Колдун - Ольга Григорьева

Решение Ярополка не понравилось никому, но молчали…

А затем тихой ветряной поступью опавших листьев подкрался Большой Овсень. Подошла к концу жатва, и наступило время свадеб да приготовлений к воинским походам. В эти дни Ярополк собрал первый Совет. И Егошу на него пригласил.

Тусклым, умирающим светом солнце просачивалось в горницу, лениво ползало лучами по вспотевшим лицам нарочитых. А они не замечали – спорили. Давно готовые к походу на Новый Город, нарочитые требовали от князя войны, а чующие, где можно поживиться, торгаши-бояре – свадьбы. Ярополк метался, меж спорящими и сам не ведал, что выбрать. Хотелось к красавице невесте, но еще больше хотелось отомстить нахальному брату… Распахнувшаяся дверь дунула на собравшихся свежим ветерком, охладила разгоряченные лица.

– Князь! – Высокий взлохмаченный гонец влетел в горницу, склонился перед Ярополком. – Владимир оставил Новый Город!

Все сразу смолкли. Недоумевая, Ярополк сдвинул тяжелые брови, уставился на гонца.

– Новгородец прознал о твоем походе, – задыхаясь, передавал тот, – и утек за море. Упредил его твой бывший кметь, именем Потам.

От его слов зашумел даже воздух в горнице. Перебивая друг друга, закричали и воины, и бояре. Кто-то называл Потама предателем, кто-то, наоборот, считал, что он – спаситель невинных жизней. Подняв руку, Ярополк гаркнул:

– Цыц! Как бы там ни было, а отныне над всей Русью один князь – я! Может, к лучшему, что сбежал брат, не овиноватил меня своей кровью… И коли так, то решать нам более нечего. В Полоцк пойду, к Рогнеде!

Варяжко обрадовался. Полоцк, Настена… Он помнил девчонку так отчетливо, словно виделся с ней лишь вчера. Во сне не давали покоя ее чистые, большие глаза, маленькие руки нежно гладили лицо, а голос шептал: «Милый мой, любый…» Наконец-то он увидит ее не во сне! Наяву сможет прижать к груди, высказать скопившуюся на сердце тягучую, сладостную боль!

– Возьму сторожевую сотню, Варяжкину ватагу и сотню Рамина, – решительно пресек возникшие было споры Ярополк.

– А меня, князь? – спросил Егоша.

Ярополк перевел на него темные глаза, улыбнулся:

– Тебе окажу большую честь! Хочу отправить тебя в Новый Город. Будешь там вершить мое слово. А чтобы тебе не скучно было – возьми с собой любую сотню!

Сотню?! Егоша вздрогнул. Ярополк предлагал ему слишком много, но лишал самого главного – того, ради чего Егоша столько месяцев страдал, ради чего выслуживался, не жалея ни себя, ни других.

Просить Ярополка ему не хотелось – еще начнет расспрашивать, выпытывать, а Егоша уже и сам не знал, где в его истории правда, а где ложь, где явь, а где вымысел… Он взглянул на Рамина. Вот кого возьмет в Полоцк Ярополк! А зачем Рамину в Полоцк? Никто его там не ждет, и он ни с кем встречи не жаждет! Почему же он поедет, а Егоша нет?!

Быстро, пока Ярополк не заговорил о другом, Егоша выпалил:

– Не гони меня, князь, не рви мне сердце! Возьми к своей невесте, дай на ее красу да на твою радость полюбоваться!

Лесть сладкой волной натекла на Ярополка, окрасила его щеки румянцем:

– Я тебя не гоню – честь оказываю, сотню даю… Растолкав удивленных нарочитых, Егоша бросился к нему в ноги:

– Нет выше чести, чем тебе служить! Коли впрямь почтить меня хочешь – дай мне сотню Рамина, хоть на время похода, и возьми с собой! Небось Рогнеде милей на молодых сотников поглядеть, чем на посеченных шрамами стариков!

Варяжко ахнул. На его глазах Выродок пытался спихнуть Рамина! А князь улыбался подлецу, раздумывал над его наглыми словами! Как же так?! Старый сотник еще со Святославом в походы на хазар ходил, люльку с младенцем Олегом качал!

Сам Рамин, не веря, глядел на согнутую Егошину спину, кусал губы, но молчал.

– Что ты?! – мягко пожурил зарвавшегося гридня Ярополк. – Ты мне люб, но и Рамина обидеть не могу! Он мне верой и правдой много лет служил!

Егоша почуял – князь на перепутье, сдался:

– Тогда прими меня в его сотню, хотя бы кметем простым! Хочу тебе служить и в горе, и в радости! Не нужны мне высокие новгородские стены, не нужны почести!

Ярополк просветлел:

– Будь по-твоему! Только не простым ратником станешь ты у Рамина, а десятником!

До самого вечера в княжьей горнице шли споры о том, кто пойдет впереди обоза, кто повезет дары, кто двинется с самим Ярополком, но он уже ничего не слышал. Ликование билось внутри болотника, распирало, заглушало чужие голоса. Он забыл, где находится. Мнил себя в Полоцке рядом с сестрой, представлял, как она удивится, когда узнает, что брат – десятник в дружине великого киевского князя. Небось распахнет в изумлении голубые глаза, а потом кинется на шею и заплачет от радости: «Братец, братец!»

За этими думами он не заметил, как Совет кончился, и выговорившиеся нарочитые потянулись гуськом во двор.

– Эй, Выродок!

Егоша очнулся. Стоя в дверях, Рамин настойчиво подзывал его к себе. Болотник вздохнул, тяжело поднялся из-за стола. Холодный ветер скользнул по лицу парня, напомнил о Блазне. Где-то нынче непоседливый нежить?

Рамин взял Егошу за плечи, назидательно сказал:

– Отныне я твой первый указ!

– Знаю. – Егоша не понимал, чего добивается старик. «Первый указ десятнику – его сотник» – это ведали даже глазеющие на воев ребятишки…

Рамин ухмыльнулся в усы:

– А коли так, вот тебе мое решение. В Полоцк ты не войдешь. Возьмешь свою десятку, отправишься с обозом до реки Березины, а оттуда двинешься к радмичам – с тамошнего люда подарки к свадьбе собирать. В Смоленске сыщешь боярина Просека, он тканей обещал, и к Хирвичу заглянешь, он – божьей волей кузнец, такие дива делает, что Рогнеда ахнет, на них взглянув!

У Егоши оборвалось сердце. Не за дарами посылал его старый вой. Разгадал он Егошину хитрость – понял, что болотник рвался в Полоцк.

Разрезая душу, полоснула боль, едва сумел выдавить:

– За что?

Уже не таясь, Рамин ухмыльнулся:

– А ты не знаешь?! Кто Улиту оговорил? Кто все Потамово добро к рукам прибрал? Разве не ты?! А кто ныне хотел сотней моей завладеть? Может, опять не ты? Чего же теперь дивишься? Сам ведаешь – кто кого сожрет, тот и прав. Нынче я тебя сожрал!

Гордясь собой, он отвернулся и пошел прочь. Первый исполох прошел у Егоши не скоро. Уж слишком поверил болотник в исполнение радостных надежд, слишком спокойно себя чувствовал. Рамин ударил исподтишка, нежданно, пытаясь отплатить ему той же монетой, которой Егоша сам нередко пользовался. Просчитался старик в одном – болотник от людей не ждал добра, поэтому новость не смяла его, не сломила, а, лишь немного напугав, заставила задуматься. Чиня обиду ему, Рамин сам копал себе западню…