи, по три дняЛик свой ясный от меня?И зачем мой братец красныйЗавернулся в мрак ненастныйИ в туманной вышинеНе пошлет луча ко мне?Не забудь же!» – «Помнить буду,Если только не забуду;Да ведь надо же узнать,Кто те братец, кто те мать,Чтоб в родне-то нам не сбиться».Говорит ему царица:«Месяц – мать мне. Солнце – брат».«Да смотри, в три дня назад!» —Царь-жених к тому прибавил.Тут Иван царя оставилИ пошел на сеновал,Где конек его лежал.

«Что, Иванушка, невесел?Что головушку повесил?» —Говорит ему конек.«Помоги мне, горбунок!Видишь, вздумал царь жениться,Знашь, на тоненькой царице,Так и шлет на окиян, —Говорит коньку Иван, —Дал мне сроку три дня только;Тут попробовать изволь-каПерстень дьявольский достать!Да велела заезжатьЭта тонкая царицаГде-то в терем поклонитьсяСолнцу, Месяцу, притомИ спрошать кое об чем…»Тут конек: «Сказать по дружбе,Это – службишка, не служба;Служба все, брат, впереди!Ты теперя спать поди;А назавтра, утром рано,Мы поедем к окияну».На другой день наш ИванВзяв три луковки в карман,Потеплее приоделся,На коньке своем уселсяИ поехал в дальний путь…Дайте, братцы, отдохнуть!

Часть третья