Только после Вас. Всемирная история хороших манер - Ари Турунен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Люди не приспособлены к тому, чтобы жить в огромных муравейниках, где копошатся сотни тысяч таких же, как они. Наше поведение развивалось таким образом, чтобы мы умели взаимодействовать в небольших, до ста человек, общинах, где все члены сообщества знают друг друга лично. В крупных же городах человек постоянно находится в состоянии стресса, поскольку ему ежедневно приходится сталкиваться с бесчисленным количеством незнакомцев. Невозможно наладить даже самую поверхностную связь со всеми, кого за день встречаешь на пути, и поэтому мы просто не обращаем на них внимания. В книгах по этикету, например в «Парижской книге домоводства» (Le Ménagier de Paris), можно найти похожие советы о том, как «не обращать внимания на людей». Взять, к примеру, инструкции, которым должны были следовать молодые девушки, отправляясь в церковь в средневековом Париже.
Передвигаясь по улице, держи голову поднятой, а взгляд опущенным и неподвижным. Смотри прямо на четыре туаза[10] вперед, не верти головой ни направо, ни налево, не бросай взгляды во все стороны, ни на мужчин, ни на женщин, не смейся и не останавливайся ни с кем поболтать на улице. Прибыв в церковь, выбери место настолько уединенное, насколько лишь возможно. Расположись вблизи прекрасного алтаря или статуи и оставайся там, не меняя места и не двигаясь; голову держи прямо, лишь губы должны беспрестанно двигаться, произнося гимны и молитвы. Также помни, что глаза должны быть устремлены либо в молитвенник, либо на находящуюся поблизости фигуру святого; не бросай взгляды ни на мужчин, ни на женщин, ни на росписи в храме, веди себя скромно, без ханжества или жеманства.
Парижская книга домоводства (1392–1394)
Эти советы, которые датируются еще XIV в., ясно показывают всю важность зрительного контакта при привлечении внимания или попытке его избежать. Теоретически считается учтивым, общаясь с кем-либо, смотреть ему в глаза, однако на практике дело обстоит не совсем так: обычно при разговоре лицом к лицу мы не сверлим человека глазами, не пялимся на него не отрываясь, а лишь бросаем время от времени короткие взгляды, чтобы проверить реакцию собеседника на то, что говорим. Вежливый поклон на самом деле также является способом уклониться от прямого зрительного контакта, поскольку длительный взгляд в упор считается признаком открытой недоброжелательности. Недаром, случайно столкнувшись взглядами с незнакомцем, мы стараемся быстро отвести глаза. Если же один человек продолжает сверлить другого взглядом, то тот, на которого смотрят, может начать нервничать. Только очень агрессивный индивид может долго и пристально смотреть в глаза незнакомцу.
Агрессивность толпы
В крупных городах человек обычно опасается прикосновений со стороны незнакомцев. Мы стараемся избегать чужаков, поскольку не знаем, как они себя поведут – дружелюбно или враждебно. Если кто-то вызывает у нас симпатию или же возникла потребность в контакте, мы пытаемся приблизиться к этому человеку, но сразу же формально просим нас простить за такое вторжение на личную территорию: «Извините, но…» Ответом на попытку контакта может стать негативная реакция. Страх прикосновений укоренился в нас очень глубоко, и он не исчезает даже после того, как человек устанавливает для себя границы своего собственного личного пространства.
Однако, как бы парадоксально это ни прозвучало, человек освобождается от вышеупомянутого страха, будучи частью толпы. Элиас Канетти, нобелевский лауреат, исследовавший поведение толпы и механизмы власти, считал, что это единственная ситуация, в которой присущая нам боязнь незнакомцев превращается в противоположное, позитивное чувство. Человеку хочется ощутить свою причастность, почувствовать сплоченность тел в тот момент, когда кажется, что толпа – это единый огромный организм. В подобной ситуации страх становится силой, а поведение толпы приобретает агрессивный характер.
В качестве примера можно привести хотя бы демонстрации, во время которых людей нимало не волнуют чужие прикосновения, поскольку собравшаяся толпа выступает за общее дело, «словно единый огромный организм», как писал Канетти. Однако наряду с этим демонстрации легко превращаются в беспорядки, причем зачастую происходит это по совершенно ничтожным причинам. Нередко манифестанты, вышедшие на мирную акцию протеста, чтобы защитить какие-либо моральные и этические ценности, забрасывают камнями и бутылками полицейских и вступают с ними в драки.
Агрессивное поведение толпы также является пережитком тех времен, когда члены общины вместе охотились. Позже такая модель поведения практиковалась во время коллективных казней, в которых участвовали все члены единого сообщества: таких, например, как побивание камнями. В определенном смысле все публичные казни можно считать коллективными: настоящим палачом является публика, собравшаяся посмотреть на последние минуты приговоренного к смерти.
Во время пыточных церемоний толпа также играла важную роль, поскольку целью пыток было преподать урок абсолютно каждому, вне зависимости от сословия. Народ требовал доступа к лобному месту и протестовал, получив отказ, особенно если пыткам предполагалось подвергнуть какое-либо высокопоставленное лицо, ибо в этом случае собравшиеся могли подозревать, что наказание будет приведено в исполнение недостаточно строго. В ряде стран, например во Франции и Англии, зрители имели право принять участие в пытках. После того как осужденный был подвергнут публичному унижению, его могли отдать на растерзание толпе.
Еще в XVIII в. на место казни отправлялись словно на пикник. Люди с восторгом внимали тому, как бранились и кричали жертвы экзекуций: особенное удовольствие им доставляло слушать, как жертва проклинает власть, короля и церковь. Также поведение толпы, наблюдающей за казнью, было агрессивным: люди дрались, выбивали друг другу зубы, а некоторых и вовсе затаптывали насмерть. Среди публики, пришедшей поглазеть на то, как лишают жизни им подобных, были представители самых разных сословий и классов, от дворян до простолюдинов, в том числе и дети.
В XVIII в. характер публичных казней изменился. Издевательства над жертвами отошли в прошлое, а плаха теперь пробуждала скорее отвращение, чем любопытство. Пытки стали восприниматься как проявление жестокости, и к концу столетия во многих европейских странах они были запрещены.
В XIX в. казнь как зрелище исчезла с подмостков, экзекуции перестали быть публичным спектаклем, вызывающим отвращение у большинства зрителей. По мнению философа Мишеля Фуко, ритуал публичных казней действовал на людей двояко: с одной стороны, приучал народ
