Никита. Побеждая страх (СИ) - Бонк Теона

— Я хотела нашего ребенка! Я бы никогда намеренно...

— Я знаю, знаю, — ее горячие слезы пропитывают мою рубашку.

Поднимаю ее на руки и несу к своему внедорожнику. Не желаю выпускать ее из рук, но мне нужно поскорее добраться до дома. Аккуратно укладываю ее за заднее сиденье и несусь домой, нарушая не одно правило дорожного движения.

Накануне моего отъезда все было в порядке. Неужели это случилось, как только я уехал? Она два дня носила это в себе? Почему она ничего мне не сказала? Я бы приехал в тот же день!

— Зачем ты привез меня к себе? — она спрашивает, когда я укладываю ее на кровать и снимаю с нее одежду.

— Шшш. Залезай под одеяло, — говорю, быстро стягивая с себя шмотки и ложась рядом с ней. — Иди ко мне, — притягиваю ее к себе и глажу по плечам и спине. — Поспи, Юля! Тебе нужно немного отдохнуть.

Я вижу, что она очень устала. Эмоциональная травма и физический стресс едва не уничтожили ее. И она боролась с этим одна в течение нескольких дней. Не похоже, что она рассказала хоть кому-то об этом. По крайней мере, она не поделилась этим со своей лучшей подругой. Это точно. Иначе я бы уже знал.

Ее тело продолжает сотрясаться рыданиями, которые не дают прийти спасительному сну. Сейчас это первое, в чем она нуждается.

— Ты, наверное, рад, — ее горькое бормотание сковывает меня. — Теперь ты можешь быть свободен.

— Не рад я, глупенькая. Не рад.

Когда примерно через час рыданий в мою грудь, сменившихся на тихие всхлипы, она полностью расслабляется, прижавшись ко мне, я знаю, что она наконец заснула. И только тогда я позволяю своим слезам пролиться.

Еще через час заставляю себя разомкнуть объятия, встать и пойти на кухню. Я должен приготовить что-то поесть. Уверен, она сегодня ничего не ела. И, скорее всего, вчера тоже. Как бы сейчас пригодилась мамина стрепня! Мой холодильник почти пуст. Все, что я нахожу, замороженная курица, лук и картошка. Что ж, попробую сварить суп.

Когда солнце опускается ниже, окрашивая кухню в мягкие оттенки света, и на плите стоит что-то похожее на куриный суп, я слышу звуки из спальни. Радуясь, что Юля проспала несколько часов подряд, вхожу в комнату, но моя радость быстро гаснет, когда я вижу то, что она держит в руках.

— Что это, Никита? — она спрашивает с болью в голосе.

— Не надо, Юль. Положи это, — прикрываю глаза рукой.

— Я… я случайно увидела. Это торчало из-под кровати, — она выглядит совершенно убитой. — Подожди! Здесь еще… и еще… так много, — в ее глазах появляются слезы. — Что это, Никита?

40

ЮЛЯ

Еще не открыв глаза, я ощущаю, что одна в комнате. Неужели после того как он выполнил свою миссию и успокоил меня, он ушел? В его глазах, в его голосе я видела боль. Может быть, он и не хотел ребенка с самого начала, но сейчас он скорбел вместе со мной.

Однако, это не должно вводить меня в заблуждение. Пока мы не узнали о беременности, в его планы не входило оставаться со мной. Он никогда не признавался мне в любви. Единственной причины, по которой он мог бы остаться, больше не существует.

Точно так же, как сейчас Никита выскользнул из этой постели, он уйдет из моей жизни. Лучше держаться за эту мысль, чем питать ложные надежды, которые могут уничтожить меня окончательно.

Опускаю ноги на пол и тянусь почесать лодыжку. Мое внимание привлекает что-то, на чем пляшет луч заходящего солнца. Тяну за глянцевый краешек и достаю фотографию, лежащую на коробке из-под обуви. С нее на меня смотрит красивая молодая девушка. Кто она? Зачем Никите хранить ее фото под кроватью?

— Что это, Никита? —  спрашиваю, когда он входит в комнату. Не могу скрыть боль в голосе. Мне не нужно ждать ответ. Кажется, я и так уже догадалась.

— Не надо, Юль! Положи это, — сильные эмоции на его лице только подтверждают мои догадки.

— Я случайно увидела. Это торчало из-под кровати, — не хочу, чтобы он думал, что я рылась в его вещах. Это не мое дело, и это слишком больно, но лучше выяснить все до конца прямо сейчас. — Подожди! Здесь еще… и еще... так много. Что это, Никита? — открываю коробку и нахожу десятки фотографий. И на каждой — она. Некоторые снимки выглядят особенно потрепанными, словно их брали в руки сотни раз.

— Оставь это! Я приготовил тебе суп. Тебе нужно поесть. Пойдем! — он старается говорить ровным голосом, но я вижу, как тяжело вздымается его грудь.

— Нет! Кто эта девушка? Что она значит для тебя? Вот поэтому ты не хотел серьезных отношений? Ты любишь ее? — смотрю на него выжидательно, но он молчит. — Зачем... зачем ты так со мной?

Вскакиваю и несусь мимо него в коридор, протискиваясь в дверном проеме, стараясь не прикоснуться к нему. Хватая сумочку, слышу его голос за спиной:

— Это Полина.

Мне все равно как ее зовут, — бурчу себе под нос, зашнуровывая кеды.

Когда я распахиваю входную дверь, он надломленным голосом говорит:

— Ты все не так поняла, Юля! Это просто память. Она умерла. Очень давно.

Облокачиваюсь на распахнутую дверь, чтобы не упасть.

— Прости, — хриплю.

— Говорят, это был несчастный случай, — медленно закрываю дверь и смотрю в его измученные глаза, когда он продолжает. — Она оказалась не в то время и не в том месте. Но ничего случайного в том, что произошло, нет!

— Никита! Мне так жаль!

— Ты хотела все знать обо мне? Так слушай! В тот вечер Полина пошла выгуливать собаку. На пустырь за гаражами. Там многие гуляют с собаками, но я запрещал ей ходить туда поздно вечером. Я должен был сам выгулять этого чертова пса! — он прислоняется к стене коридора и замолкает, глядя куда-то сквозь меня. — Она наткнулась на нелегальную сделку. Пара мелких шестерок пытались сбыть несколько стволов и демонстрировали их в деле, стреляли по банкам. Боевыми! — его дыхание учащается, а глаза холоднеют. — У них не было намерения убивать ее. Просто шальная пуля. Так мне сказали.

— Никит... — хочу подойти к нему, но не смею. Он никогда так много не говорил. И никогда не разговаривал со мной так откровенно.

— Когда я нашел ее, она лежала там одна в траве, вся в крови. Пуля попала прямо в живот, — он запинается на этом слове. — в нашего ребенка. Когда я привез ее в больницу, она сама чуть не умерла от потери крови, но мы справились. Спустя несколько дней Полина пошла на поправку. Мы были убиты горем от потери ребенка, но она была жива, и для меня это было самое главное. Все эти дни, что она боролась за жизнь, я искал тех, кто это сделал. Я знал, чьи это были люди. Только один человек торговал оружием на этой территории. Никто другой не посмел бы перейти ему дорогу. Без сомнения, это были его подчиненные... В один день, когда я пришел навестить Полину в больницу, все, что я нашел — пустая кровать. Мне сказали, ее перевели из интенсивной терапии в отделение реанимации, так как у нее внезапно начался острый сепсис. Она угасала прямо на глазах. Врачи ничего не могли сделать... — он откашливается перед тем, как продолжить. — Спустя два дня Полина умерла от септического шока. В результате разбирательств было установлено, что врачи не виноваты. Ты понимаешь, Юля? Они не виноваты в том, что занесли ей инфекцию! — от его внезапного удара кулаком в стену я подпрыгиваю. — Это просто стечение обстоятельств. У нее был ослабленный организм, и она относилась к группам повышенного риска, будучи беременной.

— О Боже! — я стремлюсь к нему, хочу дотянуться, но он делает шаг назад.

— Не надо. Не надо меня жалеть. Это еще не все. Теперь, когда этот ящик Пандоры открыт, ты должна узнать все до конца обо мне! — меня начинает трясти от того, каким безжизненным становится его тон, когда он продолжает. — Когда они умерли, часть меня, что способна любить, тоже умерла. И никто, бл**ть, никто не был в этом виноват. Просто одна случайная пуля, просто еще один случай в статистике смертей от сепсиса в больнице. Такое случается, вот, что мне ответили. Я просто слетел с катушек тогда, — он закрывает лицо ладонями и замолкает. Примерно через минуту слышу его приглушенный голос. — Я должен был найти виновных, должен был наказать кого-то за это... Я обратился за помощь к тому, кого всегда считал по другую сторону от себя, преступником, но кто твердил мне, что после того, что я сделал для него однажды, я всегда могу прийти к нему в самую трудную минуту. Я пришел к Максиму. Он помог мне найти их, тех двоих шестерок. И помог скрыть улики, когда я убил их голыми руками. Вот, кто я такой! Убийца! Вот почему я уволился. Я не смог больше работать в полиции после того, что сделал. Я несколько раз порывался во всем признаться, но Макс всегда останавливал меня. Меня и сейчас посещают мысли пойти и сдаться, но парни нуждаются во мне, и Максиму я многим обязан. Я не могу его подвести. Я всю жизнь пытался жить по правилам, удерживать парней от того, чтобы они не перешли эту грань. Но бесполезно отрицать то, кто я есть. Хладнокровный убийца. Об этом знает только Максим. Больше никто. Теперь ты все знаешь, — он опускает глаза в пол, и больше не смотрит на меня.