Ангел-хранитель - Алина Егорова

«Может, спрятать ее на яхте?» – осенило Ренату. Какой бы заманчивой идея ни выглядела, от нее ей тоже пришлось отказаться – если таможенники найдут контрабанду на судне, неприятности возникнут у ее владельца, а господин Мартынов – человек серьезный, с ним лучше не связываться – себе дороже.

– Что ты тут делаешь? – поинтересовался Дима. Он возник неожиданно и в очень неподходящий момент.

Рената испугалась и не нашлась, что ответить.

– Я? Э-э… А ты не знаешь, в каком районе мы причалим? – перевела она тему.

– В яхт-клубе причалим, где же еще? «Аполлинарий» ведь тоже из нашего клуба. У него стоянка за центральным зданием, напротив ресторана. Вот туда мы и придем.

– А таможня?

– Далась она тебе! Мы ее уже прошли, и больше нам эта радость не грозит.

– Точно?! – не поверила Рената.

– Точнее некуда. Я не в первый раз в походе.

Словно бы прямо из воды появились новостройки Васильевского острова. На противоположном берегу шумела дискотека. По гладкой, переливавшейся в лучах вечернего солнца воде величественно шел «Аполлинарий». Он покружил перед своим боном, чтобы вписаться в узкий промежуток между такими же шикарными парусниками, как и он сам, и аккуратно пришвартовался кормой.

Несмотря на позднее время, было еще довольно светло. Рената подумала, что скоро закроют метро и придется добираться домой на такси. Мысли о картине вытеснило на второй план, они уступили место заботам о предстоявшем ей пути домой. Но ее планы были нарушены, пришлось задержаться. Традиция требовала отметить удачное возвращение из плавания.

– За окончание похода! – поднял стопку капитан «Аполлинария». Далее последовали тосты за твердую землю под ногами и за тех, кто в море.

За широким столом в кают-компании время понеслось незаметно. Улыбчивые лица пьяных мужчин, веселые женщины, песни, байки – все закружилось шумным хороводом, и Рената напрочь забыла о своих переживаниях и об экспонате из музея, лежавшем в ее рюкзаке.

– Я великолепна! Я – самая лучшая! Я – самая красивая! Я – само совершенство! Повторяй за мной, что ты молчишь?

– Я самая лучшая, самая красивая, самая… – Арина неуверенно посмотрела на себя в зеркало. – Но ведь это не так!

– С чего ты взяла, что это не так?

– Я же вижу.

– Что ты видишь? – спокойно спросила Рената, теряя терпение.

– Лицо, ноги, волосы, веснушки…

– Конкретнее. Чем тебя не устраивает твое прекрасное лицо?

– Оно такое… – Арина замялась, подбирая слова, – невыразительное!

– Невыразительное – так придай ему выразительности! Посмотри на себя. Да не так! Взгляд должен быть сияющим. Если смотреть на мир с унынием, ничего хорошего не увидишь. Лицо по-настоящему становится красивым, лишь когда оно светится от радости. Тебе есть чему радоваться. Хотя бы своей молодости и здоровью, а это очень немало. Ну-ка, улыбнись!

Арина попыталась изобразить улыбку, но у нее это получилось неубедительно.

– Нет, так не пойдет. Ты должна полюбить жизнь и себя в этой жизни.

– Себя?

– Именно. Пока ты сама себя не полюбишь, тебя не полюбит никто. Повторяй: «Я люблю себя, я достойна любви, я достойна всего самого лучшего!»

Рената поражалась, насколько сильно у Арины занижена самооценка. Кто ей вдолбил в голову такое непозволительное отношение к себе? Успех не для нее, материальное благополучие тоже, о счастье и мечтать не стоит! И вообще, в этой жизни ничего хорошего ей не светит, для этого она не в той семье уродилась – не в богатой и преуспевающей, а в средненькой, а значит, и в жизни может рассчитывать только на все самое средненькое. Перед Ренатой стояла молодая симпатичная особа – и верила, что она никому неинтересна. Поэтому, чтобы не остаться старой девой, ей следует ухватиться за любого мужчину, посмотревшего в ее сторону.

После похода на яхте Рената нашла Арину, чтобы с ее помощью вернуть полотно в музей. К счастью, там еще не хватились пропажи, и все обошлось благополучно. На этом их общение и закончилось бы, но состояние Арины ее встревожило не на шутку.

Бурной радости от разрешения проблемы с картиной не хватило, чтобы скрыть другую великую печаль Арины. Она продолжала страдать по Денису и надеяться на его возвращение. Это было уже слишком! Мошенник, чуть не сломавший ей жизнь, до сих пор воспринимался Ариной как единственный и неповторимый мужчина, лучше которого и быть никто не может! Девушка по-прежнему любовалась его снимком в своем мобильном телефоне, и это не ускользнуло от Ренаты.

– Это и есть Денис? – поинтересовалась она, глядя на экран.

С экрана на нее смотрела хорошо знакомая физиономия. Рената не очень-то и удивилась. Она уже с некоторых пор не сомневалась, что это сделал именно он.

Есения оказалась права: для Арины картина стала настоящим кошмаром. Днем она постоянно думала о ней, а ночью полотно ей снилось. Все мысли девушки были о картине и Денисе. Она никак не могла вырваться из замкнутого круга: появится Денис и принесет «Зимнее утро»; без Дениса не вернуть картину; не будет картины – не будет покоя. Вообще ничего не будет: ни покоя, ни любви, ни счастья. Арина была в отчаянии и не знала, что делать. Она молилась на свой телефон и поминутно смотрела на него в ожидании звонка. У нее уже начались галлюцинации: Арине казалось, что звонит телефон, она бросалась принять звонок, но телефон упрямо молчал.

– Ало! Денис?! – закричала она в трубку. На этот раз ей ответили. У Арины упало сердце – голос, которого она так долго ждала, принадлежал не Денису.

– Арина, нам надо встретиться, – сказала Рената, – приходи ко мне в центр.

– Хорошо, – меланхолично ответила она.

Предложение психолога девушка восприняла без энтузиазма. Арина не стала спрашивать, зачем она понадобилась Ренате – ей сейчас было все равно.

Арина не поверила своим ушам, когда Рената сообщила: она нашла «Зимнее утро». Но как?! Это же невозможно! Тем не менее полотно лежало перед ней. То самое – с искрящимся пушистым снегом, ярким солнцем, деревянными избами, лихими конями в бубенцах и румяным мужиком на санях.

– Так не бывает, – прошептала девушка.

– Не бывает, – согласилась Рената, – но тебе повезло. Судьба иногда преподносит подарки, и случается самое невероятное.

– Что же мне делать?

– Верни полотно в музей и больше не совершай таких глупостей.

– Да, конечно… Я все поняла. Спасибо тебе, Рената!

Арина как завороженная смотрела на лежавший перед ней холст. В ее душе словно окошко промылось, и сквозь него наконец-то проник свет. Ей показалось, что ангел ее простил.

1945 г.

Уехать из Верховья, не посетив того места, которое послужило ему пристанищем в годы войны, Архип не мог. Он отправился к проклятым холмам. Отыскал заросший бурьяном лаз в подвал разрушенной церкви. Подвал оказался очень тесным и холодным. Как он тогда в нем не замерз, непонятно! Тряпки, которыми укрывала его Варвара, хорошо согреть не могли… Стоять там в полный рост было невозможно из-за низкого потолка. Он присел на деревянную лавку, на которой тогда лежал в забытьи. Здесь могла бы оборваться его жизнь, но он выжил. Ни матери, ни дома у него больше нет, и справедливости на свете тоже нет. На душе – тоска и глухая боль.

Свет карманного фонаря выхватил из темноты небольшой сверток, приткнутый в углу среди какого-то барахла. С виду – тряпка как тряпка, только по ее твердости понятно, что в нее что-то завернуто. Архип, сам не зная зачем, взял сверток в руки и развернул. Он увидел картину: солнечный деревенский пейзаж. Архип вспомнил свой сон об этой картине. Он ему приснился тогда здесь, в этом подвале. Оказывается, это был не сон! Варвара с ним часто разговаривала, словно знала, что он все слышит. Калинкин воспринимал ее голос сквозь сон. Что-то он помнил четко, а что-то провалилось в его памяти, как в бездне. Архип разбирался в искусстве и по характерной манере письма догадался, что это работа Кустодиева. Да, именно о ней говорила Варвара! Картина была подарена ее мужу. Он погиб, наследников нет. Архип задумался: вправе ли он взять полотно себе? Получалось, что нет, но оставить ее в подвале – это тоже неправильно. «Передам ее в Третьяковку», – решил он.

Калинкину выделили комнату в коммунальной квартире. Ему повезло: квартира была небольшой, поэтому и жильцов она вмещала мало – всего четыре семьи и сам Калинкин. С местоположением дела обстояли хуже – неуютная Хитровка вместо милого его сердцу Цветного бульвара, где он жил раньше. Он был не единственным из своего класса, кто ушел на фронт, но выжить удалось не всем. Те, кто вернулся с фронта и из эвакуации, быстро повзрослевшие и хлебнувшие горя, устраивались на работу кто куда. Все – без специальностей, доучивались в вечерних школах. Мальчики шли в ученики токарей и слесарей, девочки обучались на швей, малярш, наладчиц станков. Архип в юности учился в художественной школе, и преподаватели нередко отмечали его талант. Ему нравилось рисовать, но становиться художником он не собирался. Он мечтал быть футболистом или летчиком-испытателем. Футбол остался увлечением, а о летном училище из-за перенесенных ранений ему пришлось забыть. Никакая другая специальность его не прельщала, и Архипу стало все равно, кем быть. Он уже собрался было податься в токари, как вдруг получил интересное предложение. Его разыскал Павел Иванович, учитель графики из его художественной школы. Калинкин даже отпрянул, увидев педагога – так сильно тот изменился. Павел Иванович был еще не старым – всего сорока лет, но голова у него уже была седая, как у старика. На лице застыло скорбное выражение, отсутствовала правая рука. Чем-то родным повеяло на Калинкина от этого человека, он был ниточкой из той, прошлой жизни, в которой еще никто из них не знал горя.